[164] В какой – он не мог вспомнить, и никаких статей подобного рода в печати тех лет пока не обнаружено. Тем не менее все сказанное Рене Секретаном на этот счет лишено последовательности и убедительности, присущей остальной части его рассказа. Среди множества воспоминаний именно здесь проявляется осторожность человека, который знает, что его слова будут зафиксированы. Так, например, в одном из интервью Дуато Секретан утверждает, что носил рюкзак (с тяжелым револьвером) повсюду, куда бы ни направлялся, – и при этом до отъезда в Нормандию так и не заметил, что оружия там уже нет. В другом интервью он высказывает предположение, будто Винсент стащил у него кольт в тот самый день, таким образом получается, что сам он в этот момент находился в Овере.[165]
В этих неуклюжих отговорках, равно как и в откровенных признаниях, мы слышим голос человека, который всю жизнь скрывал правду, но не мог умереть, не рассказав ее (по крайней мере, бо́льшую часть), чтобы облегчить совесть перед самым уходом.
Версия, будто смерть Ван Гога стала результатом неудачной попытки самоубийства, складывалась на протяжении семидесяти с лишним лет. В первых письменных упоминаниях о выстреле, сделанных непосредственно после происшествия, о самоубийстве речь не идет. Когда Поль Гаше, один из врачей, наблюдавших Винсента, 28 июля вызвал Тео письмом в Овер,[166] он ни словом не обмолвился об обстоятельствах или характере полученной Винсентом травмы, сообщил только, что Ван Гог «ранил себя».[167]
В письмах Йоханне, написанных у постели умирающего брата, Тео тоже никак не указывает на попытку самоубийства и не говорит о своих подозрениях подобного рода.[168] Винсент в его описании печален («Бедняга, жизнь не была особенно щедра к нему»[169]), но не стремится свести счеты с жизнью. Ничто в комнате или мастерской Винсента не указывало на намерение художника покончить с собой. Он не оставил прощальной записки и не навел порядок в комнате.[170] Последние письма Ван Гога полны жизнелюбия,[171] в них много призывных набросков нового жилища художника в Овере.[172] Всего за несколько дней до трагедии Винсент сделал большой заказ на краски и другие художественные материалы, – странный поступок для того, кто планирует покончить с собой, да еще так болезненно относится к тому, что тратит деньги брата.
Кроме всего прочего (и Тео это было хорошо известно), Винсент всегда отрицал самоубийство самым яростным образом. Он называл подобные поступки безнравственными и ужасными,[173] считал малодушными[174] и бесчестными.[175] Даже пребывая в полном отчаянии в Боринаже в 1881 г., Винсент заверял Тео: «Право, не думаю, что я – человек с подобными наклонностями».[176] В письме из Дренте, во время похожего периода глубокой меланхолии, он столь же однозначно выражает свое отношение к самоубийству: «Послушай, сгинуть, исчезнуть – ни с тобой, ни со мной никогда не должно случиться такого, так же как и самоубийства»[177] (подчеркнуто в оригинале).
Тео достаточно хорошо знал брата, чтобы понимать: если бы тот действительно попытался совершить самоубийство, то не стал бы использовать для этой цели огнестрельное оружие, в котором абсолютно не разбирался.[178] С другой стороны, Винсент много понимал в ядах и мог использовать эти знания, чтобы обеспечить себе куда менее хлопотный и болезненный уход. Из всех способов покончить с собой самым «художественным»[179] Винсент всегда считал утопление – только так он угрожал сделать это (единственный раз, в момент крайнего возбуждения).[180]
Первым, кто выдвинул предположение о самоубийстве, стал человек, который не был очевидцем выстрела и не присутствовал при смерти Винсента. 30 июля Эмиль Бернар приехал в Овер для участия в похоронах. Два дня спустя он написал письмо критику Альберу Орье – ему же Бернар за два года до этого прислал крайне беллетризованный отчет об арльской истории с ухом.[181] В письме содержалось первое описание случая с выстрелом и первое предположение о попытке самоубийства: «В воскресенье вечером [27 июля] он [Ван Гог] ушел в поле за Овером, прислонил мольберт к стогу сена и затем ушел за замок, где выстрелил в себя из револьвера».[182]
Что послужило основанием для подобной версии? Бернар утверждал, будто узнал подробности от горожан, в частности от Гюстава Раву, владельца пансиона, где скончался Винсент. Но Бернар и сам был первостатейным выдумщиком.[183] Раву никаких свидетельств не оставил, а Овер к моменту похорон был во власти самых разных слухов. Жандармы уже начали расследовать обстоятельства выстрела и опрашивали очевидцев. Те, кто знал о пребывании Винсента в лечебнице и видел его искалеченное ухо, немедленно допустили связь между членовредительством и самоубийством – более поздние исследования эту связь опровергают.[184] Слухи о самоубийстве достигли такого накала, что местный священник отказался дать на похороны приходской катафалк и не разрешил хоронить Винсента рядом с церковью.[185]
Неделю спустя (7 августа) в местной газете «L’Écho Pontoisien» вышла короткая заметка с опровержением сенсационных слухов о самоубийстве и однозначным изложением фактов, явно оставляя открытым вопрос о несчастном случае:
В воскресенье, 27 июля некий Ван Гог, голландский художник тридцати семи лет, временно проживавший в Овере, в поле выстрелил в себя из револьвера, но, будучи лишь ранен, вернулся к себе в комнату, где и умер два дня спустя.[186]
На деле жандармы, прибывшие расследовать случившееся, изначально могли предположить, что имеют дело со случайным выстрелом.[187] Из бесед со свидетелями они довольно быстро должны были понять, что Винсент не имел опыта обращения с огнестрельным оружием (его никогда прежде не видели с ружьем или револьвером),[188] что он периодически сильно выпивал, что брал спиртное с собой на пленэр, что был неловок и беспечен и, как следствие, легко мог стать жертвой несчастного случая.[189]
Из собственного опыта жандармы наверняка знали то, что впоследствии показали ученые: подавляющее большинство (98 %) самоубийств из огнестрельного оружия совершаются посредством выстрела в голову, а не в грудь или живот.[190] Тот факт, что Винсент немедленно обратился за медицинской помощью, также указывал на случайность выстрела. Человек, твердо вознамерившийся свести счеты с жизнью, скорее прикончил бы себя вторым выстрелом и не стал бы с пулей в животе совершать мучительный спуск с крутого берега, чтобы добраться до пансиона Раву.[191] Куда проще было бы нажать на спусковой крючок второй раз, избежав таким образом лишних страданий. К тому же врачи, осмотревшие Винсента, могли сообщить жандармам, что смертельный выстрел произведен под странным углом и слишком издалека,[192] – первое означало, что пуля вылетела случайно, а второе – что стрелял не сам Винсент, а кто-то другой.
На самом деле главный вопрос, ответ на который должны были бы искать жандармы, не вероятность самоубийства или несчастного случая, а участие в случившемся кого-то еще – исчезновение револьвера и мольберта с красками только усиливали подобные подозрения. Когда в ходе дневных поисков не удалось найти ни одной из вещей Винсента (местные жители тоже ничего не сдали), логично было заключить, что некто спрятал улики или избавился от них либо в момент выстрела, либо сразу после него.
Однако ни логика, ни отсутствие доказательств не помогли опровергнуть изложенную Бернаром мелодраматическую историю о художнике, доведенном до самоубийства, – она так и осталась частью легенды, связанной с именем Ван Гога. Под ее обаяние попали даже непосредственные свидетели событий 27 июля 1890 г. Антон Хиршиг, двадцатитрехлетний голландский художник, снимал комнату в том же пансионе и находился там в день ранения Ван Гога. В 1912 г., двадцать два года спустя, когда Хиршиг впервые зафиксировал свои воспоминания о происшедшем в тот вечер, самоубийство он не упоминал, вспоминал только, как Винсент произнес: «Пойдите за доктором… я ранил себя в поле… выстрелил в себя из револьвера»,[193] – это заявление, как и слова Гаше, можно отнести и к несчастному случаю, и к попытке самоубийства.
И только в 1934 г. – в том же году, когда Ирвинг Стоун запечатлел печальную версию Бернара в романе «Жажда жизни», – Хиршиг засвидетельствовал, что в тот июльский день 1890 г. Винсент намеревался покончить с собой. Заявление было сделано сорок четыре года спустя после событий. «Я так и вижу его на узкой кровати в его чердачной каморке, мучимого страшной болью, – делился Хиршиг в интервью. – „Я больше не мог терпеть, потому и застрелился“» – якобы сказал Ван Гог.