— Красавица, пойдём с нами, развлечёмся.
От него пахло пивом, сигаретами и какой-то резкой туалетной водой. Девушка почувствовала прилив тошноты и головокружение. Она растерянно оглянулась на Палашова. Шлепок сумок об асфальт возвестил о его осведомлённости. Мужчина рванулся к уходящей и увлекающей за собой оглядывающуюся Милу компании. Пять шагов оставались между ними, когда он громко потребовал:
— Эй, мужики, девчонку мою оставьте!
«Мужики» остановились и обернулись к нему. Тот, что удерживал Милу одной рукой, сказал:
— Чувак, что, правда, она у тебя ещё девчонка?
— Да. До свадьбы берегу. — Палашов сохранял ледяное внешнее спокойствие и даже улыбался, хотя в душе у него зрел гнев. — А вы чего прогуливаетесь посреди рабочего дня? Не работаете, что ли?
— Мы в отпуске! Хотя тебя это не касается! Скажи лучше вот что: любишь свою куколку?
— Не то слово!
— Так пойдём вместе развлечёмся! Если хорошо попросишь, будешь первым!
— Не-а! — Палашов продолжал улыбаться. — Буду первым и единственным! Отвалите, ребята!
— А если не отвалим?
— Порву всех пятерых, — невозмутимо и весело ответил следователь, будто речь шла о каком-то невинном пустяке.
Один из «мужиков» не выдержал издевательского тона, взял за горлышко бутылку, ударил о заборчик и пошёл с рваной розочкой на мужчину, приговаривая возмущённо:
— Да я тебя, гнида, сейчас сам порежу! Ещё скалится, зараза!
— Стой, Кабан! — выкрикнул удерживающий Милу хулиган.
Но Кабан уже подошёл на расстояние вытянутой руки и махнул острым осколком, рассекая рубашку и кожу предплечья на руке Палашова. Мила громко вскрикнула, и в то же мгновение нападавший был схвачен за вооружённую руку, скручен спиной к раненому, а оружие было приставлено к его горлу в его же собственной руке.
— Мужики, я слов на ветер не бросаю! Валите подобру-поздорову! — Палашов сделал очень грозное лицо. — И чтобы больше я вас здесь никогда не видел! Ясно?
— Понял! Понял! — неохотно ответил за всех тот, что удерживал Милу уже двумя руками. — Забирай свою красотку!
Он отпустил девушку, и та метнулась за спину защитника. Когда девушка была в безопасности, Палашов потребовал:
— Извинись перед девушкой! Это дело принципа!
— Извини, красавица! — усмехнулся Милин обидчик, а потом, отвернувшись в сторону, буркнул про себя вслух: — Вот м…!
Палашов, конечно, это услышал и не остался в долгу:
— Спасибо за комплимент! Это лучшее, что я мог от тебя услышать!
Следователь освободил скрученного им заложника, предварительно изящно избавив его от опасного предмета. Затем резко ударил его ребром ладони между шеей и плечом по сонной артерии, и тот повалился на асфальт, как мешок, рядом со своим импровизированным оружием. Остальные развернулись и бросились наутёк, но в два прыжка Палашов догнал того, что имел наглость сцапать Милу, и поставил ему подножку. Тот грохнулся на асфальт всем прикладом. Трое последних сверкали подошвами. Следователь не стал их догонять. Он наступил ногой на поясницу обидчика и обратился к Миле:
— Где ближайший таксофон или опорный пункт милиции?
— В соседнем доме участковый пункт.
— Вот сволочи, ничего не боятся, прямо под носом у участкового нападают! Беги туда, надо наряд вызвать.
Мила кивнула и тут же побежала в сторону белого блочного дома, густо прикрытого деревьями. Палашов в это время поднял на ноги поверженного негодяя и треснул ему по морде, но не дал ему упасть, а подвёл к Кабану и посадил рядом на асфальт, отшвырнув осколок бутылки ногой подальше в сторону.
Девушка вернулась через пять минут с участковым, который забавно семенил с ней рядом.
— Наряд уже едет. Что стряслось? — поинтересовался усатый, круглый дядечка лет после сорока, в милицейской форме, но без фуражки на голове, оглядывая распластанных на асфальте парней.
Мила кинулась к Евгению, он взял её к себе под раненное левое крыло (тут она увидела порванную рубашку и проступившую кровь). Другой рукой Палашов вынул удостоверение и протянул участковому.
— Вы в курсе, что у вас тут под носом посреди рабочего дня пяток агрессивно настроенных бедолаг разгуливает вполне работоспособного вида?
— А! Слышал о них. Это не нашенские! Их Измайловский разрабатывает.
— Вот эта сладкая парочка из их числа. Имейте в виду, они и у вас по району разгуливают. Повлияйте как-нибудь, чтобы их побыстрее разработали, а то у меня в вашем районе вот, — он кивнул на напуганную Милу, — очень важный свидетель, которого они только что, посреди бела дня, чуть не сцапали. Давайте сейчас наряд приедет, мы показания дадим, и отпустите нас, пожалуйста, побыстрее.
Через час они вышли от участкового. Палашов развернул Милу к себе лицом.
— Слушай, девочка, ненароком я подумал, что ты и вправду решила пойти поразвлечься с ними.
За такие слова Мила наградила его звонкой пощёчиной.
— Издеваетесь? — Голос её дрожал. — Мне так плохо, а вы ещё издеваетесь?
Она сама обняла его прямо с сумочкой и тубусом в руках и спряталась у него на груди. Вот так номер! Он тоже обнял её и замер, боясь пошевельнуться и испачкать в крови.
— Испугалась? Тебе лучше?
Она подняла голову и ответила с мокрыми от слёз глазами:
— Да. Уже лучше. Меня чуть не стошнило от его запаха.
— Вот и надо было на него блевануть.
— И я боялась потерять сознание прямо в его лапах. А ещё, когда второй набросился на вас, я решила: всё, конец! А вы ещё издеваетесь!
— Чёрт! Вот мрази! А если бы меня не было? Тебя привёз бы какой-нибудь дядя Вася и уехал.
— Я бы упала в обморок, меня бы изнасиловали, и я бы умерла. Ко мне не часто подходят пятеро мужиков и уводят с собой!
— А ты что, глупышка, испугалась за меня? Ты же сама хотела сперва меня застрелить, потом сжечь, потом соблазнить, а теперь ещё подставить.
Она разозлилась и попыталась его оттолкнуть от себя, но он не выпускал её из объятий.
— Ну, а сами-то вы, чего сделали?
— Предупредил преступление, не превышая мер допустимой самообороны, задержал их. А ты хотела, чтобы я их и правда порвал?
— Да вы, пожалуй, могли бы! — Она предприняла ещё одну попытку освободиться. — Отпустите меня! Или вы тоже задумали со мной поразвлечься?
— Да я уже два дня с тобой развлекаюсь. Не соскучишься!
Он выпустил пташку с явной неохотой. А она, получив желанную свободу, чуть не упала.
— Наверное, это я их притянул. У меня дар такой. А, может, по закону, когда неприятности и беды все валятся в одну кучу. Закон чёрной полосы. Зато теперь ты знаешь, как я получаю свои шрамы.
Он сходил за сумками, которые пришлось убрать обратно в машину на время, пока они объяснялись в опорном пункте, и они отправились в подъезд. Когда ехали в тесном разрисованном лифте до седьмого этажа, Плашов заметил, что Мила никак не отойдёт от испуга и по-прежнему обижена на него. Тогда он решил попытаться разрядить напряжение:
— Прости, набросился на тебя! Сам перенервничал. Ты просто не готова к сопротивлению. Смотри, у тебя, кроме меня… а ты явно понадеялась на меня, и это приятно, значит, ты мне доверяешь, но у тебя ещё в распоряжении есть локти, ногти, каблуки, пронзительный женский голос и острые коленки, чтобы бить по яйцам. Только умоляю, хоть соблазн велик, не тренируйся сейчас на мне!
Мила улыбнулась.
— Ну вот! У тебя очень красивая улыбка! Рад её видеть. Это всё отличное женское оружие. С таким набором можно неплохо изуродовать наглого мужика. Ещё есть ноги, чтобы убежать. А самое сильное средство — улыбка. Им можно просто обезоружить, например, меня. Нам сейчас ещё один бой выдержать, а там временное перемирие не за горами!
Лицо девушки опять погрустнело.
— А теория со скромным одеванием не сработала. Я одета куда уж скромнее, а они меня всё равно сцапали.
— А я тебе говорил о твоей нетелесной привлекательности.
Когда они приехали на этаж, Палашов спросил, выйдя из лифта и глядя на выходящую следом девушку:
— Куда идти?
Перед ними была зелёная стена, правее проход в коридор, но Мила завернула налево, а потом ещё раз — налево, и пошла прямо по коридору, заканчивающемуся окошком. Он шёл за Милой, минуя чередующиеся двери, и остановился рядом с ней возле коричневой металлической двери справа. Чуть подальше к окну оставалась последняя дверь с противоположной стороны. Мужчина взглянул на девушку и поставил сумки возле стены. Белую сумочку и тубус он выхватил и пристроил сверху. Неожиданно взяв Милу за предплечье, он повлёк её обратно по коридору на лестницу. Она едва успевала переставлять ноги со ступеньки на ступеньку. Пройдя один пролёт вниз, он остановился на площадке, поставил девушку к зелёной стене спиной и оградил с двух сторон руками, опершись на стенку ладонями. Она смотрела на него ненастным взглядом.
— Не бойся, я не намерен тебя целовать. — Его дыхание, наполненное застарелым запахом сигаретного дыма, шевелило её волосы. — Я хочу узнать у тебя, почему ты не спросила, куда я тебя веду? Ты что мне слепо доверяешь?
Она кивнула. Голос его стал строгим.
— Так нельзя! Я уйду через пару часов, а ты останешься. Ты должна защищаться самостоятельно! Ты не только можешь защитить себя, но и окружающих. Я знаю, ты отчаянная сильная девчонка! Это моё присутствие делает тебя слабой, правильно?
Мила кивнула. Голос его смягчился:
— Милая моя, хорошая, стань снова самостоятельной! Ради самой себя. Спрашивай, куда тебя ведут! Защищайся, когда обижают! Вмешивайся в обстоятельства! Твори сама свою судьбу! Не бойся ничего! Руби дрова, чтобы щепки летели! Не бойся никого обидеть! Ведь это твоя жизнь! Жизнь! Оступайся, ибо ты оправишься и пойдёшь дальше! Ты одна сможешь постоять за себя! Я в тебя верю, поэтому покину тебя сегодня! Ты меня поняла?
Она кивнула. Но её глаза и весь вид не внушал уверенность. Он признался:
— Меня пугает твоя реакция, ведь я ужасно боюсь повтора сегодняшнего происшествия, когда меня не будет рядом.