— 40−0!
Будем надеяться, что соперник от желания выиграть гейм «всухую» пожадничает и ошибется, но рассчитывать на это нельзя — нужно становиться лучше самому, а не полагаться на чужие ошибки.
Краем глаза зацепив трибуны, я увидел скорбное лицо Ли. Даже смартфон убрал, чтобы не фиксировать на видео мой позор. Улыбнувшись, я изобразил на лице недоумение — «чего приуныл-то? Щас все будет!» — и приготовился хотя бы «размочить» счет в первом гейме.
В пару прыжков — Иван так не мог, его ноги были короче! — добравшись до левого угла корта, я отбил мяч «форхендом». Инстинкты русского тренера подсказали бежать вперед и вправо, но я слишком долго думал, и поэтому вместо реализации шанса заработать очко, пришлось в последний момент отбивать мяч «смэшем». Пока мячик летел к алчно глядящему на него сопернику — теперь ему нужно только попасть, и отбить я никак не успею — в моей голове иерихонской трубой взревел Иван:
«Меня здесь вообще нет, малолетний дебил!!!».
Опешив, я даже не стал утруждаться попыткой добежать до просвистевшего по противоположному моему концу корта мяча, переваривая свалившееся откровение. В самом деле — я же не шизофреник! Никаких голосов в голове и тем более — потусторонних сущностей, в моей голове нет и никогда не было! Ну поймал неведомым образом слепок чужого жизненного опыта, ну и что? Это же не «пассажир» в моей голове. Нет никакого «Ивана» — это я сам себя приложил. Какая еще нафиг «задержка между приказами Ивана и их реализацией»? Это я сам вижу и понимаю, что и как делать. Какая нафиг «непривычная для Ивана антропометрия»? Это — мое тело, мои, блин, руки и ноги, и, пусть и без тренировок, но я к них привык настолько, что могу как заправский культиватор стоять на камне одной ногой под струями водопада! Надо будет попробовать, кстати, но эта мысль сейчас не нужна. Короче — зачем я пытаюсь разграничивать «моё» и «не моё», если я — это я, и содержимое моей головы в полном моем распоряжении? Нашелся тут буддийский монах. К черту — у нас тут зона повышенного почитания Конфуция, а значит нужно перестать рефлексировать, открыть душу миру пошире и словить от этого полнейший покой.
Когда я подбросил мяч — в этом гейме подачи на мне — в голове и теле словно что-то щелкнуло, и мешавший мне раньше «пинг» — тоже мне, компьютер нашелся! — испарился.
— 15−0!
Соперник и впрямь поверил в свою полнейшую доминацию, и откровенно удивился скорости, с которой поданный мной мяч ударился о его половину корта и благополучно врезался в сетку, защищающую трибуны. «Эйс» — очко с подачи, без касания мяча ракеткой соперника.
«Просто повезло» — примерно так я расшифровал мелькнувшее на лице немца выражение. Прав — действительно повезло, но не конкретно сейчас, а глобально: три десятка бонусных лет довольно полезного жизненного опыта и набор прикладных навыков на дороге не валяются!
Подбросив ракетку в воздух так, чтобы она сделала пару оборотов, я поймал ее и взял мячик у помощника. Лицо Ли… Вот теперь какое надо — воодушевленное, а сам он поднялся на ноги, чтобы снимать мой дебют было удобнее.
Подбросив мяч, я подал в правый угол корта. Соперник был морально готов к игре на высокой скорости, поэтому успел отбить неловким «бэкхендом». Побежав влево-вперед, я на ходу перекинул ракетку в левую руку и врезал по отскочившему выше, чем Максу бы хотелось, мячу, идеально отправив его в самый угол правой части корта.
— 30−0!
Рука гудит, блин — мне кровь из носу нужна нормальная ракетка к следующему турниру. А еще нужно бить аккуратнее — эта дешевая хрень к таким нагрузкам плохо приспособлена, а мне ей играть еще четыре дня: теперь никаких сомнений в том, что я дойду до финала, у меня не осталось.
На следующей подаче соперник оказался молодцом, и мы «перестреливались» добрые три минуты. Мне такое положение дел нравится больше коротких розыгрышей — с каждой активной секундой на корте тело слушается все лучше, реакция обостряется, а ноги натурально порхают как бабочка. Спасибо за тренировку, мой первый в жизни соперник. Надеюсь, на следующем турнире тебе повезет больше.
— 40−0!
На финальной подаче гейма я решил выпендриться — подав, резко бросился к сетке. «Серв-энд-воллей» — редкая техника, чреватая провалом, потому что легко «контрится» подкруткой мяча, которой владеют все, кто хоть что-то понимает в теннисе. То, что Макс «закрутил» из рук вон плохо — результат растерянности. Немец морально сломался, и «психологическая атака», предпринятая мной чисто ради хороших кадров в смартфоне Ли, добила его окончательно. Душераздирающе-медленно мячик перевалил через сетку по высокой параболе, и ударить по нему для меня не составило никакого труда.
— Гейм!
В расчете.
Обе руки неприятно саднили — кровавые мозоли до завтра зажить не успеют, но я потерплю. Настроение — великолепнейшее, тело наполнено приятной усталостью, травка в тени дерева, под которым мы с Ли улеглись в ожидании машины, дарила приятную прохладу. Баухиния или «орхидейное дерево» — цветок этого дерева присутствует на флаге и гербе Гонконга. То, что дарует нам тень, цветов лишено — не сезон.
Добавлял прохлады и желудок, в котором осело шоколадное мороженое — Ли им предложил отметить мой проход в первый полноценный раунд турнира. Больше два раза за день играть не придется, но и соперники станут сильнее.
— Ты же мог выиграть у того гонконгца еще легче, чем у немца? — спросил друг.
Про второго — и последнего — соперника отборочного тура. Пацан, судя по форме и набору ракеток, был богатенький, но играл из рук вон плохо. На роль безопасного тренировочного манекена подошел отлично — я не торопился и постарался использовать время на корте по максимуму, поэтому сознательно «слил» ему целый сет. Не «всухую», а на этапе «больше-меньше», занявшему аж семь подач. Если бы гонконгец не сдох чисто от недостатка «дыхалки», можно было бы и еще с полчасика поиграть. Зато соперник был очень доволен — на трибунах сидело несколько его друзей и даже девушка, а моя легкая прогулка по бедолаге-Максу, с которым тянуть время было опасно — вдруг переоценю себя и проиграю? — создала впечатление, что я — очень сильный соперник, а значит и сам составивший мне «достойную конкуренцию» «автономный соотечественник» (хех) очень даже крутой.
— Мог, но мне нужно тренироваться, — ответил я, не открывая глаз. — Кроме того — это что-то вроде вежливости, он же здесь живет, а я — гость. Так вышло, что сегодня мне было незачем выкладываться на полную — большего количества очков все равно не дадут, поэтому мы с местным теннисистом просто поиграли в свое удовольствие.
— После первого гейма я думал, что ты проиграешь в пух и прах, — поделился опасениями друг. — А ты… — хохотнул. — А ты раз, и будто стал совсем другим! Сначала такой как…
И принялся восторженно перечислять «как именно я». Мне было приятно — заслуженно же, и я действительно старался. Никогда не понимал тех, кто отмахивается от собственных заслуг, приговаривая «да ничего такого, просто повезло». Я победил, и тем самым заслужил право этим гордиться. Принимая во внимание мой специфический бекграунд, кто-то мог бы назвать меня жуликом, но во-первых, никто и никогда о бекграунде не узнает, а во-вторых — вот этими самыми руками, ногами и головой, которые так-то в большой теннис в полном смысле слова не играли отродясь, я только что как горячий нож сквозь масло прошел через отборочный турнир, победив чуваков, которые в теннис играют не один год — другим ITF-ы нафиг не нужны.
— Может загрузим видео в интернет? — предложил Ли.
— Почему бы и нет, — пожал я плечами. — Только нужно смонтировать, потому что теннис, как бы грустно не звучало, штука по большому счету скучная.
— Если хочешь, могу взять это на себя, — вызвался он.
— Если есть время и желание, — улыбнулся я. — Если не хочешь разбираться — я скину видео сестренкам, у них рука набита.
— Нет, мне интересно разобраться самому, — подтвердил намерение Ли. — А ты заметил, что ты — единственный, кому аплодировали с балконов?
— В самом конце заметил, — признался я. — Как-то увлекся игрой.
В самом деле — едва прозвучал финальный «гейм!», доселе молчащий и почти невидимый мир словно ожил, заголосил звуками двигателей машин, неразборчивыми, но хвалебными возгласами и едва доносящимися аплодисментами проникшихся моим выступлением гонконгцев. Не остались равнодушными и трибуны — пусть и жиденькая, но все-таки поддержка усталому мне была приятна. Да я даже в перерыве между первой и второй игрой почти ничего не слышал и не видел — сидел на трибуне, пил воду и лил ее на неприятно саднящие, тогда еще не кровавые, мозоли, не забывая на автомате поддакивать Ли, который быстро понял, что не надо сбивать меня с настроя и вроде даже не обиделся, быстро отстав.
— Отвлекаться во время соревнований, контрольных и экзаменов нельзя! — с энтузиазмом покивал он.
Айфон Ли запищал, он взял трубку, послушал, ответил «спасибо» и сообщил мне:
— Водитель ждет нас на обочине, на парковке нет места.
Неудивительно — земля в Гонконге дорогая, и на такую штуку как «парковка возле задрипанного стадиона» ее расходовать дураков нет.
— Идем, — поднялся я на ноги и отобрал у Ли мой рюкзак.
Нефиг за мной мои вещи таскать — ты же не слуга, а друг и немного менеджер: воду же наливает. Кстати о воде…
— Только в туалет зайду, — направился я к стадиону.
Целую бутылку после второй игры выпил и благополучно переработал.
Выбравшись обратно на вечерний зной — сокро уже стемнеет, почти прошел показавшийся таким коротким день — я подошел к другу, и мы направились к дороге.
— Неплохо, — оценил я блестящую полировкой, тонированную черную BMW, около которой стоял одетый в форму с фуражкой китаец средних лет, поклонившийся нам и даже открывший для нас дверь. Не лимузин, конечно, но выглядит дорого.
— Спасибо, Чен Йи, — поблагодарил водителя Ли, пропустив меня вперед.
Отдав рюкзак водителю — фига себе сервис! — я удобно развалился на кожаном сиденье и с удовлетворением оценил работоспособность кондиционера на твердую «отлично». Дальше стало неловко — я в пропотевших насквозь футболке и шортах, и после меня точно останутся следы. Впрочем, забравшийся следом за мной Ли выглядел и пах нифига не лучше.