Глава тринадцатая
Оливеру было неловко. Он посмотрел на гору подарков под новогодней сосной. Не то чтобы он внимательно в неё вглядывался, но всё равно заметил, что на многих коробках стоит его имя. Между тем сам он ничего не приготовил. Как же несправедливо, что ему приходится ломать голову аж над шестью подарками на Рождество, а Джимми Л., у которого нет ни братьев, ни сестёр, всего над двумя!
Оливер не умел дарить подарки. Не важно, размышлял он над ними или нет. Точнее, чем больше Оливер думал, какой лучше выбрать подарок, тем меньше он нравился получателю.
Оливер снял с полки свою копилку в виде стегозавра, вынул пробку и вытряхнул на стол горсть мелких монеток. Потом потряс копилку, засунул в неё пальцы и прощупал изнутри. Так ему удалось выудить ещё два доллара. Оливер посмотрел на свои сокровища – два доллара тридцать шесть центов – и задался вопросом, куда делись остальные сбережения. Да, стоит признать, что он почти каждый день после школы закупался у Мэнни, который бродил со своей тележкой по району и продавал чуррос[20]. Было в этом жареном тесте с сахаром и корицей нечто такое, что Оливер никак не мог им насытиться.
Конечно, двух долларов тридцати шести центов толком ни на что не хватит. К счастью, на два часа у них с Джимми Л. намечен баскетбольный матч, и можно будет с чистой совестью забыть о подарках хоть на какое-то время. Гиацинта сидела в гостиной и что-то мудрила с ниткой и двумя палочками. Заметив брата, она поспешно спрятала свою работу под хвост Франца. Оливер нахмурился. Неужели Гиацинта мастерит ещё один подарок?
Мама стояла на кухне и занималась выпечкой. Она убрала прядь волос со лба, нечаянно припорошив её мукой.
– Оливер, подойди сюда, пожалуйста. Мне нужно скорее приготовить печенье, чтобы завтра я смогла упаковать все свои принадлежности для выпечки. Передай, пожалуйста, один пакет муки.
Оливер открыл дверцу кухонного шкафа, достал оттуда мешок муки весом в двадцать фунтов[21] и с трудом подтащил к маме.
– Я побежал на баскетбольное поле, – поспешно сообщил он, пока мама ещё чего-нибудь не попросила.
– Смотри по сторонам, когда переходишь дорогу. Хорошо? И чтобы через час был дома.
– Ага.
– Оливер, – строго сказала мама. – Через час.
– Если бы мне подарили телефон, тебе не пришлось бы так много переживать, – подсказал Оливер и незаметно ухватил со стола горсть шоколадных капель.
– Я не переживаю, – ответила мама. – И – нет, никакого телефона. У меня его не было, когда я училась в школе, и ничего – выжила.
– Потому что тогда их ещё не изобрели! – парировал Оливер.
Мама прицелилась в него комком теста, и он пригнулся, а потом быстро ретировался к двери.
– Оливер! – позвала мама. – Мне ещё потребуется твоя помощь, так что возвращайся быстрее, ладно?
Оливер скорчил рожу и набросил на себя объёмную синюю куртку, а потом зашнуровал кроссовки, которые его сёстры называли «мерзкими» и «грязными». Он выбежал из дома и помчался к парку. Баптистский хор репетировал рождественские песни, и из открытых дверей церкви лились красивые, глубокие голоса.
Через дорогу от баптистской церкви лежал парк с двумя баскетбольными кортами, детской площадкой и тропинкой, вдоль которой стояли скамейки. Летом старшее поколение сидело на этих скамейках и ворчало на подростков, которые гоняли по газонам на велосипедах. Продавец с тележкой колотого льда звонил в колокольчик рядом с дамой, которая торговала чищеным манго на палочках. Оранжевый плод заманчиво блестел, и когда Оливер вгрызался в его плоть, липкий сок всякий раз стекал ему на одежду.
Зимой в парк заглядывали только хозяева собак, у которых не было другого выбора, и Оливер с его товарищами, которые и дня не могли прожить без баскетбола.
– Привет, Оливер! – крикнул Джимми Л.
Он и их с Оливером школьные друзья уже разминались, нарезая круги по полю. Оливер подбежал к ним, и Джимми Л. передал ему мяч. Оливер понёсся к кольцу, но путь ему преградила Энджи. Энджи победно улыбнулась Оливеру, словно говоря: «Не моя вина, что я такая талантливая!» Она играла лучше всех в третьем и, пожалуй, четвёртом классе.
Ребята толкались и пытались перехитрить друг друга, блокировали подачи и бегали по полю. Оливер обращался с мячом хуже обычного, но, по крайней мере, ему удавалось отвлечься от повседневных неурядиц. Правда, через какое-то время подул сильный ветер, и у Оливера закололо руки от мороза. Он решил, что надо вернуться домой, пока мама не пришла и не опозорила его перед друзьями.
– Ты сегодня прям сам не свой, – заметил Джимми Л.
– Есть такое, – признал Оливер.
– Вы много ещё собрали подписей после того, как мы ушли?
Оливер кивнул, а потом нехотя рассказал небольшой толпе собравшихся вокруг него слушателей о загвоздке с рождественскими подарками.
– Тебе нужен подарок для Изы? – спросил Джимми Л., вскидывая брови.
– Для всех сестёр, – ответил Оливер.
– И для Джесси? – уточнил Дуэйн, расплываясь в дурацкой улыбке.
– Для. Всех. Сестёр.
Каждый мальчишка в параллели Оливера был влюблён или в Изу, или в Джесси. Отвратительно.
– Как насчёт украшений? – предложила Энджи, подбегая к Оливеру. Она только что выполнила безупречный бросок из-под корзины. – Девчонкам такое нравится.
– Ты их не носишь, – справедливо заметил Оливер.
– Они мешают играть, – объяснила Энджи, пожимая плечами, и покрутила мяч на указательном пальце.
Оливер покачал головой:
– У меня всего два доллара и тридцать шесть центов на подарки родителям и всем сёстрам.
Его друзья поморщились. Они наконец поняли, насколько всё плохо, и принялись рыться в карманах и рюкзаках, чтобы пожертвовать на благое дело. Оливеру впихнули уйму всего. Пачку мятной жвачки. Одну монетку в десять центов и три в один. Конфету в выцветшем фантике. Ярко-зелёный механический карандаш с розовой стирательной резинкой на кончике. Пластиковые золотые бусины в форме шестигранников. Камешек с серебристыми точками. Три красные резинки для волос разных цветов и размеров. Тюбик антибактериального геля для рук.
– Ух ты! Спасибо, ребята! – радостно воскликнул Оливер.
– Дело о подарках на Рождество объявляю закрытым, – с важным видом сказал Джимми Л.
Оливер кивнул и рассовал сокровища по карманам куртки. Потом он дал пять всем своим друзьям и отправился домой. «Таких хороших друзей больше нигде не найти, – размышлял он по дороге. – Лишь бы с Байдерманом всё обошлось».
«Сегодня обязательно расскажу Изе про Бенни», – пообещала себе Джесси.
Иза в ту минуту играла на скрипке в подвале, а Джесси сидела на верхней ступеньке лестницы и ставила очередной эксперимент. Она пыталась сделать фруктовую батарейку из лимонов, гвоздей, проводов и монеток.
Иза прервалась и посмотрела на Джесси.
– Тебя не ударит током?
– Нет, конечно. – Джесси сощурилась. – Хотя возможно. – Она пожала плечами, показывая, что её это не волнует.
– Может, сядешь рядом со мной?
Джесси покрутила между пальцев проводок.
– Ты же знаешь, что вероятность того, что я спущусь в это подземелье, – ноль целых пять десятых процента? – ответила она.
– Брось, Джесс, – отозвалась Иза. – Мы, скорее всего, переедем после Рождества. Я хочу разделить с тобой этот момент. – Тишина. – Пожалуйста, Джесс! Разве ты меня не любишь? – жалобно протянула она.
Джесси со вздохом поднялась на ноги:
– Ладно, твоя взяла. Но только потому, что ты нашла моё самое слабое место.
Джесси пошла по лестнице, оглядываясь по сторонам, словно на неё в любую минуту могло напасть чудище с ядовитыми щупальцами и впиться ей в голову. Правда, её страхи рассеялись, как только она спустилась.
– Ух ты! – выдохнула она. – Это… волшебно!
– Знала, что тебе понравится, – самодовольно заявила Иза.
Она проследила взглядом за Джесси, которая медленно обходила подвал, прочёсывая пальцами густой ворс висящих на стенах ковров и аккуратно ощупывая хрупкие серебряные звёзды, подвешенные под потолком. Немного выждав, Иза начала играть нежный концерт Бетховена, и музыка разлилась по комнате, наполняя сердце Джесси теплом. Иза играла великолепно, как никогда, во многом благодаря хорошей акустике в подвале, над созданием которой она трудилась много лет. Атмосфера здесь стояла радостная и светлая, и всё помещение было пропитано любовью.
Когда Иза закончила своё выступление, она опустила руку со смычком, и волшебство немного рассеялось.
– Неплохой тут звук, скажи? – сказала Иза, широко улыбаясь сестре.
– Просто… сногсшибательный, – признала Джесси.
Иза взяла из футляра мягкую тряпочку и принялась протирать скрипку. На самом деле инструмент принадлежал мистеру Ван Хутену и передавался в его семье из поколения в поколение. Он был чуть меньше обычной скрипки, и Ван Хутен одолжил его Изе, пока она не подрастёт. Сначала Иза боялась к нему прикасаться – всё-таки вековая древесина, – а потом набралась смелости и так привязалась к чистому, прелестному звучанию скрипки, что больше не хотела с ней расставаться.
– За все шесть лет я ни разу сюда не зашла, – со стыдом признала Джесси. – Прости, Иза.
Иза склонила голову набок:
– Не за что извиняться. Я рада, что сегодня ты ко мне спустилась.
– Ты так старалась сделать подвал уютным, а я тебе даже не помогала. А теперь он идеальный, и скрипка звучит так сладко…
– Брось, – сказала Иза. – Ты всегда рядом, когда нужна мне. Всегда готова за меня постоять, когда это правда важно. Помнишь Джефферсона Джемисона?
Как же его забудешь! Прошлой весной на школьном концерте Иза исполняла сольную партию на скрипке. Джесси пробиралась за сцену, чтобы пожелать сестре удачи перед выступлением, и невольно подслушала разговор Джефферсона Джемисона с одной из его приятельниц. Джефферсон был «крутым» восьмиклассником, который нико