— Сладких тебе снов с моим участием, — прошептал он ей на ушко. — А завтра сладкого продолжения наяву.
Сашура нарочито громко зевнула и сказала:
— Палашов, я сейчас уже прямо здесь усну.
— Сашка, если бы ты знала, как здорово, что не придётся петь тебе колыбельную!
Их крошечная компашка снова прыснула со смеху.
— Палашов, я вообще ни разу не слышала, как ты поёшь! — возмущённо воскликнула Сашура.
— Женя поёт, — Мила закивала головой, подкрепляя слова. — И на гитаре играет. — Она заглянула ему в глаза. — Да, да. Обязательно попроси его потом тебе спеть.
— Кажется, кто-то тут хотел спать?
С этими словами он отпустил Милу, взял малявку из малявок за руку и повёл в дом. Мила шла за ними, а замыкал процессию Кирилл с чемоданчиком в руке и с упрятанным в чехол нарядом Сашуры за вешалку на плече.
Мужчины проводили девчонок до квартиры. Кирилл передал вещи Галине Ивановне, с которой его познакомила Мила, заодно посмотрел и запомнил, где будет жить его юная подопечная. Спустившись к машинам, мужчины задержались на пять минут, устроив перекур, а затем отправились на пересечение 10-й улицы Соколиной горы с улицей Бориса Жигулёнкова во вторую квартиру, свободную и отданную полностью в их распоряжение.
Когда в одних шортах влажный после душа Кирилл вошёл на кухню, не более одетый Палашов поднялся ему на встречу и шутливо толкнул кулаком в плечо:
— Вспомним молодость?
— Хочешь явиться на свадьбу с разбитой физиономией? Дурака не валяй!
— А ты по морде не бей!
— А невеста что, слепая? Других синяков не заметит, что ли? И вообще, ту молодость, про которую ты говоришь, сейчас ну вот никак не хочется вспоминать.
— Ладно. Посидим немного? Тебя дорога здорово уходила?
— После душа нормально.
Бургасов примостился за столом.
— Есть хочешь? — Палашов открыл холодильник. — Блюдо холостяка будешь?
— Не откажусь.
Жених изъял из холодильника ветчину, яйца, помидоры и начал подготавливать их к отправке на сковороду.
— У нас на свадьбе почти одни дети будут, а нам с тобой их возить, поэтому спиртное отменяется. Будут только безалкогольные коктейли.
— Прекрасное разнообразие! Когда ты в качестве подарка на свадьбу затребовал Сашульку привезти, я понял, что ждать от тебя с твоей зеленоглазкой нормальной гулянки не стоит.
— Предлагаю сейчас по стопочке пропустить за встречу, так сказать.
— Снятие тонуса не помешает.
— Я её за этот год столько выжрал, пока разлуку с Милой преодолевал, что отсутствие водки на праздничном столе будет вязаться скорее с благополучием, чем с некачественным праздником.
— Твоя девчонка кружит тебе голову?
— Ещё как!
— Так какого рожна тебе ещё надо?
Палашов поставил рюмки на стол.
— Ты знаешь, я себя таким богатым как сейчас, ещё никогда не чувствовал. У меня теперь дом, родные существа, сразу куча родственников прибавляется. Спасибо, что помогаешь там, где я сам не успеваю. Как Люба? Сильно на меня рассердилась?
— А ты знаешь, она совершенно не расстроилась. Сказала: «Конечно, поезжай! Не каждый день друзья женятся! А Палашов — тот точно первый и последний раз».
— Прямо так и сказала? — Евгений выстелил сковороду кусочками ветчины и только после этого добавил: — А ведь, наверное, она права на мой счёт. А как у вас…
Он взглянул на друга, и тот кивнул.
— Только ничего не говори пока, а то спугнёшь. Вот молчи и всё.
Палашов улыбнулся довольно и отвернулся к сковороде.
— Я никогда не думал, что ты так детей любишь, — сказал вдруг Кирилл.
— Я сам никогда не думал, — признался Евгений. — Видимо, я прирождённый семьянин и папаша. И когда я встретил ту самую, свою, тогда это и выяснилось. Кстати, о детях. Ты помнишь же, при каких обстоятельствах мы с Милой познакомились? Я могу тебе одну вещь рассказать, хочешь?
— Не спрашивай меня. Хочешь, рассказывай. А нет, так унеси с собой в могилу. Сам знаешь, я трепать языком не буду.
— Я тогда ещё не знал наверняка, будет ли у Милы ребёнок, но был почти уверен. И я пошёл в морг и собрал у Вани Себрова материал для анализа ДНК. Хотел установить его отцовство. И вот когда я его за руку держал, у меня было чувство, что он это я. Очень странное ощущение, которое меня некоторое время преследовало. Меня это дело, казалось бы, несложное, очень здорово потрепало. Так вот. Малыш исключительно похож на Ваню. Настолько сильно, что и без анализа видно. И пока Мила была с ним в деревне, я этот конверт с ногтями выбросил.
— Я бы поступил точно так же. Ведь у тебя нет оснований не доверять Миле, так?
— Так. Я сам настаивал, внушал ей сохранить ребёнка. И теперь он у нас есть, и мы оба его любим.
— Ну и прекрасно.
Евгений выложил яичницу на две тарелки. Бо́льшую часть поставил перед Кириллом. Вынул из холодильника запечатанные пол-литра.
— М-м-м, — оценил Бургасов, сняв пробу, пока друг доставал водку.
Палашов сел напротив него за стол. Распечатал и наполнил рюмки.
— А давай выпьем за встречу и за детей?
— А давай!
Они выпили и замолчали, занятые пережевыванием аппетитной закуски. Тарелки очень быстро лишились своего наполнения. Тогда заговорил Кирилл:
— Почему не спрашиваешь, как мы доехали с Сашурой?
— Нормально доехали. Это же и так понятно.
— Она сама захотела на заднее сиденье. Села по диагонали от меня и сверлила своими глазюками меня всю дорогу через зеркало заднего вида. Рассказывала всякие школьные истории. Самое важное, что я понял за то время, что мы провели наедине в дороге — она осталась такой же замечательной девчонкой, какой была для меня раньше, и я по-прежнему питаю к ней самые нежные чувства.
— Она не виновата, что тебе скоро тридцать, а ей ещё и пятнадцати нет. Чем-то ты зацепил её ранимую детскую душу, раз она выбрала именно тебя для своей первой влюблённости.
— Я не смог поднять эту тему. Что я ей скажу? Она отлично знает, что я теперь женат. Кроме того, кстати, о детях, она совсем ребёнок.
— Она не переболела ещё? Не перегорела?
— Похоже, нет. Судя по её сверлящим глазюкам. И по тому, что она не села рядом, когда я предложил. Но мы не говорили на эту тему. Совсем. Как говорить о таком маленькой девочке со взрослым мужчиной? Вот с твоей невестой она могла бы пообщаться. Всё-таки она посчитала её близкой по возрасту.
— Да. Интересно. Может быть, она что-нибудь расскажет Миле. Я потом спрошу. Пойдём, я тебе приготовлю спальное место.
Они прошли в комнату с детской кроваткой. Мила заранее надела постельное бельё в мелкий голубой цветочек на запасные одеяло и подушку, сложила всё стопочкой, а Евгению нужно было только во всё это облачить разобранный диван, чем он и занялся. Мужчины уселись на него лицом друг к другу.
— Рассказываю последнее, и разбегаемся по кроватям. Помнишь вот это? — Евгений показал на шрам на предплечье, который напоминал Миле мёртвое дерево.
— Да. Это в Москве на тебя напали, когда ты Милу домой отвозил.
— Напали не на меня, а на неё. Чуть не увели прямо у меня из-под носа. Мы тогда больше часа потратили на все оформления. А эти крендели были у Измайловского отдела в разработке. Так что ты думаешь? Только сейчас повестку в суд ей прислали, а меня и вовсе не нашли, я же переехал. Можешь себе такое представить? Уже больше года прошло!
— Ну-у-у, — протянул Кирилл в раздумьях. — Наверное, долго копать пришлось под этого фрукта. Видимо, других подвигов за ним не мало водится. А нападение на Милу — мелочёвка, потому что ты вмешался, предотвратил.
— Так это ещё не всё про ту историю. Я тогда был в рубашке, и этот Кабан, вроде так они его называли, мне её распахал вместе с рукой. В общем, она драная была и кровавая малость. Мила у меня её выхватила, когда я в помойку собирался выбросить. Она мне купила новую рубашку, а испорченную забрала и спрятала. Так вот недавно я её нашёл. Она у неё так и хранится, представляешь? Со следами моей крови и моим запахом.
— У-у-у. Хочу тебя обрадовать, Жека, и поздравить. Вы тоже два сапога — пара. Она такая же чокнутая, как и ты.
— Спасибо, братишка! Ну кто ещё бы мне сказал всю правду, кроме тебя?!
— Ну-у, зато вы удивительно подходите друг другу. И смотритесь вместе классно. Она маленькая и хрупкая, а ты крепкий. Она светлая, а ты тёмный. Но самое главное — целый год продержались в разлуке, а теперь всё равно вместе. Это дорогого стоит.
— Да. Начали с того, что преодолели кучу сомнений и трудностей.
— Всё-таки были сомнения?
— Не забывай, что любовь свалилась на меня, как снег на голову. Я искренне считал, что люблю Любу. Да и Мила вроде как любила Ваню.
— Да и Люба вроде как любила тебя, а я вроде как любил Любу, — продолжил Бургасов. — Лучше уже не думать об этом. Даже мозги следователя перегреваются от всех этих сложных взаимоотношений.
— Вот и не думай. Ложись отдыхать. — Палашов поднялся с дивана. — Пойду приберусь и спать. Спокойной ночи! — И уже выходя из комнаты вдруг обернулся и добавил: — А Сашура вроде как любит тебя. — Усмехнулся. — Мне нравится, что вы больны не мной…65
И вот этот день настал. За ночь облака заволокли небо, скрыв солнце, отняв у дня радостные краски. Но отсутствие солнца на картине дня не имело никакого значения, потому что уже давным-давно Палашов был ослеплён маленьким, личным, но Солнцем с самой что ни на есть большой буквы. Он пережил столько безрадостных дней, что никакое временное отсутствие небесного светила на небосклоне не могло повлиять на расположение его духа в столь знаменательный день.
Ещё летняя по сути погода диктовала условия к форме одежды. Он надел брюки от чёрного костюма и белоснежную рубашку с длинным рукавом, но оставил в шкафу пиджак. Выбритый, надушенный, причёсанный, при серебристом галстуке он предстал перед Кириллом. Тот поднял большой палец вверх и изобразил второй рукой присыпочку. Сам он оделся похоже, только брюки серые, а рубашка голубая, расстёгнутая на верхнюю пуговицу.