— Дивизия будет расформирована! — ответил тот. — Я вижу перед собой неорганизованный сброд людей — солдат и беглых офицеров. Посмотрите на их внешний вид. Они явились сюда без документов и без ремней, некоторые потеряли свои головные уборы. Что вы, полковой комиссар, называете дивизией? Этот сброд паникёров и трусов! Покажите мне одно боеспособное к бою подразделение! Дивизия ваша будет расформирована! Березин и вы пойдёте под суд!
— Ваша рота пришла вовремя, в самую критическую минуту. Вы понимаете лейтенант? Очень хорошо, что вы сюда подоспели! Вы какого полка?
— Мы не из полка. Мы отдельная пулемётная рота, приданная штабу дивизии. Мы стояли в стыке на правом фланге дивизии.
— Это хорошо, что вы сюда подоспели!
— Мы от города отходили вместе с соседями. Нас поставили в заслон на дороге Белый — Пушкари. Мы два дня держали дорогу у подножья высоты 201,5. Вот, — показал я по карте капитана. — Два дня держали танки и пехоту пока не появились немецкие пикировщики.
— Здесь на КП говорили, что немцы стоят у подножья высоты. Но никто не знал, что там происходит. Все думали, что дорогу успели заминировать.
В это время на тропинке из оврага показался пожилой военный.
— Это полковой комиссар Шершин! Вы знаете его?
— Нет! — покачал я головой. — Первый раз вижу!
Хотя это была вторая встреча. Первая произошла 14-го декабря сорок первого. Когда из-под Марьино — Щербинино мы вышли двое живыми после расстрела зенитками. Помню он пришел в санвзвод взглянуть на меня. Мы сидели с солдатом у сарая. Когда в дивизию доложили, что всех людей побили, он не поверил и по заданию Березина прикатил в санвзвод. От санвзвода до передовой было по крайней мере не менее пяти,-шести километров.
Капитан повернулся и пошел навстречу Шершину. Они на полпути остановились и о чем-то переговорили. Я тем временем поднял своих солдат, подал команду строиться и ждал подхода начальства.
Внешний вид у моих солдат был неказистый. На одежде после болотной воды и жижи остались тёмные подтёки. Рожи у солдат были небритые, заросшие щетиной, руки грязные, под ногтями торф и земля, коленки измазаны глиной и землей. К этому моменту одежда несколько подсохла и сморщилась, но на плечах у солдат лежало тяжелое и грозное оружие — пулемёты, на шеях — скатки, на поясных ремнях — в чехлах лопаты.
В общем, солдаты мои стояли грязные, уставшие и голодные, но могучим своим видом предстали перед тыловым начальством.
Шершин приблизился. Я подтянул ремень. Двумя большими пальцами привычным движением руки расправил складки под ремнём на гимнастёрке и, шагнув навстречу, доложил:
— Пулемётная рота 17 гвардейской дивизии в составе двух взводов, с четырьмя пулемётами построена! Докладывает лей…
— Вижу-вижу! — прервал он мой доклад. — Вижу, какие молодцы!
Шершин подошел ко мне, развел руки в стороны и, обняв, поцеловал меня.
— Целую за всех вашего лейтенанта! — обратился он к солдатам. — Слышал про вас! Молодец, лейтенант! Вы спасли номер и честь нашей дивизии! Солдаты пусть останутся здесь, а ты пойдёшь со мной к командующему! Ты ему сам обо всём доложи.
Комиссар повернулся, показал часовым на меня и стал спускаться по тропинке в овраг. Я последовал за ним, охрана меня пропустила.
— Доложи генералу подробно где стояла ваша рота, как держала танки на дороге — это важно сейчас!
Я остановился у двери большого блиндажа, врытого в крутой берег оврага. У входной двери стояли ещё двое с автоматами.
— Я сейчас — сказал Шершин и скрылся за дверью.
Я остался стоять и осмотрелся кругом. Телефонные провода пучком уходили в бревенчатую стену. Из-под земли над стеной торчало четыре наката толстых брёвен.
— Мощное сооружение! — подумал я. — Стокилограммовая не возьмёт!
Перед блиндажом была ровная небольшая площадка, по другую сторону которой начинался лес. В стороне, под большими елями, дымила кухня. Это не походная кухня, как у нас в полках с котлом на колёсах. Это — рубленный бревенчатый сарай из еловых натесанных брёвен. Сверху крыша в два наката и сверху слой дёрна.
Их кухни шел запах съестного. Потянешь носом, душу выворачивает. Я глотнул слюну и, сплюнув, отвернулся. Перед моими глазами стояли часовые. Мордастые, беззвучные физиономии.
Я хотел спросить у них закурить. Махорка в роте вчера кончилась, но, посмотрев на их важные физиомордии, решил не обращаться к ним.
Дверь блиндажа скрипнула, и на пороге появилась молодая деваха в военной форме. На груди у неё болталась начищенная до блеска медаль «За боевые заслуги». Она вышла посмотреть на мальчишку-лейтенанта, который у высоты 201,5 держал немецкие танки. Она с порога глянула на меня, потом окинула взглядом небо, и, как бы прикидывая, не пойдёт ли дождь, перешагнула через порог. На лице её было спокойствие и уверенность. Она пружинистым шагом прошла мимо меня и направилась к кухне.
Дверь в блиндаж снова скрипнула, и на пороге появился полковник-артиллерист. Он покрутил головой, взглянул на деваху и уставился на меня.
Затем в дверях показался наш полковой комиссар и пригласил меня войти в блиндаж. Я шел за ним. Сначала мы прошли по неширокому проходу, где сидели связисты. Потом через две,-три двери попали в большую просторную комнату блиндажа. В середине — строганный стол из досок, заваленный картами и бумагами. Вокруг стола стояли и сидели офицеры со шпалами. Большая карта района боевых действий армии лекала в самом низу. Она была изрисована цветными карандашами. Прямые и изогнутые линии, кружки и дуги изображали положение наших войск.
В конце стола в окружении полковников стоял генерал. Меня подтолкнули к нему, и я доложил о своём прибытии с пулемётной ротой.
Генерал посмотрел на меня, нахмурил брови и велел приблизиться.
— Можешь показать по карте, где проходит линия разграничения наших и немецких войск?
— Мне можно подойти к карте? — спросил я.
— Подойди!
Я сделал несколько шагов вперед и нагнулся над столом, мне нужно было сориентироваться по этой карте и отыскать дорогу Белый — Пушкари. Окинув взглядом карту, и увидев изображение Белого, я показал на дорогу, болото и высоту 201,5.
— Здесь рота держала немецкие танки. Здесь вдоль дороги проходит передовая линия немцев.
Я рассказал, как нам удалось пулемётным огнём отбить от танков пехоту, загнать её в самый конец колоны и задержать колону танков на узком участке дороги до второй бомбёжки. Я рассказал так же, как были разбиты с воздуха два наших KB и что мы двое суток не ели.
— Нам нужно где-то продукты получить.
— Накормим! Накормим! — сказал генерал, рассматривая на карте дорогу. — Ты покажи мне своих солдат, лейтенант. Хочу посмотреть на их лица!
— Охрана не пускает, товарищ генерал! Они там стоят у дороги.
Генерал повернулся к полковнику и сказал:
— Нужно пропустить!
Полковник подошел к телефону, отдал распоряжение и доложил что охрана в курсе дела. Я понял, что он звонил в соседнюю комнату, где сидели связисты и дежурный |охраны| КП.
— Построй своих солдат у блиндажа и доложи мне! — сказал генерал.
Я вышел из блиндажа и пошел на дорогу. На тропинке меня нагнал тот самый капитан.
— Ну, как дела? Как решили насчет нашей дивизии? Что сказал генерал-лейтенант?
— Велел вести солдат. Хочет сам взглянуть на пулемётчиков.
Я подал команду: «Подъем!» Пулемётчики тяжело поднялись, взвалили на плечи своё оружие и цепочкой стали спускаться в овраг.
Я построил роту перед блиндажом и доложил генералу. Командующий остался доволен, посмотрев на солдат. Рота стояла в полном снаряжении. Разобранные пулемёты солдаты держали на плечах. У каждого винтовка, скатка, противогаз, саперная лопата, в руках коробки с лентами, запасные банки патрон. Солдаты широкоплечие с обветренными и небритыми лицами. Внешний вид грязноват, но такое наше ремесло, народ не какой-то тыловой комендантской охраны. Посмотришь на них — эти и под танки лягут!
Уходя обратно в блиндаж, генерал обернулся и сказал полковнику, по-видимому начальнику штаба.
— Роту поставить в оборону вокруг КП, лейтенанта назначаю комендантом охраны! Займетесь этим делом, полковник!
— Организуешь круговую оборону! Начальник штаба с тобой детали обговорит! Кормиться будешь на нашей кухне!
Генерал ушел, разошлись сопровождавшие его полковники. Я отвел своих солдат под ели и велел собирать пулемёты.
— Снаряжение сложить в одно место, чтобы все знали, и не бросать как попало!
Вскоре пришел полковник, и я последовал за ним. Мы обошли овраг, наметили, где будут стоять пулемёты. Вскоре я вернулся назад. Меня с нетерпением ждал политрук Соков.
— Нужно продукты получить на роту.
— Продукты не нужны, солдаты и мы будем питаться готовой пищей с генеральской кухни.
Пётр Иваныч на генеральский смотр роты не попал. Они по дороге где-то приметили повозку с разобранным станковым пулемётом. С ним пошел старшина Фомичев и вызвался обтяпать это дело. |Парамошин| Они вдвоем отправились добывать утерянный щит.
— Щит достали! — сказал он мне.
— Теперь я, Петя, комендант штаба армии! Без моего разрешения сюда никто не войдёт и не выйдет. Иди к повару и закажи кормёжку на всех, а я оборудую себе командный пункт и лежанку под этими тремя мощными елями.
Я позвал солдата и велел ему принести пустые ящики и поставить как надо.
— Там, за кухней, валяется целый ворох из-под консервов! Здесь будет мой кабинет и лежанка.
Пока политрук толкался на кухне, я со старшиной развёл пулемётные расчёты и поставил им боевую задачу.
— На постах не спать! Соображать надо! Кругом начальство! Службу нести как следует! Это вам не танки под высотой!
Солдаты поняли, что от них требуется.
— Будьте спокойны, товарищ лейтенант! Не подведём! Сами понимаем!
Я вернулся к себе. |Солдат поставил пустые ящики вверх дном, получилась лежанка что надо|. Я бросил на ящики свою короткую, до колен, шинель и прилёг для пробы. Лежать было удобно и сухо. Даже ноги лежали на ящиках и не болтались над землёй. Я не спал третьи сутки, глаза сами закрылись, и я забылся во сне.