Ван Ван из Чайны 1 — страница 7 из 41

Глубокие вдохи и выдохи заставили закашляться — мыльной воды нечаянно нахлебался. О, красная мочалка — может хоть ты мне поможешь не трястись? Как всегда, как и везде — помочь не может никто и ничто, всё сам. В голове всплыли обрывки слышанного про Китай в прошлой жизни — в какой-то момент из каждого утюга полезло, вслед за крутым витком политической ситуации. Социал-дарвинизм, мол. Китаец без выгоды для себя ничего не делает, мол. А где иначе? У нас? К черту — люди везде плюс-минус одинаковые. Вот Ваны меня вчера весь вечер удивляли, а сегодня добавили, но удивляться тут нечему. Да, мне повезло, и я родился в нормальной, любящей семье, где было принято поддерживать и беречь друг дружку, но таких как Ваны разве не было? Да у меня каждый второй знакомый с такой пачкой детских травм в голове ходил, что оторопь брала — как он вообще выжить умудрился?

Отстраненные рассуждения помогли, и к окончанию процедур я был почти спокоен. Сдам я эти экзамены, а даже если облажаюсь, смысла переживать все равно нет, потому что ничего уже не исправишь. Сегодня — седьмое, второй раунд — завтра, восьмого. Результаты придут двадцать пятого, а значит после экзаменов у меня будет «зазор» почти в три недели. За это время нужно постараться вжиться в Ван-Вана — процесс идет, как минимум с координацией движений проблем уже не возникает — изучить в меру сил специфику жизни в Китае и постараться не передушить такую хорошую семью. К моменту получения результатов экзамена я должен выбрать универ и профессию — это будет план «а». В качестве плана «Б» нужно выбрать ПТУ и опять же профессию. План «в» — побег из дома в город на подпольную фабрику кроссовок. План «г» оставляем на случай, если из города меня выгонят нафиг уважаемые чиновники и полицейские: без прописки нефиг делать, вали расти чеснок. Подробно этот план продумывать не хочу — слишком от него веет безысходностью.

Закрыв кран, я принялся вытираться красным полотенцем. Прописка, блин! Мне бы в прошлой жизни и в голову не пришла такая нелепость — любой житель России мог спокойно перемещаться из одной ее точки в другую, устраиваться там на работу и даже прикрепляться к поликлинике. Да, формально нужна была регистрация по месту нового жительства, но именно что «формально» — настолько пофигу на нее всем было. Здесь совсем не так — добрая социалистическая китайская власть выставила очень крепкий барьер на пути стремящихся к лучшей жизни крестьян.

Прописаться в городе можно несколькими способами. Самый простой, пригодный в основном для девочек (да знаю я, что мир несправедлив, успокойся уже, Ван-Ван!), это «сочетаться» с городским жителем. Второй — получить образование и устроиться на работу в городе. Третий — для так сказать «свободных художников»: зарабатывать больше определенной суммы. Вот «мои» сестренки, например, если у них попрёт интернет-карьера, смогут эту возможность использовать. Еще крайне желательно не иметь в биографии сильных косяков типа судимости.

Без прописки не берут на городскую бюджетную работу. Без нее нельзя легально купить квартиру. Без нее закрыт доступ в поликлиники, библиотеки и даже спортивные залы — в том числе коммерческие. Без нее нельзя открыть счет в банке — только в сельских филиалах. Без прописки у родителей ребенок не может поступить в городскую школу и даже детский сад. Огромное, вызывающее у меня настоящую оторопь поражение в правах! Что ж, понять Партию можно — китайцев очень много, а крупные города перенаселены. Несправедливо, но рационально.

Усиливается такой интересный барьер тем, что в деревнях хуже школы — нормальные учителя предпочтут работать в городах, если им не нравится копаться на приусадебном участке и наслаждаться сельскими пасторалями. Нет кружков, нет секций, а главное — нет репетиторов и денег на оплату их услуг. Ван-Ван помнил грустную статистику прошлых лет: деревенская молодежь, за прискорбно редким исключением в виде очень одаренных самородков, Гаокао — собственно китайский ЕГЭ — сдает как правило не очень.

Вздохнув, я надел красные трусы и красную майку. Тяжелее всего мне даются «подвешенные состояния». Нельзя спланировать нормально, нельзя подготовиться, и время от этого тянется в три раза медленнее, а на душе скребутся кошки. Неопределенность хуже работы на чесночном поле или в грязном подвале, потому что не знаешь, что будет дальше.

Вытянув руки перед собой, я сжал длинные пальцы и вздохнул. Жаль, что Ван-Ван уже почти взрослый — с такой антропометрией я мог бы попытаться поиграть в теннис сам второй раз за две жизни, и, вполне возможно, достиг бы успехов — сколько вообще в Китае «тир-1» теннисистов? По пальцем одной руки пересчитать можно.

Застарелая боль в душе неприятно пошевелилась, и я прогнал лишние мысли из головы. Про экзамены и выживание в непростых условиях дома Ванов думать надо, а не о давным-давно утраченном.

* * *

Ван Дэи ради такого важного дня нарядился в старенький костюм, и на блестящем в солнечных лучах мотоцикле смотрелся неплохо. Нарядившаяся в красное, украшенное золотыми цветами платье бабушка Кинглинг смотрелась комично, потому что сидела в коляске. Одетый в красные трусы, красную майку, красные носки и школьную форму поверх всего этого я — комсомольский значок с красным флагом поверх золота отчего-то порадовал и немного успокоил — разместился за спиной китайского папы, и бабушка всю дорогу не отрывала от меня строгого взгляда. Да не упаду я, отстань!

По мере приближения к городу трафика на дорогах становилось больше, улучшалось качество дорог и количество машин европейских и японских производителей.

— Правда интересно, что никто даже не догадывается, что эта рухлядь, — посмотрев на меня с улыбкой, Ван Дэи с хорошо считываемой завистью в голосе похлопал ладонью по бензобаку. — Стоит больше, чем все эти «БМВ» и «Мерседесы»?

Точно продать попытается после смерти прадеда, чтобы купить то самое «БМВ» или «Мерседес». Понимаю и не осуждаю, но категорически против — такую технику продавать можно только на грани голодной смерти. Да, вчерашний ужин, согласно памяти Ван-Вана, однозначно «праздничный», и даже курица на столе семейства появляется не чаще раза в неделю, но мы же ни разу не голодаем.

— Очень интересно! — улыбнулся я китайскому папе в ответ.

Ван-Ван бы на моем месте ограничился угрюмым «ага», и поэтому номинальный глава семьи моей вполне искренней реакции удивился.

— Следи за дорогой! — шлепнула бабушка Ван Дэя по коленке.

На фонарях, рекламных щитах — интересно, рекламным агентствам Партия платит за это, или просто выбора нет? — и некоторых домах висели агитационные материалы о важности качественной сдачи экзаменов молодежью провинции Сычуань. Удивило обилие «легкой» техники: мопедов и мотоциклов на дороге было гораздо больше, чем машин. Климат подходящий — можно кататься весь сезон.

Социальное расслоение вносило свою лепту в организацию движения: пешеход здесь вообще не человек, и на оснащенных пешеходными переходами перекрестках никто не обращал на разметку внимания: светофор разрешил ехать, значит едем, а пешеход пусть уворачивается — ему от столкновения всяко больше урона будет. Влияла статусность транспорта и на собственно движение: когда мы ехали по шоссе, отец и другие водители отреагировали на звук клаксона позади нас, приняв вправо и пропустив шикарный лимузин, который клаксоном себе путь и расчищал. Точно так же пришлось пропустить «Феррари», «Ламборгини» и прочие относящиеся к категории «люкс» машины. Члены Партии едут, надо полагать, преданные сторонники коммунистических идей.

— Сейчас сдашь экзамены, потом переночуем в квартире Джи — они сейчас отдыхают на Хайнане, поэтому мы будем совсем одни… — принялся озвучивать планы заскучавший отец.

Так вот для кого в коляске лежат мешочек чеснока, копченый свиной окорок и некоторое количество «закаточек» — для городских родственников по линии глухонемой бабушки. Очень дальних — глава семьи там внук троюродного брата бабушки Жуй, и Ван-Ван за всю жизнь их даже ни разу не видел.

— … Ну а завтра, когда закончишь с Гаокао, сразу же вернемся домой — полагаю, Айминь с девочками оставят нам с тобой не больше двух гектаров…

СКОЛЬКО?!!

Чужая память явила качающие в свете закатных лучей заросли чеснока — соцветия им давать нельзя, вот их нам обрывать и придется, с самого возвращения и до поздней ночи. Крестьянский труд ужасен, и неважно, в Китае деревня или в России — вкалывать все равно приходится от души, от рассвета до заката.

Окраины города Гуанъань — ближайшего к нам крупного города провинции Сычуань — встретили нас стройками. Развивается Китай, сейчас чуть ли не на пике своего экономического развития. Вдали, где-то в стороне центра, над городом возвышались многоэтажные «стекляшки». Аккуратные, чистенькие многоэтажки утопали в зелени, всюду мелькала и шумела реклама. А еще всюду, куда не кинь взгляд, находились люди: куда-то торопились по тротуарам, уворачиваясь от решивших проехаться там, где не положено — или здесь можно? — мопедов, заходили и выходили из кафе и магазинов, покупали мелочевку у многочисленных лавочников — некоторые покупали золотого цвета бумаги, тут же сжигая их в ведрах: память подсказала, что это такой вид «денежного перевода» умершим родственникам и друзьям на тот свет.

В какой-то момент бабушка Кинглинг достала из коляски флажок на шесте и велела мне его держать над головой. Я такой не один — едущие и идущие на экзамен школьники оснащены таким же, и социальное расслоение в своей дорожной части изменилось: теперь приоритет отдавался экзаменуемым и поддерживался мотоциклистами-полицейскими. Китайский папа и бабушка горделиво приосанились, а я удивлялся уровню организации мероприятия и отношению к нему местных: вон там, на газоне, родители какого-то школьника устроились в палатках. Ночевали здесь что ли?

Совсем не удивляли рожи ровесников: бледные, украшенные густыми тенями под глазами (девочки постарались это скрыть пудрами и тональным кремом). Некоторые откровенно плакали, другие не стеснялись блевать — вон тот толстый паренек для этого использует сумочку сидящей за рулем мопеда матери. Ты держись, малой, на Гаокао жизнь не заканчивается.