ятались за стеллажами. На чумазых ценниках местами красовались ошибки, а, чтобы разглядеть цены на товары на дальних полках, неплохо было бы иметь с собой бинокль. Возле раскладки печений и конфет топтались два деревенских мальчишки. Они обсуждали, взять ли им упаковку печений или пачку сигарет. Так и не решив, они ни с чем вышли вон. За прилавком стоял невысокий и несимпатичный армянин с грязными под ногтями руками и с серым помятым лицом, какое часто встречается у деревенских жителей. Одет он был небрежно и смотрел на незнакомых покупателей недружелюбно.
— Хлеб у вас есть? — спросил Палашов у продавца, так и не найдя этого продукта на стеллажах.
— Только черный. Завтра надо приезжать, да? — ответил тот с характерным выговором.
— Завтра не получится. Потом есть почему-то сегодня хочется. Ладно. Давайте, какой есть. Буханку.
«В интернациональное кавказское государство превращаемся, — подумал следователь, — уже до русской деревни добрались. И, конечно же, торгуют. Свой мужик пьяный на печке спит, а эти ребята работают. Пропадут без работы, а мы без них пропадём. Кто будет деревню снабжать продуктами?»
Он не раз сталкивался и с теми «симпатичными» парнями, которые, не зная, чем заняться на родине, покинули её и успели накуролесить здесь, в новом месте обитания. А также и с местными парнями, которые пытались надрать задницы тем, что накуролесили, и сами попадали в неприятные истории, выходящие за рамки закона. Этот тип явно пытался заработать честным путём, и это заслуживало всяческого уважения. Правда, угнетало то, что в его лавчонке было весьма грязно. Но Палашов превозмог брезгливость и попросил ещё варёной колбасы, курицу, печений, яиц, масла, сыру, пару килограммов картошки и пачку макарон. И пару пачек сигарет. И одну шоколадку.
— Мил, что-нибудь еще нужно? Может, муки или сахара? Чая?
Девушка, всё это время изучавшая ассортимент, подошла и взглянула на отложенные продукты. Она попросила дополнительно гречку, рис, геркулес, томатный соус, муку, которые нерасторопно по очереди были положены перед ней.
— Пожалуй, всё.
В это время в магазин вошли две пожилые женщины, поздоровались, на лицах их выразилось повышенное внимание к незнакомцам, тут же им ответившим. В деревне принято здороваться со всеми. Пока Палашов расплачивался, Мила складывала продукты в сумку. Места не хватило, и она загрузила вторую.
— Я понесу. — Он забрал у девушки сумки и пошел вперёд к машине. — Нет ли тут где ещё магазинов?
— Есть, но нужно ехать дальше, в посёлок.
Возле машины крутился прилично одетый низенький мужчина. Вероятно, москвич, дачник. На лице его изобразилось смущение, смешенное со злобой.
— Здравствуйте, у меня к вам дело, — выпалил он без пауз.
— Минуточку.
Палашов открыл машину, поставил сумки в багажник, усадил в неё спутницу, а уж после всего этого повернулся к ожидающему мужчине.
— Представляете, у меня какие-то сволочи бензин слили! — Он рьяно жестикулировал, и на лице его выражалась досада. — Напротив его дома, — он указал на магазин, — на ночь машину оставил, а утром прихожу: крышка с бака сорвана, машина не заводится. Всё до последней капли высосали. Никому нельзя доверять! Может, поможете? Перельём маленько из вашей? Мне только до заправки доехать. Я заплачу.
— Вы в Москву уезжаете?
— Да, сына отвожу.
— А где ваша машина?
Мужчина показал вверх по дороге, и Палашов вспомнил, что эта машина стояла на обочине, когда они проезжали.
— А вы из этого села?
— Нет, мы из Спиридоновки.
— А-а-а… Ну, ступайте. Я сейчас к вам подъеду.
— Спасибо, — обрадовался мужчина и поспешил к своей «Ауди».
Евгений Фёдорович сел за руль и повернулся к Миле, которая не сводила с него тревожных глаз и явно хотела что-то сказать.
— Это Васьки Леонова отец.
— Так я и знал, что они не уехали, а просто спрятались от меня. У него из машины, пока она ночью стояла возле дома продавца, слили бензин. Сейчас мы к ним подъедем. По иронии судьбы я буду им бензин переливать. Ты сиди спокойно, как ни в чём не бывало.
— Хорошо.
Голос девушки прозвучал твёрдо, но по тому, как руки её перебирают складки на футболке, в которую она одета, Палашов понял, как она взволнована.
Они аккуратно подрулили к «Ауди» задним ходом. Крышки бензобаков удачно совпали, оставалось только найти резиновый шланг, чтобы перегнать бензин. Палашов вышел.
— У меня девяносто второй. Подойдёт?
— Выбирать не приходится, — развёл руками мужчина, — подойдёт.
Палашов нагнулся и заглянул в машину, где на переднем сиденье распластался блондинистый молодой человек с не слишком выразительным лицом и только чуть широковатым носом, украшенным тремя мелкими веснушками. В лице его была какая-то тупая нахальная уверенность. Наверное, в собственной безнаказанности. «Так. Замечательно! Улизнуть хотел, голубчик! Не тут-то было! Не судьба! Спасибо тебе, армяшечка, что бензин слил!»
Следователь ни на секунду не сомневался, что бензин слил сам армянин.
— Есть у вас шланг? — спросил Палашов у озабоченного папаши, роющегося в багажнике.
— Был, кажется. Ищу.
— Пока ищите, я потолкую с вашим сыном.
Тот не успел ответить, как следователь уже открыл дверь и уселся на заднее сиденье в «Ауди».
— Ну, здравствуй, Василий Леонов!
Молодой человек обернулся, недоумённо глядя на незнакомца, так бесцеремонно забравшегося в чужую машину прямо при хозяевах, да ещё без их разрешения.
— Здрасьте…
— Не удивляйся, дружок. Мне стесняться нечего — я Ваньку Себрова не избивал. Будем знакомы. Следователь Палашов, Евгений Фёдорович. Мне, Василий, серьёзно с тобой поговорить надобно. Придётся тебе со мной назад до Спиридоновки прокатиться. Отец твой пусть тебя здесь ждёт. Я тебя ему привезу.
Сначала Василий сузил глаза, когда услышал, с кем имеет дело, зрачки только расширились, а потом он беспокойно заёрзал.
— Бегать не надо. Нечего усложнять жизнь ни себе, ни другим. Расскажешь мне всё, а потом спокойно поедешь с отцом. Придёт повестка — явишься в суд. Отцу тоже всё расскажешь, но после. Сейчас скажешь ему, что мы с тобой старые знакомые и у тебя со мной осталось незавершённое дело, понял? Мне не нужно, чтобы он сейчас лез к нам со своим жизненным опытом. Хорошо? Ничего не бойся. Ты, возможно, и не пострадаешь. Ясно? Только спокойно, всё начистоту. Договорились?
Василий кивнул. Они дружно вышли из машины.
— Я нашел кусок шланга.
— Отлично! Мы с Васей старые знакомые. Такая неожиданная встреча! Я дядя Милы Кирюшиной.
— Отец, я забыл в деревне кое-что важное, потом тебе расскажу. Меня сейчас Евгений Фёдорович подбросит туда и обратно, хорошо? Я быстро.
— Ладно, — пожал плечами отец, — только не долго. Но вы сольёте бензинчику-то?
— Да-да, конечно.
Евгений Фёдорович открыл бак, опустил конец прозрачного шланга в него, а за другой конец потянул ртом воздух. Когда бензин пошёл, он быстро опустил второй конец в бак «Ауди». И сплюнул.
— Фу, гадость какая! Как только нефтяники нефтью умываются?
Через минуту он вытащил шланг из «Ауди», а после — из «девятки», и отдал владельцу.
— Теперь, думаю, до заправки дотяните. Очень кстати вы с собой его возите.
— Научен горьким опытом. Спасибо. Надеюсь, что дотяну.
— Ну, всё, Васька, прыгай в машину! — Палашов открыл ему заднюю левую дверь.
Васька так и сделал. Тут только он заметил, что всё это время Мила была в машине следователя на переднем сиденье, и сильно встревожился. А Палашов подумал, наблюдая за Василием в зеркало заднего вида: «Надо заехать к армяшечке, сказать, чтобы не увлекался опустошением чужих баков, а то придётся мне им лично заняться».
— Василёк мой, Василёк, что, папанька не знает ничего?
— Да. Он думает, у меня срочные дела, связанные с институтом.
Палашов завёл «девятку», и они тронулись в путь. Следователь усмехнулся:
— А у тебя срочный побег, связанный с преступлением. Но что-то ты затянул его. Сейчас мы в Спиридоновке с тобой поговорим, напишем протокол, я тебя отвезу обратно к папеньке, вы сядете в «Ауди» и укатитесь в Москву, где ты ему торжественно и поведаешь о своих срочных делах, связанных с институтом. И другим студентам чтобы ни слова! Ты меня понял? Мне надо, чтобы ваши показания были одинаковыми, и в них была бы правда и ничего, кроме правды. Усёк?
Палашов строго поглядел на испытуемого. Тот, казалось, был согласен на всё. Дальше они молча бороздили российские холмы, пока, наконец, не подъехали к Милиному дому. Девушка открыла ворота, машина въехала, все прошли в дом.
— Мы разместимся у вас на террасе? — официально обратился следователь к Миле. Она только пожала плечами. — И, пожалуйста, оставьте нас. Я позову потом.
Когда Мила скрылась на втором этаже, Палашов принёс чемоданчик, достал бумагу и ручку, устроился напротив Василия и начал:
— Пожалуйста, расскажи с самого начала того рокового вечера, что ты делал, видел и слышал. И ответь на все мои вопросы. Предупреждаю тебя, что за дачу ложных показаний наступает уголовная ответственность по статье триста седьмой уголовного кодекса, а за отказ от дачи показаний — по статье триста восьмой. Штраф, исправительные работы, арест до трёх месяцев. И ещё — болтать обо всём, что тебе станет известно из уголовного дела, недопустимо. Статья триста десятая. После я возьму с тебя подписку о неразглашении. Понятно? Отнесись серьёзно. Итак, твоё полное имя?
— Леонов Василий Николаевич.
— Дата рождения. И сколько полных лет.
— Э… Четырнадцатое декабря тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Полных — восемнадцать.
У Евгения Фёдоровича урчало в животе от голода, и организм со страшной силой требовал никотина, но обстоятельства сводили на нет эти плотские желания. Ручка плясала краковяк по белой бумаге формата А4.
— Где и с кем проживаешь постоянно?
— В Москве, с отцом и матерью.
Молодой человек назвал точный адрес в одном из спальных районов столицы.