— Правильно! Без туалета мы привыкли, а восемнадцать лет исполняется только раз в жизни! — не оставила мне окна для отговоров истинная глава семьи, на время вынырнув из мрачных мыслей. — Только постарайся на экзаменах как следует, малыш, — не забыла об очень важном и оригинальном напутствии.
— Туалет в доме стал бы для меня лучшим подарком, — не сдался я.
— Нет, — отмахнулась бабушка. — Ты сдашь экзамен и поступишь в хороший университет. Зачем тебе туалет, если ты скоро уедешь? В городе нужно выглядеть как городской житель, чтобы тебя не считали нищим. Купим тебе хорошую одежду и обувь. Потом, когда закончишь университет и найдешь хорошую работу, мы все уедем в город. В туалете нет смысла.
Неплохой план. А Ван Дэи спросила? Вон какая рожа кислая стала — не хочет в город, хочет сельское хозяйство Сычуани на новый уровень выводить. Смирившись с бесперспективностью своего участия в дележе семейных богатств, я принялся глазеть на молодежь на тротуарах и мотоциклах. Нужно играть по правилам общества — бабушка, как ни крути, в Пекине жила, поэтому о Китае всяко знает больше меня. Если говорит «нужно выглядеть как городской житель», значит реально нужно — чмом я быть принципиально не хочу.
Параллельно в душе зарождался азарт, вызванный первым моим успехом в новой жизни. Правильно подсуетился и получил результат — что может быть лучше? Кроме того, пусть я в мистику и не верю, но это — бесспорно хороший знак. «Победителем по жизни» я себя от этого считать не стану, но уверенности определенно прибавилось.
Кроме того, меня начинает подбешивать отношение городских китайцев к деревенским. Выборка не то чтобы велика, но в целом репрезентативна: охранник, доктор-родственник, соседка из «среднего класса» — этого в целом достаточно, чтобы понять отношение подавляющей массы горожан. Помог и китайский полицейский — он-то в городе давно, и, раз счел нужным рассказать нам о своем деревенском происхождении, значит с городским шовинизмом сам сталкивался неоднократно.
Общее представление о моде успешно сформировалось одновременно с приступом решимости сдать экзамен как можно лучше, и с мотоцикла на парковке — удалось «отхватить» местечко поближе — я слезал совсем в ином, чем вчера, настроении. Бабушка Кинглинг неведомым образом это почувствовала и в кои то веки промолчала, ограничившись одобрительными кивками по пути.
Шагая к образовательному центру, я понял, что могу по взглядам окружающих и их внешнему виду отличить городских школьников и родителей от деревенских. Первые смотрели на вторых снисходительно, презрительно или насмешливо — в зависимости от гнилости характера. Деревенские это чувствовали, и вжимали головы в плечи, старались ни на кого не глазеть и вообще «не отсвечивать». Возможно, я просто себя накрутил, но… Да прав я — шовинизм здесь царит чудовищный. Умою!
Аудиторию нам поменяли, место мне — как «подозрительному», полагаю — снова выделили в первом ряду, рядом с персональным «куратором». Не отвлекаемся, игнорируем вообще все, кроме экзамена — сегодня я должен ответить вообще на все вопросы, и нельзя терять ни секунды драгоценного времени.
На столе нашлись привычные бутылка воды без этикетки, две ручки, два карандаша и бланки заданий. Из новинок — воткнутые в разъем стола наушники.
— Возьмите в руки наушники и наденьте их, — скомандовал главный экзаменатор (другой, тощий и высокий) после совсем короткого напутственного слова.
Я надел. Шумоподавление в наушниках отличное — внешний мир совсем не слышно.
— Если вы не слышите того, что я сейчас говорю — поднимите руку, — голос экзаменатора «переехал» в наушники.
Как понять этот вопрос, если «не слышите»? По шевелениям губ? Это тоже часть экзамена, но неформальная, типа проверка наблюдательности? Неудивительно, что руку никто не поднял — либо у всех работает, либо несчастные китайские школьники попросту не знают, что происходит проверка связи.
— Заполняйте первую страницу, — дал отмашку экзаменатор.
Косясь на отсчитывающие последние секунды до начала экзамена часы, я заполнил «шапку» — имя, регистрационный номер и прочее.
— Экзамен по иностранному языку начался. Не снимайте наушники, — велел экзаменатор.
Я перевернул второй листочек, увидев предложения на родном языке с пропущенными словами. Да я это и без наушников заполнить могу, просто по контексту! Но слушал все равно внимательно — два сдобренных легким акцентом женских голоса болтали между собой. Одна из них хотела узнать, как пройти к Эрмитажу, а вторая подробно объясняла маршрут. Не теряя времени, я принялся заполнять пробелы. Легкотня, вот бы и дальше так!
— Можете снять наушники, — скомандовал экзаменатор по истечении двадцати минут. — И приступить к следующему заданию.
Стандартное задание с требованием закончить предложение. «Стакан (пропуск) на столе», варианты выбора — «стоял», «лежал», «отдыхал», «сидел». Немного затупил — «отдыхал» и «сидел» точно неправильно, но, если стакан кто-то уронил, он вполне может «лежать». Горе от ума, блин! Решительно отмечаем «стоял» и не плодим сущности.
Остальные вопросы в этой части экзамена были более однозначными, и я быстро ответил на этот примитив, будучи полностью уверенным в стопроцентном успехе.
Далее шел текст о выращивании ячменя в провинции Сычуань, на основе которого требовалось ответить на вопросы. Все еще легкотня. Следующее задание оказалось интереснее — написать два коротких сочинения размером от двухсот пятидесяти до шестисот слов. Фантазию в нужное русло направляли две картинки — на первой два китайских пацана пекли пирог, а на второй они же удили рыбу. Объяснение под первой требовало написать рассказик о том, как дружно ребята готовятся ко дню рождения одного из них, а под второй — раскрыть как можно полнее смысл поговорки «без труда не выудишь и рыбку из пруда».
Сочинения мне писать в целом нравится, поэтому короткие рассказы дались без труда — следил только за тем, чтобы не ошибаться в орфографии с пунктуацией и использовать побольше синонимов, сложносочиненных и сложноподчиненных предложений, не отказав себе в удовольствии продемонстрировать уважаемой экзаменационной комиссии владение причастными и деепричастными оборотами. Вот уважаемые проверяльщики офигеют! Лишь бы не запутались — они же китайцы, и могут чисто из принципа снизить мой заслуженный балл, потому что чего этот деревенский пацан выпендривается и смущает заслуженных знатоков русского?
На этом задания закончились, а времени осталось еще больше половины. Не давая себе отвлекаться на соседей и поиски знакомых лиц, я кропотливо перепроверял ответы раз за разом, выловив в процессе парочку орфографических и пунктуационных ошибок. Если это не потянет на максимальный балл, значит заработать его попросту невозможно, и я не пожалею нытья для бабушки Кинглинг — да, битая жизнью и зашуганная, но какой-то механизм подачи апелляции и пересчета баллов ведь должен быть? В любой стране есть, и в Китае не быть не может.
Параллельно в голове мелькали воспоминания о том, как прадед пытался учить Ван-Вана русскому. Ох и непросто обоим это давалось! У прадеда болит спина, он склонен к апатии, и быстро терял интерес, обижаясь на тупоумие внука. Ван-Ван в свою очередь быстро зазнался, научившись отличать прошедшее время от будущего, и решил, что этого ему хватит до конца жизни. Пофигизм помножился на пофигизм и органично возвелся в «квадрат». Сам Ван-Ван бы на моем месте едва-едва наскреб бы баллов на «троечку», и то если бы повезло.
Впрочем, я несправедлив — просто прадед очень сильно пожеван бурным китайским политическим процессом, и «пофигизм» его густо замешан на физической боли, горечи утраты совсем другого качества жизни и собственного бессилия что-то изменить. Вот парочка воспоминаний о том, как Ван Ксу тихонько плачет в своей коляске. Ван Ван в эти моменты считал его слабаком, но я понимаю — настолько, насколько вообще такое может понять тот, кто не пережил такие взлеты и падения. Винит себя дед, и не без оснований — во всех бедах всех членов семьи себя винит. Но сила характера у старика на зависть многим — превозмогая боль в искалеченном теле, он лично отвез отравившегося внука в больницу. Дорого ему это обошлось, и за это я его уважаю.
По истечении времени я вышел в коридор, и, зная из воспоминаний Ван Вана о частичном знании бабушкой Кинглинг русского языка, с улыбкой похвастался ей на великом и могучем:
— Я уверен, что благодаря прадедушке справился с экзаменом по русскому языку лучше всех в Сычуане!
Бабушка похлопала глазами, попыталась вычленить смысл и попросила:
— Повторить медленно.
Я повторил как она и просила.
— Ты так чисто говорить русский! — изумилась она и перешла на китайский. — Прадедушка очень хорошо тебя научил, но почему ты скрывал от нас такое прекрасное владение русским?
— Берег в качестве козыря, — выкатил я отмазку.
— Тебе нужно смотреть меньше этих ужасных японских мультфильмов, — приложила меня бабушка за анимешное клише.
Время от времени Ван Ван аниме смотрит, и это для меня полезно — аниме же популярная штука, значит придется обсуждать его с будущими соучениками, чтобы тоже быть популярным.
О, мой заклятый «друг» Лю Гуан со своей бабушкой — тоже русский сдавал, и, судя по роже и завистливому взгляду на только что продемонстрировавшего прекрасное произношение меня, полностью провалился.
— Повезло, — заявила нам его бабушка. — Будь в нашей семье нищий профессор-бездельник, наш малыш справился бы лучше Ван Вана!
Высоко задрав подбородок, бабушка Кинглинг проигнорировала ее слова и повела меня к выходу:
— Признаюсь честно — от этого экзамена я ничего не ожидала. Просто с другими языками у тебя совсем туго, а с русским были хоть какие-то шансы. Твой дедушка не раз говорил мне о том, что даже мой горе-сынок знает русский лучше тебя.
— У отца светлая голова, — вступился я за Ван Дэи.
— Светло там, где пусто, — фыркнула она. — Впрочем, надо отдать ему должное — из Ван Дэи получился отменный крестьянин, и он нашел свое место в этой жизни, — вздохнула. — Жаль, что это место — в деревне! Больше не скрывай свои истинные способности, — строго посмотрела на меня. — С такими навыками дедушка может попробовать побеспокоить некоторых своих знакомых, способных помочь тебе поступить в хороший университет на переводчика. Но это нужно было делать заранее — мы все-таки крестьяне, — раздраженно скривилась. — И помогать нам быстро никто не захочет, несмотря на сохранившееся уважение к моему отцу.