— Вот теперь я узнаю тебя таким, каким ты был раньше — совсем не ценишь того, что мы для тебя сделали! — приложила меня бабушка.
— Сделанное уже вернулось многократно — настолько, что нескольким поколениям Ванов придется сильно постараться, чтобы оказаться нищим фермером в деревне, — откинувшись на спинку, сложил я руки на груди. — Можно теперь побыть нормальной семьей, где никто никому ничего не должен, а все просто любят и поддерживают друг дружку?
— Разве мы с прадедушкой желаем тебе плохого? — «удивилась» Кинглинг. — Почему ты так решил? Даже полному дураку должно быть ясно, что гораздо лучше жениться на молодой и красивой девушке высокого происхождения, чем на нищей старухе из далеких земель!
Пожав плечами, я со скучным лицом показал бабушке поднятый большой палец — «ок!» — отвернулся к окошку. Обиделся.
Ло Канг кашлянул в кулак и попытался разрядить обстановку:
— С таким настроем Ван точно проиграет.
— И будет сам в этом виноват! — не смутилась Кинглинг. — Победы достаются ему слишком легко, и это кружит ему голову! Поражение станет хорошим уроком — может после этого он будет слушать старших?
— После этого я просто разочаруюсь во всем на свете, — парировал я. — И буду общаться со всеми вами ровно столько, сколько необходимо для сохранения семейного лица.
— Только посмотрите на него! — всплеснула Кинглинг руками, чуть не приложив тренера Ло по лбу. — Задумался о сохранении лица после того, как на весь Китай объявил об отношениях с нищей русской старухой!
Запостил, да — а чего тут скрывать?
— Несмотря на общеизвестный факт о наличии у больших людей нашей страны гаремов с любовницами, в нашем обществе все-таки считается не совсем правильным менять партнерш как перчатки, — нахально улыбнулся я бабушке.
Ло Канг удивленно вылупился на меня — видимо не такой уж факт и «общеизвестный». Тоже мне, секрет! Спишем на банальный недостаток кругозора у младшего телохранителя.
— Прошу тебя не упоминать об этом на людях, — попросил Фэй Го.
— Не буду. Просто выиграю назло не желающей понимать меня бабушке и на радость любимой женщине, — заявил я.
— Неблагодарный наглец, — прошипела на меня бабушка. — Уважаемый, остановитесь — пусть лучше Париж мне покажет многоуважаемый Хуэй Личжи!
— Ну вот и отлично! — обрадовался я, пока телохранитель сворачивал на обочину. — Династический брак почти в кармане, а значит я могу спокойно жениться по любви.
— Малолетний идиот! — напоследок выплюнула бабушка в мою сторону и мощно захлопнула за собой дверь.
— Не потеряется? — осторожно спросил тренер Ло, когда мы тронулись.
— Такие не теряются, — отмахнулся я, ощущая стремительный прирост мотивации.
Придется победить — «назло» и «на радость»!
Глава 24
Джокович был шикарен — всего третий раз мы с ним встречаемся на корте, но, как и ожидалось от теннисиста заоблачного уровня, серб успел окончательно разобраться в моих приемчиках и почти совладал с моей «леворукостью». К счастью — именно что «почти», потому что понимать что делать это одно, а воплотить понимание на практике — совсем другое. Хорошо, что соперник не амбидекстр, но к следующей игре против Джоковича мне нужно что-то придумать: полуфинал закончился с очень опасным счетом для меня. Прошел по грани — в очередной раз. Но прошел! Но по грани! Но прошел! Но к следующему турниру нужно что-то придумать! Но прошел!
Спасибо бабушке Кинглинг и Кате — самолично устроенные себе кнут и пряник надежно выбили из головы все ненужное, оставив там кроме желания побеждать дальше только некоторое удивление тем, что трибуны Accor Arena даже на полуфинале оказались заполнены едва ли наполовину. Спасибо местным китайцам, которые обеспечили хотя бы это — две трети зрителей пришли сюда ради меня, и я им за это благодарен.
Руки и ноги привычно ныли, немного ныла спина, прохладный воздух наполнял горящие огнем легкие, окружающие шумы, словно пробившись через пелену концентрации, наполнили голову. Победа! Третья подряд победа над Джоковичем!
— Ван! Ван! Ван! — скандировали французские граждане китайского происхождения.
— Ва-а-аня-я-я!!! — почти чудом расслышал я восторженный писк Кати, взирающей на меня горящими глазами с первого ряда.
Бабушка Кинглинг сидела там же, но через «буфер» в виде Ли и старшего Хуэя, и лицо держала ожидаемо умело — у нас здесь камеры и господин Личжи, которым о наших с матриархом разногласиях знать не нужно.
— Отличная игра, — с улыбкой протянул мне руку Джокович.
— Интереснее прошлых! — улыбнулся я в ответ, пожав потную ладонь. — Спасибо за ценнейшие уроки, мистер Джокович!
— Не благодари! — хохотнул он. — Увидимся в Англии.
— Увидимся! — отозвался я, и мы разошлись.
Хороший мужик этот серб.
Теперь «подход» к камерам — Джоковича снимают одни, меня — другие:
— Прежде всего я бы хотел поблагодарить соперника за очередной урок — благодаря уважаемому Новаку Джоковичу я многому научился, и с нетерпением буду ждать наших следующих встреч.
— Как вам Франция? — спросил журналист французского канала.
Какой жуткий акцент!
— Мне понравился витающий в воздухе запах выпечки. К сожалению, спортивный режим не позволяет мне отдать должное красотам Парижа, но я надеюсь однажды наверстать упущенное.
Вру — нафиг мне эта Франция, если в Поднебесной есть отличная копия Эйфелевой башни? И вообще здесь холодно — середина осени, и я чувствую, как нехорошо царапаются под пропотевшей одеждой ледяные когти. Не заболеть бы.
— По информации нашего телеканала, у отеля вас встретили сочувствующие уйгурам демонстранты, — соврал и журналюга, потому что «не по информации», а из первых так сказать рук: фургончик с логотипом их канала перед отелем имелся.
— А, да? — изобразил я смущение. — Я не знаю французского, поэтому не смог разобрать надписи на их плакатах. Думал, что это мои фанаты, — почесав в затылке, я рассмеялся. — Неловко вышло! А кто такие «уйгуры», кстати?
— Вы не знаете? — вытянулось у журналиста лицо.
— Не знаю, — пожал я плечами. — Извините, меня ждут любимая девушка, бабушка и друзья.
— Неплохой экспромт, — похвалил за ответы на камеру невесть откуда нарисовавшийся рядом со мной Фэй Го.
О, журналюги снимают и что-то строчат в блокнотиках. Будет мой телохранитель в вечернем выпуске новостей злобным коммунистическим куратором, который мешает мне публично горевать о судьбе несчастных уйгуров.
— «Независимая журналистика» — это такой ублюдочный миф, что даже как-то оторопь берет с тех людей, кто в него верит, — поделился я соображениями.
Хоба — перемахнувшая через ограждение Катюша бросилась мне на шею. Ну и пусть ее курточка неприятно холодит тело под мокрой футболкой — душевное тепло гораздо сильнее.
— Ты такой молодец!!! — чмокнула меня в щеку. — А расскажешь мне правила тенниса, чтобы я понимала, что происходит?
А⁈ Я думал ты знаешь!
— Конечно! — улыбнулся я ей, аккуратно поставил девушку на землю, взял за руку и повел к проходу в раздевалку, встретив на пути перебравшихся сюда с трибуны бабушку Кинглинг и Хуэев.
— Прекрасная игра, — отвесил мне комплимент Личжи.
— Хорошо, что победил, — грубо, но с улыбкой (камеры и люди смотрят!) похвалила бабушка Кинглинг, смерив Катю неприязненным взглядом.
А та и не заметила — смотрит только на меня, и в глазах написано такое, что у меня пропали последние остатки сомнений в своем выборе. С такой женщиной мне по пути.
— Не мерзни, — напомнил мне тренер Ло, успевший добраться до нас с тренерской скамейки и набросил мне на плечи одеяло.
Какая трогательная забота!
Катя опомнилась и перехватила инициативу — теперь за руку тащила меня она:
— Точно! А я тебя еще и задержала, — придалась самобичеванию.
Бабушка Кинглинг укоризненно вздохнула, красноречиво посмотрев на меня: «смотри, какая она неправильная — ты тут мерзнешь, а она на шею вешается!».
— Ничего, — улыбнулся я Кате, и мы не настолько дружной, как мне бы хотелось, гурьбой отправились в раздевалку.
Горячий душ частично смыл с меня усталость и как следует согрел. Теплые олимпийка и джинсы надежно укрыли от сквозняка, а работающая в микроавтобусе печка создала приятный микроклимат по пути к отелю. Увы, к механическому теплу добавлялись попытки бабушки Кинглинг накалить атмосферу:
— Катя, Ван говорил, что твой отец — обычный полицейский, а мама — учительница?
Будь девушка китаянкой, вопрос бы прозвучал совсем иным тоном — и то, и другое в Поднебесной является социально уважаемыми профессиями, а в России, увы, не совсем, поэтому вопрос следует понимать так: «Катя, а это правда, что твоя семья нищая?». Именно поэтому Кинглинг и уточнила, что отец Кати «обычный» полицейский, а не например министр внутренних дел.
— Да, многоуважаемая госпожа Ван, — с очень вежливым поклоном и испуганным тоном ответила Катя.
Старший Хуэй незаметно для бабушки подмигнул мне:
— Это хорошие, благородные профессии. Судя по тому, что ты смогла поступить в Цинхуа по квоте, ты хорошо учишься, Екатерина?
— Да, многоуважаемый господин Хуэй, — точно так же ответила Катя и на это.
Ну конечно же Личжи не отказал мне в переданной ему по телефону просьбе убедить бабушку принять девушку, которая мне очень нравится. «Конфигурация» вокруг меня таким образом выстроилась зубодробительная, и теперь вся ее мощь будет направлена на нашу «Госпожу»!
Праздничный ужин в ресторане отеля являлся для меня некоторого рода пыткой: окружающие кушают все, что хотят, а мне нельзя. Впрочем, голодом меня никто не морил — как и в другие дни в Париже, привезли еду из китайского посольства. Блюда — местные, потому что я так попросил, поэтому на столе еда из двух «источников» смотрелась гармонично. Формат заведения не элитный — просто шведский стол с салатами и «перво-вторыми» блюдами, фруктами, мясными деликатесами и колбасами, кускусом, многими видами сыров и яиц, выпечкой и напитками