При выписке за мной заехал старшина. По дороге он рассказал мне, что взвод разведки понес большие потери. Помкомвзвод получил тяжелое ранение в бедро. Потеряли убитыми четырех человек.
— Как только вы заболели, — продолжал старшина, — Рязанцева вызвали в полк и приказали взять высоту. Обоз стоял |три дня| на дороге при подходе.
— А где же пехота была?
— А что там их в пехоте! Подошли к высоте и залегли.
— Рязанцев знал, что на высоте немцы?
— Как не знать. Все знали и видели, как они постреливали. А что он мог сделать, раз командир полка приказал.
Телега долго тряслась и качалась по избитой дороге. Справа и слева стали попадаться камни и пни. Валуны были на разный размер, цвет и оттенок. Они лежали в земле уткнувшись в ..? Под ними, по-видимому, влага сохранялась, потому что вокруг них росла густая трава.
Вот такой же твердый, как этот камень, был помкомвзвод. А теперь, что? Теперь он калека!
Не помню точно, как и где мы ехали дальше. Потому что когда тебя везут, за дорогой не следишь. Мысли о другом донимают.
Запомнилось одно. Я велел дежурному солдату, стоявшему на посту, найти Рязанцева и передать, чтобы он построил взвод. Солдат козырнул и побежал искать Рязанцева.
— Постой! Ребят строить не надо. Пусть Рязанцев зайдет ко мне в палатку к старшине.
— Чем воевать будешь? — спросил я Рязанцева, когда он отдернул полу палатки и подался вовнутрь. — Тебе ребята этого не простят. Ты без разрешения дивизии в атаку вместо пехоты ходил.
— Я думал, что командир полка согласовал с ними это дело.
— Тебе, Федя, считай, повезло. На высоте ты мог оставить не четверых, а всю разведку в мертвом виде. Тебе что! Твоя жизнь у тебя в руках! А ребят губить просто так ты не имеешь права. За потери с тебя начальство не спросит. Погибли солдаты? Ну и ничего! Для того и война, для того и воюем! Командиру полка нужна высота, подавай ее сейчас и немедля. А на потери и что будет потом — ему наплевать. Брать такие высоты посылают обычно штрафников. А ты лучших ребят уложил. Ты знаешь, почему они туда пехоту не пустили? Потому что знали, что она до середины высоты не дойдет. А теперь расскажи, как было дело.
— Как было? Вызвали и сказали, пойдешь и взводом возьмешь высоту. Я разделил взвод пополам. С первой группой шел помкомвзвод, а я со второй с другой стороны. Помкомвзвод дошел до половины, а я в это время обходил высоту несколько вправо. Кругом ни выстрела, ни какого движения. Я думал, что немцы, увидев нас, со страху драпанули. Поднял ребят во весь рост и мы потопали кверху. Помкомвзвод увидел, что мы поднялись и идем в открытую, решил броском подойти к вершине. Но вышла неувязочка. Мы двигались с ним одновременно. Нам нужно было перебежками, накатом идти. Метрах в ста от вершины по нему полоснул пулемет. Сначала один, потом еще два. Под кинжальный огонь попала группа. Подступы к вершине открытые и гладкие. Днем, где ни ткнись, всюду видать. Вертись, не вертись, а все пули твои. Не знаю, как остальные уцелели. Из его группы четырех убило. Из моей одного ранило. Жалко самого. В бедро его ранило. С наступлением темноты вынесли убитых и раненых. Двое суток держал немец высоту. А на третий день утром сам удрал.
— Не знаю, что тебе сказать, Федя. Как ты ребятам в глаза будешь смотреть? Они ведь, Федя, не дурачки. Не хуже тебя и меня все понимают. Мы им внушаем, что у нас чистая работа. Нас интересуют только языки. А их, как штрафников, гонят на высоту, на истребление. Что-то одно должно быть. Или языки, или в атаку ходить. Тебе что? Орден за высоту обещали? Я так и знал! Ты же их, как штрафников, сунул под пули! Говорить можно что угодно. От слов отказаться можно всегда. Ты знаешь, почему командир полка при мне не пихает разведку куда попало? Потому, что я письменный приказ потребую от него. Ты посмотри на него и скажи, кто верит ему? В его распоряжении может быть подвох и личная выгода. Почему ему комбаты поддакивают? Потому что видят, что пехоту суют без подготовки. Потери никого не волнуют. Чем меньше осталось, тем легче живется. Разве ты сам не видишь, что делается вокруг. Тебе с командиром полка было спорить не охота. Сколько времени потом брали высоту?
— Дня три, не меньше!
— А людей сколько положили?
— Не меньше полсотни!
— Мы учим разведчиков, чтобы под пули не лезли, как дураки.
Рязанцев хотел, было, встать и молча уйти от разговора.
— Ты сиди, сиди! Тебе это на будущее, как наука! Разведчик — не окопник-солдат. Разведчика нужно долго и терпеливо учить и готовить. Возьми простого солдата. Подведи его ночью к немецкой траншее, он живого немца от корявого пня не отличит. Выведи его обратно и спроси:
— Видел?
— Видал!
— А чего ты видал?
— Видел, как под проволокой ползли.
— А немца в окопе видал?
— Немца? Нет, немца не заметил!
За сколько времени ты можешь из простого солдата сделать разведчика? Месяц, два, три или полгода? Пехотинца делают просто. Спросят во время призыва. Жалобы есть? Нет! Годен к строевой! Можно на фронт отправлять. А разведчик, Федя, должен многое уметь и знать. Сказал бы я тебе, да долго перечислять. Жизнь опытного разведчика дорого стоит. Жизнь, она, Федя, дается один раз. Нам с тобой нужны живые люди, а не мертвые и трупы. Да и сам ты знаешь: у одного получается хорошо одно, у другого — другое. Звезд на небе много, а полярная одна. Аникин видит хорошо, а Коротков любой шорох на сотню метров ухом уловит. Один другого стоит. У одного лучше одно, у другого — другое. Серафим может выбрать удачный момент, изловчиться и тихо, как кошка, опуститься к немцу в окопчик, придавить его на секунду, пока остальные поспеют. А эти двое, что с Сенченковым ходят, могут без звука перейти линию фронта. В разведке нельзя без умельцев. Но есть и такие, которые все могут. Не буду называть их фамилии, ты их сам знаешь. У нас, как в сказке про Аленушку. Один брат приложил ухо к земле и слышит, как за много верст всадник скачет навстречу. А солдат из пехоты что слышит? Как ротный матерится и славяне котелками стучат. Потерял ты, Рязанцев, сразу пятерых, и, считай, обрубил нам руки. Остались мы без рук и без глаз, оглохли мы с тобой, Федя. Потерять разведчика легко. Не потерять — вот в чем наша задача. За убитых с тебя никто не спросит. Они на совести твоей будут. Вон, командир полка. У него совесть вроде чиста. Послал под пулеметы солдат, а сам Маньку за сиську держит. Вот так, Федя. Мораль тебе приходится читать!
Глава 35. В обороне после Лиозно
Серым и беспросветно-мокрым выдался конец осени. То холодный и липкий снег, то моросящий дождь, то пронизывающий ветер до костей. Когда погода резко меняется от тепла к холоду, становится не по себе — холод добирается до костей.
Но вот к концу месяца немного просветлело. Солдаты зашевелились в окопах. Наш полк располагался справа от железной дороги, которая проходила на Витебск. Место низкое. Земля пропиталась влагой.
Вскоре проходы землянок стало заливать водой. Пришлось снимать перекрытия, резать пласты из дерна, выкладывать ими вокруг котлованов полуметровые завалинки, и снова накрывать и сверху засыпать землей.
Я находился на передовой в одной из таких, торчащих наполовину из земли, землянок. В середине проход, залитый на четверть водой, по бокам с двух сторон земляные нары. На нарах с каждой стороны по шесть человек разведчиков. В землянке теснота — повернуться негде. Мы находились на передней линии пехоты и занимали отведенный нам участок обороны.
Командир полка рассчитал так: разведчики принесут двойную пользу, если будут сидеть на передней линии, удерживать участок обороны и вести за противником наблюдение. Солдат-стрелков в полку не хватало. Давно ждали пополнения, но оно все не прибывало.
Немцы ночью и днем по нашему рубежу вели огонь из артиллерии, минометов и пулеметов. А наши славяне, как всегда, на их стрельбу не отвечали.
Как-то раз в конце недели я пошел в тылы полка, зашел к начальнику штаба и завел с ним такой разговор:
— Вот здесь, на углу леса, — и я показал по по карте, — стоит сложенная из кусков дерна, небольшая лачуга. В ней сидят наши стрелки-солдаты и обороняют участок метров пятьдесят. Прошу поменять нас с ними местами. За лесом находятся немцы и наших впереди и справа, и слева там нет. Солдат из пехоты там трое. Я с двумя разведчиками займу эту лачугу, а Рязанцев с ребятами будет действовать за лесом и в лесу. Немцев за лесом никто не тревожил. Может нам повезет, и мы там схватим какого одного. Это место для нас вполне подходящее.
Начальник штаба не возражал и дал свое согласие. И мы на следующий день перебрались на новое место.
Я, конечно, думал о своем. Мы сидим в обороне, за языками нас идти никто не торопит. А в одно прекрасное время из дивизии может прийти приказ. Назначат нам срок, сунут в открытое место и скажут, давай языка. А здесь, за лесом, мы не торопясь подготовим поиск, облюбуем подходящее место и подготовим объект. Немцев здесь никто не тревожил. Сидят они за лесом спокойно. А у нас одна задача — нам нужно взять языка без потерь. У немцев иногда ротозеи есть.
У нашего начальства на этот счет свои соображения. Они воюют по карте и не имеют понятия, что делается на том или ином участке впереди. Они не задумываются над тем, что люди пойдут на верную смерть. Они это считают просто обязанностью разведчиков. Не хочешь сам умереть — убей полсотни немцев! У меня на этот счет понятия свои! Мне нужно взять языка и сберечь своих людей.
На углу леса стоит сложенная из кусков дерна небольшая конура. От нее лес под прямым углом поворачивает и уходит в сторону немцев. Справа от опушки находится неширокий прогалок. За прогалком по ту сторону — мелколесье и небольшие кусты. Оттуда иногда постреливают немцы. Где точно, в кустах или за кустами, они сидят, мы пока не знаем.
На следующий вечер к опушке леса подошел Рязанцев с разведчиками.