источник яркого света. Кстати, такая картина – посев книг и гравюр выглядела бы очень
недурно между оливковым садом и хлебами. Мне хочется написать ее так, чтобы она казалась
светом во тьме. Да, и в Париже можно подсмотреть кое-что прекрасное.
617
Твое сообщение о выходе в свет цветных литографий с картин Монтичелли с
соответствующим текстом очень заинтересовало и глубоко обрадовало меня. Страшно хочется
их посмотреть. Надеюсь, в их числе будет и репродукция с находящегося у тебя букета – это
первоклассная вещь в смысле колорита. Я тоже не отказался бы как-нибудь сделать несколько
подобных гравюр с моих собственных полотен. Думаю, что для этого подошла бы картина, над
которой я работаю в настоящее время,– «Сборщицы оливок». Вот цвета: земля на переднем
плане фиолетовая, на заднем – желтая охра. У олив бронзовые стволы и серо-зеленая листва;
небо – целиком розовое; все три фигуры – тоже. Картина в целом выполнена в очень
сдержанной гамме. Пишу это полотно по памяти с этюда таких же размеров, сделанного на
месте: мне хочется создать нечто далекое, как смутное, приглушенное временем воспоминание.
В картине всего два тона – розовый и зеленый; они то гармонируют, то взаимно
нейтрализуются, то контрастируют друг с другом. Я, вероятно, сделаю с картины несколько
повторений, поскольку она – результат доброй полдюжины этюдов олив.
Похоже, что я больше не буду писать пастозно; это результат моей спокойной
отшельнической жизни, от которой мое самочувствие улучшилось. В конце концов, не такой уж
у меня неистовый характер: я становлюсь самим собой, когда спокоен. Ты, видимо,
согласишься со мной, когда увидишь картину, предназначенную для «Двадцати» и
отправленную мной вчера, – «Восход солнца над хлебами». Вместе с этим полотном ты
получишь «Спальню», а также два рисунка. Мне очень любопытно узнать твое мнение о
«Хлебах» – к ним, вероятно, нужно долго приглядываться. Надеюсь, ты мне скоро об этом
напишешь, если, конечно, они доедут без повреждений, а у тебя на следующей неделе найдутся
свободные полчаса…
Картину Мане, о которой ты упоминаешь, я не забыл. Идеалом фигуры для меня
остается, как и раньше, мужской портрет Пюви де Шаванна – старик, читающий желтый
роман, рядом с которым роза и стакан с кисточками для акварели и, показанный им на той же
выставке, портрет дамы – уже немолодой, но сделанной в духе изречения Мишле о том, что
«женщина никогда не бывает старой».
Смотреть таким ясным взглядом на современную жизнь, вопреки всем ее неизбежным
горестям, – это и есть утешение…
Мысленно крепко жму тебе руку – собираюсь еще поработать на улице.
Сегодня дует мистраль, но к моменту захода солнца он обычно утихает, и тогда можно
наблюдать великолепные эффекты: бледно-лимонное небо и унылые сосны, контуры которых
на фоне его напоминают восхитительное черное кружево.
В другие дни небо бывает красного или все того же бледно-лимонного цвета,
смягченного светло-лиловым, так что получается изумительно изысканный нейтральный тон.
У меня готов также вечерний ландшафт – сосны на розовом и желто-зеленом фоне.
Словом, скоро ты увидишь все эти вещи, первая из которых, «Хлеба», уже отправлена.
618
Вчера отправил тебе три посылки с этюдами. Надеюсь, что они доедут без повреждений.
В числе их ты найдешь те, что предназначены для мамы и сестры: «Оливы», «Спальня»,
«Жнец», «Пашня с плугом», «Хлеба и кипарис», «Сад в цвету», портрет. Остальные – это
главным образом этюды осени, лучшие из которых, на мой взгляд,– желтая шелковица на фоне
очень голубого неба, а также виды убежища и сада при нем; последний сделан в двух
вариантах. Этюды на полотнах в 30 еще не высохли, пришлю их позднее. Я порядочно поломал
над ними голову: они кажутся мне то уродливыми, то очень недурными. Полагаю, что и у тебя,
когда ты их увидишь, создастся такое же противоречивое впечатление. Их у меня будет с
дюжину, так что посылка получится больше тех, которые я тебе уже отправил.
Невзирая на холод, продолжаю работать на улице и думаю, что это идет на пользу как
мне самому, так я моей работе.
Последний мой этюд – вид деревни, где под огромными платанами чинят тротуар: кучи
песка, камней, гигантские стволы, желтеющая листва, там и сям фасады домов и маленькие
фигурки людей…
Закончил также, вернее, почти закончил копию «Землекопов».
Как ты увидишь сам, в больших этюдах почти нет густого красочного слоя: я готовлю
раствор на терпентине и оперирую цветными мазками и штрихами краски с просветами между
ними. Это создает впечатление воздушности и сокращает расход красок.
620
То, что ты пишешь о моей работе, мне, разумеется, приятно, но я все думаю о нашем
проклятом ремесле, которое держит художника, как капкан, и делает его менее практичным,
нежели остальные люди. Но к чему портить себе из-за этого кровь? Остается одно – делать,
что можешь. Странно все-таки – над полотнами, которые ты вскоре увидишь, я работал
совершенно спокойно, и тем не менее у меня случился новый приступ.
Не знаю, что посоветует мне г-н Пейрон, но заранее предполагаю, что он вряд ли сочтет
для меня возможным возвращение к прежнему образу жизни. Есть опасение, что приступы
будут повторяться и дальше.
Тем не менее это еще не основание для отказа от всякой возможности как-то рассеяться.
Ведь скопление такого количества помешанных в этом старом монастыре – весьма опасная
штука: тут рискуешь потерять последние остатки здравого смысла. Правда, я здесь прижился и
у меня нет охоты перебираться в иное заведение, но ведь надо попробовать и что-нибудь
другое…
Главное для меня – не терять время впустую. Как только г-н Пейрон позволит, я вновь
сяду за работу; если же не позволит, я немедленно удираю отсюда: ведь только работа помогает
мне сохранять душевное равновесие, а у меня куча новых замыслов.
Во время моей болезни шел мокрый снег, который тут же таял. Однажды ночью я встал
и долго любовался пейзажем. Ах, природа никогда еще не казалась мне такой трогательной и
одухотворенной!
621
Отправляю сегодня несколько следующих полотен: «Вспаханное поле» с горами на
заднем плане – то же поле, что в «Жнеце», сделанном этим летом, оно может быть в пандан к
«Жнецу»; полагаю, что обе вещи взаимно выиграют от этого.
«Овраг» – этюд, написанный в день, когда дул мистраль, так что мне пришлось
привалить мольберт большими камнями. Вещь еще не просохла. Рисунок в ней более четкий,
она более красочна, и в ней больше сдержанной страстности.
Это пара к другому этюду гор – летнему ландшафту с дорогой и черной хижиной на
переднем плане.
«Сборщицы олив» – эту вещь я предназначил для мамы и сестры: пусть и у них будет
что-нибудь тщательно отделанное.
У меня готово для тебя повторение этой вещи и этюд с натуры (более красочный и в
более густых тонах).
«Хлеба» – зеленя с лиловыми горами и желтоватым небом на заднем плане.
«Оливы» – зеленый и оранжевый закат (у меня есть еще вариант с фигурами).
То же – нейтральный эффект.
То же.
«Большие платаны» – главная улица, вернее, бульвар в Сен-Реми, этюд с натуры. У
меня есть здесь его повторение, кажется, более отделанное.
«Землекопы» – копия картины Милле.
«Вечерний час» – то же.
Да, забыл еще «Дождь».
Пожалуйста, не смотри эти лещи до того, как натянешь их на подрамники и обрамишь
белым. Вернее, сделай так: сними прежние картины, а новые одну за другой натягивай на
подрамники – только так ты составишь себе представление о производимом ими эффекте.
Судить о них в целом можно лишь при том условии, что колорит их подчеркнут белой рамкой.
Без нее, например, вовсе нельзя смотреть «Дождь» и «Серые оливы». Все эти полотна отчасти
восполнят пробел, образовавшийся после отправки моих вещей «Группе двадцати». Попроси
Танги снять старые полотна и натянуть новые на подрамники – пусть окончательно просохнут.
622 note 101
Я никогда в жизни не работал так спокойно, как над этими последними полотнами;
надеюсь, что ты получишь некоторые из них одновременно с этим письмом. Однако вслед за
тем мною на мгновение овладело отчаяние.
Но, поскольку последний приступ длился всего неделю, считаю бессмысленным все
время думать о том, что он может возобновиться. Во-первых, это не обязательно; во-вторых,
предугадать, когда и как он наступит, все равно нельзя.
Следовательно, надо, как ни в чем не бывало, по мере сил продолжать работу. Скоро я
получу возможность в более или менее теплые дни выходить на улицу и попытаюсь закончить
все, что начато мною здесь.
Чтобы дать представление о Провансе, мне необходимо написать еще несколько полотен
с горами и кипарисами.
Это будут вещи того же типа, что «Овраг» и горы с дорогой на переднем плане – в
особенности «Овраг», который я покамест не отсылаю тебе, потому что он не просох.
У меня готов также вид парка при убежище – сосны. Я убил массу времени,
присматриваясь к характеру сосен, кипарисов и т. д. в здешнем прозрачном воздухе. Во всех
них есть неизменные линии, которые встречаешь на каждом шагу.
Бесспорно, в истекшем году приступы начинались у меня в самое разное время; однако в
нормальное состояние я постепенно приходил лишь тогда, когда начинал работать. Вероятно,
так будет и в следующий раз. Изменить что-либо мы бессильны, следовательно, будем
держаться так, словно ничего не происходит.
Было бы бесконечно хуже, если бы я опустился до состояния моих товарищей по