— Уходите! Уходите! Назад! Снаряды! В вагонах снаряды! — услышал Макушев. Кто-то бежал по насыпи от паровоза и кричал, размахивая руками.
— Назад, все назад! — закричал Макушев, бросившись к машинам.
Он успел добежать до эмки, когда страшная сила оторвала его от земли и бросила куда-то в темноту. Он не слышал взрыва, не видел, как разметало людей у переезда, как изрешетило и смело с дороги грузовики и эмку. Багровый тяжёлый туман окутал его. Сладковатый запах взрывчатки и тупая боль в теле — вот всё, что он ощутил, когда очнулся. В пересохшем рту на зубах хрустел песок, страшно хотелось пить… И ещё голоса. Кто-то совсем рядом приглушённо что-то говорил, но Степан не мог понять, что именно. До его сознания не сразу дошло, что говорят не по-русски.
«Немцы!» — ударило в голове Степана. Он приоткрыл глаза. Предрассветный туман, смешавшись с дымом догоравшего эшелона, висел в метре от земли, отсекая всё, что было выше. Зажатая правая рука одеревенела и не слушалась, он с трудом перевернулся на живот, распластавшись на земле. Левой рукой расстегнул кобуру и вытащил пистолет. Голоса приближались. Степан не мог понять, о чём говорили немцы, но по тону разговора было ясно, что двое или трое немцев спокойно обсуждают что-то обыденное. Они медленно приближались. Степан, опустив голову на руку, попытался сосредоточиться и посмотрел в ту сторону. Сквозь пелену смог различать контуры места, где оказался. Левее рядом перевернутый грузовик, дальше впереди он увидел силуэты людей. Они шли цепью, внимательно осматривая всё, что попадалось на их пути. Иногда звучали короткие очереди. «Добивают, сволочи», — понял Степан. Метров двадцать, не больше, отделяли его от ближайших к нему автоматчиков. Степан стал подниматься, сначала на колени, опираясь на руку с зажатым в ней пистолетом. В голове молотом била боль. Сжимая челюсти и превозмогая себя, Степан встал на ноги. Его качнуло, но он устоял на ногах. Осторожно сделал несколько шагов и прислонился к тёплому ещё металлу сгоревшего грузовика, поднял пистолет, чтобы стрелять.
— Капитан, товарищ капитан, сюда, сюда, — услышал хриплый голос Макушев.
Он оглянулся и увидел лежащего под исковерканным железом водителя эмки. Тот махал рукой, показывая, чтобы Макушев лёг и полз к нему. Степан не мог ползти, правая рука плетью висела и не слушалась. Он бросился, как ему казалось, бегом.
— Хальт! — услышал Степан, уже падая.
Автоматные очереди, поднимая фонтанчики земли, прошли рядом с его головой. Короткие резкие выстрелы винтовок привели его в чувство. Чьи-то крепкие руки подхватили Степана и потащили.
— Всё, всё, мужики, я сам, — придя в себя, проговорил Макушев. Они были в мелком кустарнике на опушке леса.
— Ох и тяжёл ты, капитан, — отдуваясь и тяжело дыша, сказал молодой рыжий парень, он пилоткой вытирал градом катившийся с лица пот.
— Петро, надень пилотку, ты нас демаскируешь. Твою башку за сигнальный огонь фрицы примут и шарахнут из всех стволов, — серьёзно сказал привалившийся рядом в траву сержант.
Смеяться почему-то никому не захотелось. Около Макушева лежали, тяжело дыша, несколько человек. Стрельба на дороге прекратилась, немцы растаскивали танками перегородивший дорогу эшелон, вернее, то, что от него осталось. Уже рассвело, и рассеявшийся туман позволил увидеть то, что там происходило. За перегороженным переездом в несколько рядов стояли танковые колонны немцев.
— Боже мой! Сколько их там! Вот бы сейчас бомбануть их! Где же наша авиация, чёрт побери! — кричал рыжий, встав во весь рост.
— Где-где, в ж…е, — зло оборвал его один из лежавших. — Те сказали, надень пилотку и не светись, балда рыжая! Ты чё думаешь, немец дурак? Они ж видели, что мы ушли.
— Гляньте, чё они там копошатся? — спросил рыжий, приседая.
— Так, уходим, мужики! Быстрее! — глянув туда, заорал сержант.
Степан встал и, опираясь на плечо сержанта, пошёл с ним в лес. Сзади, тонко свистя и лопаясь, рвались мины. Осколки секли ветки над головами уходивших.
— До расположения доберёмся, я тебя лично налысо побрею!
— С удовольствием, товарищ сержант, только бы добраться! — отшутился боец, подхватывая Макушева с другой стороны.
Через час остановились. Вставшее солнце нещадно палило сквозь редкие перистые облака. Лес, через который они шли, и лесом-то назвать нельзя было. Перелески березняковые, кустарники. Ни ручьёв, ни озерка. Пить всем хотелось и спать, да и поесть бы не мешало, только ничего не было. Макушев, усевшись к берёзке спиной, пытался шевелить правой рукой, но не мог. Острая боль в плече не давала. Сержант, усевшийся рядом, помог ему снять китель и рубашку. Плечо было сильно распухшее.
— Держись, капитан, я, конечно, не лекарь, но руку тебе вправлю. Рыжий, собери дровишек, костёр хоть распалим, всё веселей будет.
— На кой ляд этот костёр, выходить надо к своим. Немец щас по шоссе рванёт танками, надо к дороге. Километров за десять до переезда на горке, я заметил, наши окапывались. Туда надо дуть, предупредить.
— Ты прав, однако, рыжий. Как твоя фамилия?
— Рядовой Рыжков.
— Не брешешь? — Сержант в этот момент с силой рванул руку Макушева.
Макушев, охнув, сжал зубы.
— Во, теперь порядок. Так. Вы втроём идите к дороге, надо предупредить наших о том, что немцы прут. Мы с капитаном следом. Как вы, товарищ капитан?
— Спасибо, сержант, точно лучше. Больно, но рука слушается. — Макушев поднял и с трудом согнул руку, слегка пошевелил пальцами.
— Сейчас, капитан, подвяжем руку, ей пока покой нужен, дня через два в полном порядке будете.
— Разрешите идти, товарищ сержант?
— Идите, хлопцы, торопитесь. Только помните, на переезде немцы в плен нашего брата не брали.
— Мы их тоже в плен брать не будем, товарищ сержант! — весело ответил Рыжков.
Трое скрылись в зарослях. Наладив повязку для руки, сержант и Макушев двинулись следом.
— Слушай, сержант, а что с майором, с начальником твоим, Васильевым? — спросил Макушев.
— Не ведаю. Вы ж с ним к переезду ушли, когда рвануло. Больше его не видел.
— Я тоже.
В эти самые минуты майор Васильев с перебитыми осколками ногами, беспомощный и безоружный с ужасом наблюдал, как к нему приближаются фашисты. Он судорожно шарил руками вокруг себя, ища хоть какое-то оружие, чтобы защитить себя или застрелиться, но его пистолет был потерян. А вокруг комьями лежала разорванная дымящаяся земля. Теряя сознание, он попытался снять с себя подсумок с документами, но не смог. Последнее, что он увидел, — это прыгающий от выстрелов ствол немецкого автомата. Немецкий солдат склонился над ещё дёргающимся в конвульсиях телом Васильева.
— О… Зер гут! — И вырвал из зажатой руки подсумок. Взвесив в руке, довольно ухмыльнувшись, повесил его через плечо. Из нагрудного кармана майора вы тащил документы, не рассматривая, сунул в подсумок. Потом снял часы с руки Васильева, приблизив к уху, потряс ими и, убедившись, что они идут, сунул себе в карман.
Через два часа в штабе штурмового батальона он получил личную благодарность от командира за захват особо ценных документов. Ещё через час полевая жандармерия и подразделения СС получили приказ об организации усиленного поиска и прочёсывании местностей, прилегающих к Городку, в целях розыска и поимки обладающего ценнейшей информацией немца по происхождению, бывшего начальника лагеря Битца. Приказ содержал строжайшее предписание о поимке Битца живым и разъяснялось, что в настоящий момент, возможно, он с той же целью разыскивается спецподразделениями советской разведки и органов ГПУ— НКВД.
Макушев не мог идти быстро. Мощное сильное тело не слушалось — сказывалась контузия. Сержант то и дело подхватывал почти падавшего капитана.
— Ничего, дойдём, капитан, дойдём. Давай присядем здесь, отдохни чуток, и дальше пойдём.
Они привалились спинами к берёзе и сели. Макушев закрыл глаза, красные круги вспыхивали и лопались в его голове, в висках молотил пульс.
— Гляди, капитан, кто-то ломится по перелеску, метров двести левее той сосны. Бегут-то как! Спортсмены, что ли?
Сержант хотел встать, но тяжёлая рука Макушева пригвоздила его к берёзе.
— Тихо, это зэки, я их издалека чую. Их много, ты с ними не справишься, я не смогу, сам видишь. — Макушев всматривался в мелькавшие в перелеске фигуры. Бежавший первым нёс чёрный, явно тяжёлый портфель. Точно. Степан хорошо разглядел. Такой был у Битца, мелькнуло в голове Степана. Он пытался разглядеть бегущих, но не мог, они быстро удалялись. Вскоре мелькавшие среди деревьев фигуры исчезли из вида.
— Да, капитан, тяжёлая у вас рука, — сказал сержант, щупая свое плечо. — Вы заметили, один нёс в руках портфель.
— Заметил. Ты не разглядел его, сержант? — спросил Степан.
— Портфель?
— Да нет, человека, который его нёс.
— Нет. Только руки у него какие-то красные были.
— Ладно, пошли, вроде полегчало. — Степан медленно, стараясь не делать резких движений, встал.
— Очень прошу, дайте отдышаться, — который раз просил Вангола Битц.
Вангол быстро и молча шёл впереди, не обращая внимания на стенания Битца. Внимание его было устремлено на обнаружение врага. Иногда, на мгновение застыв на месте, он слушал. Фролу казалось, что Вангол чуть ли не нюхает ветер. Опять Битц:
— Хоть немного…
Фрол сквозь зубы зло зашипел на него:
— Топай, начальник, ты же, сука, жить хочешь! Не скули, а то прям здесь тебя уложу отдохнуть навеки.
— Тсс! — поднял руку Вангол, резко остановившись и приседая. — Ложись. Тихо.
Они легли в траву в редколесье и затаились. Фрол видел, как Вангол прислушивался, ловил неведомые Фролу звуки, его сосредоточенное лицо застывало. Сам же Фрол, сколько ни напрягал свой слух, ничего, кроме редких криков птиц, не слышал.
— Останетесь здесь. Скоро стемнеет, я вернусь к рассвету, — тоном, не терпящим возражений, сказал Вангол.
Внимательно взглянув в глаза Фролу, Вангол дал ему очень жёсткую установку: «Дождаться здесь моего возвращения и беречь начальника лагеря и портфель с документами». Фрол, сам не понимая как