А потом, после одержанной победы, повернули оружие против своих же союзников. Оттого и пришлось роду Змея уйти в свои исконные земли и закрыться там. Ну а, поскольку, боги не живут без молитвы паствы, жрицы Змея рассеялись по просторам Империи под разными личинами: бродячих танцовщиц, торговок, трактирных служанок. И чтобы хоть как-то обезопасить своих женщин, змей дал им Дар, превосходящий любой огонек, тлеющий в крови лояльных прихожан: любая младшая жрица Змея в магическом поединке шутя размазала бы по пейзажу Главного Настоятеля Храма Святых Древних, а потом накрутила бы веревок из его гвардии… только запретил им Змей использовать Дар иначе, как для защиты себя, Змеиного Леса или собрата по вере.
Сейчас Арнели железной рукой управляла родовым поместьем и, кажется, была всем довольна. Эшери давно не видел мать, знал лишь, что она здорова и вполне благополучна.
За размышлениями Кот пропустил момент, когда карета свернула явно не туда. То ли возница совсем уснул, то ли кони решили поступить по-своему, но под колесами вдруг оказались не булыжники, а гравий. Ход стал плавным, но скорость, заметно, упала.
Днем прошел дождь, и на дороге были лужи.
— Стой, серые…
Нэш, сидевший напротив, мгновенно насторожился и выпрямился, нашаривая на поясе клинок.
Карета совсем замедлила ход и остановилась, словно кто-то придержал лошадей под уздцы.
— Что происходит? — спросил Дик больше взглядом, чем едва шевельнувшимися губами.
— Без понятия, но, похоже, нападение, — так же тихо отозвался Эшери.
— Они что, самоубийцы?
Дверцы рывком распахнулись, в карету заглянула незнакомая бородатая рожа в простой бумажной блузе мастерового и сиплый голос скомандовал:
— Господа хорошие, прошу на выход!
— Вы хорошо понимаете, что делаете? — осведомился Кот, — если кто не в курсе, я — маг Огня, и довольно сильный.
— Ты — сын еретички и слуга порченного Змеем, Проклятый Герцог, — сказал, как выплюнул мужик.
— Так меня тоже зовут, — согласился Эшери, — ну что ж, хорошо, я поговорю с вами… о религии и свободе веры.
— Замолчи, Проклятый! — мужика аж перекосило, — в ком не горит огонь истинного Храма, тот лишен души и одним своим дыханием пачкает землю и заражает воздух.
— Темные Боги, как все запущено… — Эшери покачал головой и легко выпрыгнул из кареты на землю. Нэш беззвучно последовал за ним.
Оказавшись на воздухе, Кот даже зажмурился и прикрыл глаза рукой. Вокруг кареты стояла толпа с чадящими факелами, навскидку, человек двадцать если не больше. В основном, среднее сословие, но попадались и откровенные разбойные рожи. "Благородных" не мелькало, но Кот не обольщался на этот счет, среди разбойной братии попадались уникумы, способные крутить шпагой ничуть не хуже, а то и получше некоторых герцогов. Да и… много их. Толпой запинают.
А хуже всего было то, что прямо перед собой Эшери увидел серую рясу жреца. Это значит, что все свершается с благословения Храма, и если Кот кого-то убьет, да еще, не дай Змей, магией — случай этот будет расследоваться Храмом.
Будь Рамер в силе, Кот бы только плечами пожал. Но сейчас… есть большая вероятность занять соседнюю, с Винкером, камеру на неопределенный срок. Из Лонгери, случалось, не выходили вовсе.
Плохо… Но это не повод сдаваться.
Кот оглянулся на Нэша. Секретарь стоял за его левым плечом, посматривал на толпу внимательно, но без ужаса. И — без высокомерного презрения, свойственного наследному дворянству.
Юный Дик смотрел оценивающе, как на довольно серьезного противника. Не щеголь. Воин. До косточки — воин. Даже жаль…
— Мальчишка чист, в нем нет порченой крови, — сказал… даже не сказал, а величественно изрек жрец, поводив вокруг Нэша какой-то штуковиной на длинной цепочке. Амулетом Крови? У такого заштатного служителя? Откуда?
Одно из двух: либо служитель не такой уж заштатный, либо Храм что-то затевает. Что-то масштабное. Причем, уже давно, так что было время подготовится. И так и так — хреново. Но Дика, кажется, отпускают. И это — хорошая новость.
— Малец может отойти в сторонку. Мы его, конечно, свяжем, чтобы шум не поднял, но потом отпустим на все четыре стороны, — решил бородач, — у него еще есть время очистится от скверны Змеевой и прийти во Храм.
Неизвестно, чего ожидал бородатый: горячей благодарности или возмущения и гнева. Он не получил ровным счетом ничего. А вот Коту достался взгляд, полный самого искреннего недоумения:
— Эшери, скажи, кого мне надо срочно сменить: парикмахера или портного? — Кот посмотрел на него с удивлением, и Нэш пояснил, — На кого я похож: на идиота или предателя?
Ситуация была — серьезнее некуда, но Кот все равно выдал широченную улыбку, словно осветившую темный переулок шагов на двадцать. Стоявшие впереди хмурые мужики неизвестно почему заулыбались в ответ. Вот только жрец остался так же хмур и деловит:
— Юноша, вы можете отойти в сторону. В вас нет скверны и Храму вы не враг. Пока. Но если останетесь рядом с еретиком… — он многозначительно смолк.
— Пацан, Капюшон дело говорит, — вмешался бородач, — отойди и не мешай вершить дело, угодное Святым Древним, за это тебе сорок грехов простится.
Дик с интересом взглянул на предводителя этой банды, легкими, почти незаметными движениями разминая плечи и запястья и протянул:
— Сорок грехов, говоришь? Интересное предложение…
— Так ты согласен, сын Храма? — подался вперед жрец.
Нэш прищурился:
— Предложение, говорю, щедрое. Жаль, мне не подойдет. У меня-то грехов гораздо больше.
— И когда ж ты успел? — присвистнул кто-то сбоку.
— А я очень шустрый! — и, доказывая это, мгновенно пригнулся. На уровне головы пацана просвистел здоровенный, тяжелый дротик и воткнулся в бок кареты, подрагивая перьями.
— Ну вот, эдикт о праве на защиту жизни вступил в силу, — Эшери широко улыбнулся, доставая легкий меч, — На нас напали, мы можем доказать это при допросе на талисмане. — Дик согласно кивнул и, обнажив свою шпагу, занял позицию так, чтобы не мешать Коту, но быть рядом на случай, если понадобиться прикрыть. Сделал он это очень грамотно. Впрочем, Эшери больше не удивлялся.
— Забыл спросить, а со сталью ты обращаешься так же виртуозно, как с магией?
— Мой герцог, — Дик словно поймал и отразил солнечную улыбку Кота, — При всей личной скромности — гораздо лучше.
Настроение толпы переменилась, словно лопнула веревка, на которой сидели их самые темные инстинкты. Людей больше не было. Была стая, жаждущая крови.
Народ, выросший в трущобах, камни бросает метко, хоть из пращи, хоть так. Эшери подвесил воздушный щит, развернув его так, чтобы он прикрывал и его, и секретаря. Дик был умелым воином, и уже доказал это, но — слабым магом, и это Кот тоже видел. Оскорбится? Мельком глянув на парнишку, Кот поймал его благодарный взгляд и успокоился. Шквал булыжников, и даже три ножа, прилетевшие из темноты, ударились о щит и упали вниз, под ноги, не причинив им никакого вреда.
— Колдовство! — заревел кто-то, — Еретики колдуют, так нечестно!
… А двадцать на двоих, значит, нормально. Интересная логика!
— Не бойтесь, дети Храма! Святые Древние с вами, — жрец воздел руки, готовясь благословить это непотребство. Если он и впрямь — посвященный, щиту — хана, а следом и им. От камня в голову никакое искусство фехтования не защитит.
Додумать до конца Эшери не успел. А жрец не успел довести до конца свое черное (или светлое?) дело. Поперхнулся словами, хлюпнул и свалился безвольной куклой туда же, куда до этого камни и кинжалы.
Юный Нэш успел раньше всех. Оглушил, или…
Кот глянул вниз и понял, что о дипломатических путях можно забыть — в левой глазнице жреца торчала рукоять ножа, засаженного с самыми серьезными намерениями.
— Хвост Змея, — повторил Эшери.
— Мой герцог, — Дик ухитрился пожать плечами, — ты же понимаешь, что их всех придется гасить без извести. Уйдет хоть один — нам конец. А если уйдет Капюшон — конец вообще без вариантов.
— Да понимаю! Просто надеялся уберечь от этой грязи тебя. Глупо.
— Спасибо, — серьезно кивнул Нэш и, сжав кулак, направил струю огня на толпу, прущую на них "с Храмом в глазах". Кот сплюнул под ноги и с облегчением выпустил своих внутренних демонов.
…Вопли горящих заживо не собрали кучу народу, как боялся Кот. Наоборот, глухой стук ставень сказал двум дворянам, что здешний народ предпочитает не ввязываться в чужие дела. Да и стихли они довольно скоро.
Стоя посреди узкой улицы и морщась от мерзопакостного запаха, Эшери оглядывал картину: двадцать шесть мертвецов, включая одного жреца. Огненный шторм седьмого уровня — это все равно, что подпись и печать Первого Герцога, не спутаешь даже в темноте и спьяну. Просто потому, что в этой, Небом накрытой Империи, так больше никто не мог.
— Темные Боги… Пожалуй, приедем в Лонгери и нужно отпустить карету, — пробормотал он, — кстати, как там возница?
— Все в порядке, спит.
— Спит? — изумился Кот.
— Я его в сон отправил, как только карета остановилась. На всякий случай. Ну не убивать же потом.
— Предусмотрительно.
— С этими что собираешься делать?
— Да вот думаю. С одной стороны, их можно опознать, так что родственникам есть что похоронить. И самооборону мы докажем, все же их было почти три десятка, а нас двое.
— А с другой — жреца тоже можно опознать, — кивнул Дик. — Мой Герцог… Выход-то только один.
Эшери кивнул и, больше не медля, одним движением пальца очертил круг, куда вошли все скрюченные тела, в том числе и один слишком активный Капюшон. Сделав это, он вытянул руку перед собой, сложил пальцы хитрым образом и легонько прищелкнул. Внутри периметра взметнулось темное, гудящее пламя, жаром дохнуло на лошадей и те, захрапев, попятились, едва не сломав карету. Спящий возница ткнулся лицом в колени и вывел носом руладу.
А пламя улеглось так же мгновенно, как и возникло. Оно словно вылизало дорогу — не осталось ничего: ни тел, ни одежды, ни железа. Только серый пепел, который к утру должно было размыть дождем.