— Призраки не плачут, — шмыгнула носом Кандис, — я просто, действительно, помочь хотела.
— Поможешь, о чем базар, — я взяла ее за плечи и легонько встряхнула, — Алтарь я искать буду. Меня-то никуда не всосет. А ты принцессу покараулишь. Тебя не никто не видит? Вот и будешь бойцом невидимого фронта. Сядешь тихонько в уголочек, а, если что, дашь знак Арчибальду.
— Так я ж его не…
— Ну и что? Он-то тебя "да". Устроишь небольшой полтергейст — кошки спят чутко, ему хватит. Так пойдет?
Кандис кивнула. Я ободряюще похлопала ее по руке и заспешила в то крыло, где жили остальные фрейлины. Как хоть он выглядит, этот алтарь, мне кто-нибудь скажет? Добро, если каменюка, залитая кровью, а вокруг черепа понатыканы — тогда опознаю. А если это какой-нибудь тривиальный столик?
Ладно! Первым делом найду немого мальчика и убедюсь… убежусь, что он жив и здоров. В этой задаче, кажется, ничего невыполнимого нет? Ну вот и славно.
Путь мой лежал мимо кухни, на которой уже вовсю кипела жизнь. Повара вставали раньше всех, даже раньше солнышка. Тут тебе не двадцать первый век — кинул в кипящую воду пельмени и через семь минут все готово. На хлеб ставили тесто, на бульон — варили натуральный говяжий мосол в огромной кастрюле, овощи резали безо всякого блендера.
Две подружки — хохотушки, едва протерев глаза ото сна, о чем-то бодро шушукались над ведром с нечищеной картошкой. Хорошо, на мне платье служанки. Мало ли за чем меня госпожа в пять утра на кухню послала, может быть, сухофруктов захотелось, или компотику вчерашнего. Так что прошла я мимо, словно в плаще — невидимке, эти двое и головы в мою сторону не повернули.
— Чудовище… — услышала я краем уха и невольно замедлила шаг.
— Мирийка пошла к озеру белье полоскать, а там земля вся взбаламучена, следы странные, словно рыбацкие корзины ставили и, знаешь, все так исчеркано.
— Чем исчеркано? Ножом?
— Да нет, какой нож! Здоровое что-то, Мири говорила — с коня размером, а то и побольше.
— Так, может, рыбаки лодку вытаскивали…
— Ага, и с собой унесли. В доме поставят, — хмыкнула девчонка, отбрасывая со лба непослушную прядку, — А главное, знаешь, не слыхала я, чтобы лодки рыбацкие вот этак изгибались, и чтобы у них чешуя была. Там на песке четкий след от чешуек!
…Святые котики! Крылья, ноги… главное — хвост. А про это главное мы как раз и забыли. И король, тоже… Что бы ему хвост-то повыше не подержать! Хотя, может быть, это так же сложно, как на поперечный шпагат без тренировки. Если разобраться, что я знаю об анатомии драконов? Только то, что они летают, дышат огнем и питаются оленями.
Ладно, будем решать проблемы по порядку. Сначала алтарь, потом — дракон.
Я миновала лестницу, свернула, спустилась еще на один пролет, снова свернула и уже почти добралась… Видимо, крепко я задумалась, раз не заметила такого большого мужчину. Когда я с размаху влетела в чей-то живот, то сначала не придала значения. Отскочила, сделала быстрый, легкий реверанс:
— Простите, господин, — ну что еще-то нужно? Не убила же.
Подняла глаза, чтобы отполировать это дело улыбочкой из серии: "Я у мамы дурочка".
Упс! Этот, как его… Тьфу, чтоб еще имена запоминать. Какой-то… Из свиты принца. Вот что он делает ночью в крыле фрейлин, кто мне скажет, а? Нет, лучше не говорите. Ничего не хочу знать!
— Маленькая баронесса? — "этот" подарил мне улыбку сытого крокодила, — и куда же так торопится птичка в такой час в платье служаночки, а?
…На горных лыжах кататься! Вопросы вы задаете, любезнейший. Прямо не знаешь, как и ответить: вежливо или честно. Хотя "честно" — не вариант. Так что включаем блондинку и ломаем комедию.
— Ах, Святые Древние, какое счастье, что я встретила здесь именно вас, благородный, мужественный (как его зовут то, елки-зеленые) лорд (ладно, каши маслом не испортишь. И вареньем — тоже. Если это, конечно, не перловка). Кто другой бы непременно воспользовался несчастным положением бедной девушки и выдал ее камер-фрейлине. Но вы ведь не такой, я знаю! У вас моя тайна в безопасности…
…И веер ресницами побольше, так, чтобы мужик "поплыл". Не плывет? Какая жалость. Похоже, плавать не умеет. Ну, раз так, пускай тонет!
— Мы же с вами, похоже, в одинаковом положении, милорд. Я догадываюсь, кто та счастливица, которая завоевала ваше мужественное и гордое сердце… Она красавица, милорд, — я облизнула губы и прищурилась, — и если бы мое сердце уже не принадлежало другой девушке, возможно, я бы попыталась ее у вас отбить…
— Чего? — лорд (или не лорд) аж шатнулся в сторону, едва не проволок меня за собой, — Ты… любишь женщин?
— Но ведь вы их тоже любите, — я невинно улыбнулась, — думаю, в этом вопросе мы можем понять друг друга.
— А иди-ка ты отсюда… баронесса, — сказал, как выплюнул "этот", отстранил меня на полную длину рук и торопливо отряхнулся.
— Так мы договорились? Вы меня не видели?
— Нет! И видеть не хочу. Пакость какая!
Эк тебя перекосило-то а! Конечно, конкурентов никто не любит, прав был Арчибальд. Вернусь — достану ему сливок на кухне. Права тетя Вера, без кота жизнь не та.
Хлоя жила в самом конце коридора. Я, конечно, не ждала, что жилища фрейлин будут похожи на нашу студенческую общагу. Конечно, у нее отдельные апартаменты, как минимум — будуар и спальня, возможно, еще какое-нибудь извращение типа гардеробной. И мальчику с няней нужно где-то жить. Но вот двух стражей у входа на ее территорию не ждала. Я-то думала заныкаться куда-нибудь в нишу и покараулить: ведь если белобрысую ночью куда-нибудь понесет, то всяко не на доброе дело?!
Но два этих шкафа в темно-бордовых костюмах испортили мне всю малину. И тут я услышала тихий, почти на грани слышимости, детский плач.
Ребенок плакал не так, словно ему что-то грозит, или его обижают. Нет… Это были полувсхлипы-полускулеж маленького, всеми брошенного человечка, который не понимает, почему жизнь к нему так жестока.
Я решительно подошла к дверям.
— Господа, я горничная графини Фан. У моей госпожи очень чуткий сон, а ребенок мешает.
Стражи стояли, как статуи, но похоже, меня услышали. Один их ребят, как будто постарше, с рыжими усами, начинающими седеть, неодобрительно поморщился.
— Господа, графиня недовольна. Завтра большой обед, и ей нужно иметь свежий цвет лица, а если она не выспится… — я закатила глаза в притворном ужасе.
— Нянька, должно, спит, — отмер один, тот, что помоложе, — Она, Нелли-то, выпить любит. Вот и сегодня шли с прогулки, мне показалось, что от нее винцом пахнуло. А пацан-то и верно, плачет.
— Пожалуйста, если вы не хотите неприятностей от графини, либо прекратите этот плачь, либо, позвольте это сделать мне.
— Так никого в покои госпожи пускать не велено…
— Да нужна мне ваша госпожа, — я дернула плечом, — со своей бы разобраться. Давайте так: госпожа ведь не в одной комнате с мальчиком живет? Ее спальня дальше? — кивки стражей подтвердили мою догадку, — Тогда проводите меня к малышу и встаньте у дверей. Я его укачаю, выйду — и вы меня проводите к выходу.
Стражи колебались, и я наиграла:
— Вы хотите, чтобы графиня сама здесь появилась, не выспавшаяся и злая?
Этого они не хотели. Я угадала — характер у красотки Фанрой был премерзкий и она регулярно "давала прикурить" не только своей прислуге, но и всем, кто оказался на расстоянии удара.
— Хорошо, — решил старший из стражей, — только больше, кроме комнаты мальца, никуда.
— Никуда, — заверила я и мы вошли.
Апартаменты Хлои были ничем не лучше и не хуже других, в меру роскошный будуар, обитый тканью и заставленный мягкими диванами и низенькими столиками. На полу лежал темно-синий ковер с длинным ворсом. Огонь в камине не горел.
Дальше располагались личные покои самой девушки, но плач доносился из небольшой, почти неприметной дверцы с боку. На нее мне и указали стражи.
Кроме плача я отчетливо услышала еще один звук: громкий храп с присвистом.
Толкнула двери.
Плач немедленно прекратился. С небольшой кроватки, застеленной грубым шерстяным одеялом, на меня смотрело испуганное личико маленького ребенка в девичьей, розовой ночнушке с цветочками.
Племянник? Ну-ну… На платиновую блондинку Хлою мальчишка был похож примерно как черный носок на белый. Темненький, смуглый, почти цыганенок. Резковатые черты лица, длинный нос.
Чем больше я смотрела на мальчишку, тем больше он мне кого-то напоминал. Кого-то, кого я видела мельком, но рассмотрела очень внимательно.
— Ну, — тихо и мягко сказала я, — что случилось, малыш. Почему плачем?
Ребенок несмело улыбнулся и показал пальчиком на свой рот.
— Ты не говоришь, — понятливо кивнула я, — но слышишь ты хорошо. Так не должно быть, но иногда бывает. Хорошо, милый, давай попробуем иначе. Ты мне покажешь жестами, что тебя напугало или расстроило, а я попробую угадать. Если у меня получится, я выиграла. Если нет — ты. Договорились?
Мальчик закивал и несмело улыбнулся. Чем больше я на него смотрела, тем больше мне казалось, что я его знаю.
Ребенок кивнул головой куда-то в угол. Я посмотрела туда и увидела печально знакомый образец здешней мебели: тощий матрасик, набитый соломой. На нем, прямо в платье и чепце, небрежно набросив на себя шерстяное одеяло, дрыхла особа лет сорока — сорока пяти из тех, о ком принято говорить: крепкая. Гренадерские плечи, руки молотобойца и храп тоже не подкачал. Храпела мадам знатно, у меня сердце екало, что уж говорить о бедном мальчике.
Запах дешевого вина, кстати, чувствовался даже отсюда.
— Попробуем тебе помочь, — пробормотала я. Подошла к няньке, присела и особым образом защемила ей нос пальцами. Она встрепенулась, хлопнула губами, сбросила мою руку и перевернулась на другой бок. Богатырский храп смолк.
Мальчик смотрел на меня, как на волшебницу из сказки. Как все-таки мало нужно человеку для счастья.
Я встала. Лицо ребенка мгновенно сделалось несчастным…
— Я посижу с тобой, — сказала я, присаживаясь на кровать, — Хочешь, сказку расскажу?