Шагая по территории, мы перезвонили по незнакомому номеру, нарвавшись на очередной дерьмовый контракт и ответив отказом. Достали, где уже что-то нормальное? Посмотрев маршрут до банка в смартфоне, мы сверились с бланком — год обучения стоит около трехсот пятидесяти долларов в год в юаневом эквиваленте. Таки да, здесь коммунизм работает! У иностранцев, по словам бабушки Кинглинг, расценки другие, но нам это неинтересно.
— Но стипендию заработать я все-таки буду стараться, — заявил я.
— Правильно! За такого хорошего студента государство просто обязано платить само! — покивала Кинглинг. — Дай-ка, — отобрала смартфон и позвонила домой, чтобы поделиться радостной новостью.
Легко представить то, как мое зачисление в Цинхуа воспримут в родной деревне. Да там настоящий праздник будет, не говоря уже о ликовании отдельно взятого семейства Ван! «Вот это 'наш» Ван Ван дал! Видали, городские, как деревня может⁈ И это мы еще не напрягались!«. Вроде того. Приятно на самом деле — моральная поддержка дорогого стоит, а еще приятнее то, что в город я уехал, оставив семью в положении самой крутой в деревне. Наше общее будущее выглядит воистину безоблачным! Даже если я не оправдаю надежд учителя Пэна на баскетбольном поприще, из универа меня не выгонят — тут вступают в силу общие правила, по которым прилежно успевающий по учебе студент не может быть изгнан только по желанию обидевшегося на него преподавателя. Но я задницу порву, чтобы таки 'оправдать» — мне это самому на пользу пойдет, равно как и все другие могущие мной быть полученные достижения.
В банке нам конечно же пришлось отстоять очередь, но само составление договора и оплата заняли всего десяток минут. Пока бабушка занималась бюрократией, я думал о том, как получше распорядиться отведенным мне свободным временем. Впереди целый август, и тратить его на полевые работы и постройку дома я совсем не хочу. Не потому что лентяй, а потому что можно потратить его гораздо полезнее. Мечта зовет, мечта бередит душу и нашептывает зловещие предсказания о том, что с сентября мне придется отложить ее на неопределенный срок — на меня свалятся учеба и баскетбольные тренировки. Учитель Пэн совсем не обрадуется, если я стану задвигать уготованный мне им вид спорта ради другого. Здесь мои хотелки побоку — та же ситуация, что и с Цинхуа: «без меня меня женили». Значит нужно сделать так, чтобы мои хотелки обрели мощную опору в виде практического подтверждения полезности смены вектора как для меня лично, так и для университета. И способ обрести такую опору у меня есть, пусть и несколько авантюрный — в спорте и жизни в целом без риска многого не достигнешь. Погуглив куда надо при помощи смартфона, я составил в голове неплохой план. Теперь нужно совершить почти невозможное — убедить бабушку Кинглинг оставить меня в Пекине, не забирая с собой в деревню до начала учебного года. Пока не полезу — некогда, а разговор предстоит долгий и тяжелый.
Есть и другой момент, помимо мечты — я, конечно, твердо и четко решил считать себя китайским пацаном Ван Ваном, но нифига мне не восемнадцать лет — я думаю и веду себя как нормальный мужик средних лет, причем — не китайский, потому что память русского Ивана камня на камне от изначальной личности не оставила. Я — совсем-совсем другой, и такому мне жить на карманные деньги и давать семье оплачивать мою учебу с другими нуждами банально неприятно. Независимость в решениях — это то, чего я хочу. Эта самая «независимость» обретается лишь тогда, когда ты можешь сам зарабатывать себе на жизнь.
Мы получили на руки копию договора с квитанцией об оплате первого года обучения — помимо собственно учебы в «смету» входят право пользоваться бассейном, спортзалом и больницей на территории кампуса. Никакого питания — поддерживать бренную плоть придется за свой счет. Когда вышли из банка на улицу, смартфон ожил — звонил лично Ван Ксу.
— Да?
— Это правда? — спросил он.
— Конечно, мы бы не стали врать о таком, — подтвердил я.
— Молодец! — приложил меня дед. — Теперь самое главное для тебя — не выделяться и не привлекать к себе внимания лишний раз. Будь вежлив, но держи дистанцию — вокруг тебя не будет простых людей, и неосторожно брошенное кому-то из них лишнее слово может стоить тебе всего.
— Я понимаю, — ответил я.
— Вот и понимай, — одобрил прадед и отключился.
Слышавшая разговор бабушка — у нас тут само собой неписаное правило включать громкую связь появилось — покивала, выражая согласие с такой линией поведения.
— А вот сомнения — это плохо, — подумала о семейной репутации. — Нужно сделать фотографию.
У Новых ворот Цинхуа, куда мы прибыли автобусом, бабушка поставила меня так, чтобы было видно табличку с названием универа и сфотографировала с бумагой о зачислении в руках. Результат немедленно был отправлен семье, и мы отправились в отдел регистрации, где мне в специальный «прописочный паспорт» поставили штамп, подтверждающий мое право на время учебы считаться столичным жителем. С паспортом тоже пришлось сфотографироваться — бабушка будет хвастаться, но в свои соцсетки я эту фотку в отличие от той, что с бумагой о зачислении и воротами, я «заливать» не стану — нефиг веселить народ тем, какой ты добравшийся аж до Пекина колхозник.
Комендантом общежития оказалась дородная дама средних лет по имени У Зэнзэн. Перед проходом в ее кабинет пришлось пройти через вахтера-охранника, который подверг нас стандартному прогону через рамку металлодетектора и проверку документов, по итогам которой снизошел указать нужное направление рукой.
Нацепив на украшенный мощной родинкой нос тонкие очки, комендантша почесала собранные в тугой пучок крашенные русые волосы и посмотрела на выданные ей бумаги:
— Из деревни, да?
— Да, уважаемая комендант У, — ответил я, потому что бабушка от такого вопроса поморщилась и замешкалась.
— Впечатляет, — заявила хозяйка общаги и принялась неловко орудовать мышкой украшенного инвентарным номером, надсадно ревущего вентиляторами моноблока. — Куда бы тебя заселить…
— Многоуважаемая комендант У, можем ли мы попросить вас о персональной комнате? — с поклоном спросила бабушка. — Наш Ван — надежда и гордость всей семьи, и мы бы очень хотели, чтобы никто не отвлекал его от учебы.
А так можно⁈ Я уже морально приготовился жить с какими-нибудь дебилами в количестве от одного до трех.
— Это будет дорого, — предупредила комендант. — Триста десять юаней в месяц.
— Огромное вам спасибо, мы можем заплатить такую сумму, — поклонилась Кинглинг.
Класс! Одному жить прикольно, но на совесть лишние триста юаней немного давят по все той же причины: не хочу зависеть от других.
— В таком случае вам будет нужно оплатить эту квитанцию, — комендантша достала из ящика стола бланк, написала на нем мои имя-фамилию, номер комнаты — 703 — сумму и шлепнула печать. — Копию квитанции об оплате занесете мне не позже, чем завтра, — добавила инструкций, открыла сейф и достала оттуда коробку с карточками-«ключами» от электронного замка. — Не потеряй, — выдала мне нужную. — Штраф — пятьдесят юаней.
— Огромное вам спасибо, многоуважаемая комендант У! — поклонились мы с бабушкой, и последняя немного «прокачала» мою репутацию в глазах комендантши, выдав той копченую свиную ногу килограммов на пять, которая весь день путешествовала с нами в чемодане.
— Всего доброго, — снизошла до улыбки комендант, как бы показав повышенное ко мне расположение и добавила. — Я попрошу завхоза выдать тебе новое постельное белье, а вы, уважаемая, если решите переночевать здесь, попросите у нее раскладушку.
В деревенском происхождении есть свои плюсы — всем нравится вкусно покушать.
Глава 25
Комната была ожидаемо маленькой — «квадратов» десять, но имела в себе приятный сюрприз в виде балкона. Раковины, душевые кабины и туалет — общие с соседями, на этаже. В коридоре висят камеры, висят они и на общей кухне. Спасибо, что хотя бы жилое помещение и удобства без них обошлись. Или здесь есть скрытые камеры? Китай же тоталитарный и коммунистический, как утверждают западные империалисты.
Пол комнаты выложен плиткой под светло-серый камень. Стены — бело-серые, все вместе смотрится весьма стильно. Из мебели имеются письменный стол со стулом (белые), шкаф-купе (белый, с большим зеркалом на двери), белая же тумбочка рядом с односпальной кроватью. Еще здесь были комод, настольная лампа и кондиционер. На балконе натянуты веревки, чтобы сушить белье. Стиральные машины — тоже общие, рядом с кухней. Плиты, к моему удивлению, в последней не оказалось, зато нашлись чайники, микроволновки, рисоварки и потребный для жизни комплект посуды. Словом — жить можно уже сейчас. А еще здесь почти все на сенсорном управлении, включая регулировку воды в душе и «выключатели» в моей комнате.
Сгрузив вещи в комнату и утолив первое любопытство, мы с Кинглинг на лифте спустились на первый этаж и по пути к обители пожилой тетеньки-завхоза полюбовались на большую зону для отдыха, оснащенную торговыми автоматами и телеками, уважительно поцокали языками на «коворкинг» с компьютерами, письменными столами и заставленными учебниками по всему подряд шкафами, поахали на спортзал с тренажерами для легкой и тяжелой атлетики. Действительно элитное учебное заведение — сколько денег сюда вбухали даже не представляю.
Оказавшаяся добродушной ровесницей бабушки Кинглинг — впечатление может быть обманчивым, на должности завхоза сам бог велел уметь качественно «пилить» — выдала мне новое постельное белье, такое же с просьбой вернуть — бабушке, и сверху добавила раскладушку, получив взамен сверток с остатками арахиса в карамели и копченую ногу в полтора килограмма весом. Бабушка бы и учителям из приемной комиссии вкусные подарки дарила, но на глазах у посторонних нельзя — могут ошибочно принять такое за коррупцию, не поняв, что это мы от чистого сердца.
— Такая роскошь всего за триста десять юаней! — когда мы вернулись в комнату, порадовалась удачному вложению Кинглинг. — Негоже тебе жить с каким-нибудь богатеньким раздолбаем, который будет пить, курить и водить лишенных чести девок, мешая тебе учиться и разводя грязь.