— Сейчас пойду, они, пока я сюда шел, уже к тому месту пришли по реке. Завтра итить поздно будет.
— Ну смотри, тебе видней. Нам за день знать надо, не позже. Тогда уйти люди в тайгу смогут спокойно.
— Объявить надо, чтобы все готовы были. Еще лучше, уже завтра чтобы уходили. Видел я чужих, страх божий!
— Где видел?
— В трех днях от нас, в ручье глину копают.
— Глину, говоришь, копают? Нет, сынок, это не глину, это наверняка песок золотой моют. Так они что, по пути к нам стоят? Ну-ка расскажи, что за люди?
Кольша, как смог живописно, рассказал.
— Это каторжные, беглые зэки, спаси их, Господи, пропадут люди…
— Беглые? Как наш кузнец?
— Да, Кольша.
— Нет, я их видел, они жуть как страшные, все разрисованные, как дьяволы, дымом дышат…
— Все люди разные, Кольша, но внешний вид — это не главное, это то, в чем они меньше всего повинны. Видел наш родник? К нему не пробраться, как зарастает вокруг, а пробьешся сквозь заросли — там вода как слеза чистая. Так и люди, особливо те, кого другие люди на лишения осуждают. В острогах да лагерях поневоле они на душу свою броню надевают, бывает, что не только другие, а сами потом ту душу найти не могут. А она есть, есть, чистая, как вода родниковая, только добраться до нее уже не просто. Сил на то потратить надо много, а их порой у горемык этих уже и нет. Помогать им надо. Ты, Кольша, беги, упреди их про сыск, может, успеют уйти…
— Хорошо, — только и сказал Кольша, еще не совсем понимая смысла сказанного старостой. — Упрежу. Пошел я. Только перекушу да картохи возьму в дорогу.
„Хорошо, хоть про еду вспомнил“, — подхватился Арчи и рванул вперед хозяина на свой двор. Там не одна краюшка у умного пса заныкана на черный день…
К вечеру Кольша был уже далеко от деревни, ночевку устроил, как стемнело, на берегу ручейка у огромной лиственницы, ствол которой молнией пробило так, что он выгорел изнутри, а снаружи почти целехонек. Небольшой лаз среди мощных корней Кольша еще прошлый раз заприметил. В этот раз решил посмотреть, что там внутри этого здоровенного, в пять обхватов, ствола. Но это утром, а сейчас спать. Костер не зажигал, опасался. Да и незачем было. Тепло, а перекусить и холодным пирожком можно. Бабушка напекла в дорогу, такие вкусные…
Арчи, покрутившись вокруг, устроился рядом с Кольшей, и они уснули.
Утром Арчи носился по лужайке как угорелый, купаясь в росе. Роса выпала очень обильно. Хорошо, дождя точно не будет, хотя небо и заволокло облаками. Кольша умылся в ручье, перекусил и решил посмотреть, что там за лаз. Он осторожно, на четвереньках, стал протискиваться между корневищами и хоть и с трудом, но пролез внутрь. Там было прохладно, сверху струился свет, и его хватало, чтобы видеть. Сбоку, меж больших каменьев, намертво зажатых огромными жилами корней, бил небольшой родник. Кольша, черпнув ладошкой, глотнул холодной водицы.
— Хороша…
Сзади, ткнувшись носом хозяину в бок, проскользнул Арчи. Места внутри дерева было неожиданно много.
— Ничего себе, прямо жить можно… — удивился Кольша. Он потрогал рукой гладкие, словно шлифованные, живые деревянные стены. — Здорово! Теперь у нас с тобой, Арчи, будет свое тайное место. Запомнил?
Арчи вильнул хвостом.
— Теперь пошли, нам спешить надо.
Выбравшись, они пустились в путь, уже не отвлекаясь ни на белок, иногда сопровождавших их из любопытства, ни на полосатых бурундуков, норовивших на привале стащить что-нибудь съестное чуть ли не из-под носа. Даже стая глухарей, облепивших раскидистую березу на излучине речки, не остановила Кольшу.
Надо было упредить тех, у ручья. Успеть. Он обещал своему старосте.
По всем расчетам, должен был выйти на них к обеду, так и случилось. Ближе к полудню, уже спускаясь к логу, ведущему к тому ручью, Арчи, как в прошлый раз, глухо зарычав и вздыбив холку, встал на тропинке.
— Молодец, Арчи, идем, теперь нам от них прятаться не надо. Упредить мы их должны.
Кольша шагнул дальше и махнул собаке рукой:
— Вперед.
Арчи команду выполнил, но шел шагом чуть впереди, всем своим видом показывая, что там, куда они идут, их ждет какая-то опасность. Глядя на собаку, Кольша невольно тоже насторожился и пошел медленно, внимательно вслушиваясь, и осторожно, на всякий случай пока не выдавая себя. Подойдя ближе, Кольша услышал то ли звук, то ли шум. Ему показалось, что кто-то кричал, причем крик, если это был человеческий, был криком боли. Арчи снова встал как вкопанный, Кольша даже налетел на него от неожиданности.
— Арчи, ты чего? — прошептал Кольша, медленно приседая к земле. Он уже сам хорошо слышал оттуда, снизу, из лога, шум и голоса многих людей.
„Опоздал, надо уходить“, — мелькнуло у него в голове. Он взял Арчи на поводок и уже шагнул назад, как снова услышал сдавленный крик, больше похожий на стон. Совсем недалеко от них. Арчи рванул поводок и увлек за собой Кольшу в сторону, откуда раздался крик. Кольша отпустил пса и побежал за ним.
Человек лежал у большого выворотня на спине. Он был весь в крови, рядом, вздрагивая лапами, лежала крупная собака. Кровь, еще не запекшаяся, растеклась от ее перерезанной шеи. Кольша узнал: это был один из тех чужаков у ручья, тот, который тогда дышал дымом. Колька попятился назад и уже хотел убежать.
— Погодь, паря… — произнес лежавший. — Не бойся, я эту зверюгу кончил… Это ее юшка, — стирая рукой с лица кровь и с трудом поднимаясь с земли, сказал он.
— Я и не боюсь, — осипшим от неожиданности голосом ответил Кольша, остановившись.
Арчи угрожающе зарычал.
— Ну и ладно. Ты, это, собаку свою придержи. Мне и этой хватило. Ты вообще кто?
— Кольша.
— И откуда ты, Кольша, взялся?
— Не ваше дело, дядя…
— Понял, не вопрос, только грубить старшим не надо. Знаешь, кто там? — Он мотнул головой вниз, к подножию сопки.
— Нет, но догадываюсь. Я вас упредить должен был, да, видно, не успел.
— Упредить нас?
— Да, мне велели вас упредить про сыскных, что по Енисей-реке идут.
— Кто велел нас предупредить?
— Какая теперь разница кто. Прощевайте, уходить мне надо, спешу я.
— Слышь, малой, не уходи, помоги мне, ранен я, успела за ногу рвануть.
Кольша в нерешительности остановился. Что было делать? Он только предупредить должен был, а теперь? Бросить раненого — не по-божески это. Надо выручать.
— Хорошо, помогу, что делать-то?
— Встать помоги. Вон, видишь коряга, подай ее.
Кольша подал.
— Спасибо. Слышь, Кольша, уходить надо. Схорониться где-то. Искать они будут, очень сильно искать.
Наскоро перемотанная тряпкой голень кровоточила, оставляя следы.
— Давай, дядя, я перевяжу тебе ногу. Так негоже, кровь не встанет.
— Хорошо.
Кольша оторвал низ от своей рубахи и туго перевязал рану.
— Как вас зовут? — спросил Кольша, подставляя свое плечо.
— Зови меня Пловец.
Они медленно стали подниматься по склону сопки к перевалу. Кольша помогал раненому. Арчи бежал впереди, то и дело оглядываясь на хозяина. Когда до небольшого распадка осталось совсем немного, Арчи насторожился и встал. Кольша, повернувшись к своему спутнику, предупредил:
— Арчи чует — чужой на тропе.
— Не отпускай его, ждите здесь, я один пойду, посмотрю.
Через полчаса Пловец вернулся:
— Здесь не пройти, ждут нас, давай обойдем это место левее. Как считаешь, можно?
— Отчего нельзя, можно, только там бурелом, как вы с ногой своей?..
— Ниче, выдюжу. Пошли, торопиться надо, Кольша, они точно все здесь прочесывать будут, их много.
— Пошли…
Сырохватов возвращался с собрания актива Каргинского сельсовета в бешенстве. Будь его воля, упрятал бы он председателя, да и всех остальных за колючую проволоку, чтобы прочувствовали, кто они есть на самом деле. Быдло деревенское… На его законные требования о необходимости предоставления всей информации о бегунах, дезертирах и прочих врагах народа ему ответили молчанием. И не просто молчанием, — он чувствовал, на него смотрели с ненавистью. Его выслушали. Некоторые даже согласно кивали, но никто ни слова не сказал. Проводника-таежника для его экспедиции тоже не нашли: нет, мол, в Каргино охотников, тайгу знающих. На фронте все. Не придерешься, только он чувствовал, кожей чувствовал, что врут они. Он даже нутром своим слышал, нету в Каргино стукачей, не ищи и, вообще, проваливай отсюда… „Я же их, сволочей, насквозь вижу… Ничего, я до вас еще доберусь, придет время… Овса для лошадей не нашли, пусто в закромах, нету. Все до горсти в город отправили еще весной. Суки. По всему видно, кулачьи выродки. Прошелся бы я по их амбарам, да времени нет…“ Сырохватов жестко стегнул коня и рысью перемахнул деревянный мостик через ручей. На барже капитан с механиком возились с дизелем. Лейтенант послал вахтенного за капитаном. Тот поднялся из трюма и, вытирая ветошью руки, испачканные маслом, подошел к Сырохватову:
— Здравия желаю, товарищ лейтенант.
Не здороваясь и даже не глядя в его сторону, Сырохватов сухо спросил:
— Когда ваша посудина будет готова к отплытию, капитан?
Тот после короткой паузы ответил:
— Послезавтра утром пойдем.
— Нет, капитан, завтра в обед чтобы все было готово.
Произнеся это, лейтенант повернулся к капитану и буквально впился взглядом в его глаза. Он будто бы испытывал: ну, попробуй мне возразить… Капитан молча отвел взгляд. Возражать энкавэдэшнику — себе дороже.
Выиграв этот молчаливый поединок, Сырохватов пошел к трапу. Капитан остался стоять на месте.
— Это приказ. Идите, — добавил лейтенант, уже спускаясь в каюту.
„Откуда столько дерьма в людях бывает?“ — подумал капитан и, недобро поглядев в спину удалявшегося на отдых лейтенанта, пошел к люку в трюм.
— Чего там? — спросил механик.
— Завтра к обеду выходить требует.
— Дык не успеем…
— Ванька, отставить разговоры, получил приказ — исполняй. Придется допоздна возиться, ты вон кувалдой поработай.