Грохот взрывов вдруг оборвался, и зловещая тишина воцарилась кругом. Никакой тебе похоронной музыки, никаких слёз и всхлипов, ни малейшего звука, как будто ты и не на войне.
— Разрешите, товарищ гвардии капитан, в танках трофеи проверить! — услышал я сзади себя загробный голос кого-то из разведчиков.
Кто-то вызвался, не долго думая, отправиться туда. Эта мысль вернула меня к тишине и к действительности.
— Да! Да! — подхватили остальные.
— Подходящий момент, товарищ капитан!
— А то потом будет поздно! Может, фрица живого добудем!
— Не торопись! — прохрипел я. — Может, наши дадут ещё один залп! Мне ваши трупы не нужны! Мне нужны живые люди, а не бутылки со шнапсом. Через час разрешу. А сейчас ещё раз и не заикайтесь! Ясно?
— Ясно! — отозвался кто-то.
Густые облака дыма и языки пламени плясали над танками.
— Там пехота теперь по танкам шарит, — протянул кто-то.
— Какая пехота? Её теперь за шоссе ищи!
— Так танки горят! Все ценные вещи огнём испортит!
Я оглянулся вправо. Посмотрел быстро туда, где только что стояли два «Фердинанда». По ним залп не давали, а их и след простыл.
Немцы на танках теперь научились пятиться задом. Увидели реактивный залп, и — задом, задом, да и в кусты!
— Вот бы нам сейчас пару таких воротил! — подумал я. — Можно было бы с разведкой до Витебска махнуть! Фронт открыт. А наши с пехотой топчутся на месте!
— Разрешите, товарищ гвардии капитан! Залпа больше не будет!
— Ладно, черт с вами и вашими трофеями! Идите! Отпускаю пять человек!
Когда, примерно через час, обратно вернулся сержант Сенченков, на роже его было выражение неудовольствия.
— Ты чего хмурый такой?
— А что, товарищ гвардии капитан! Просили вас сразу отпустить? Пришли к танкам, а там пехота и эти, из противотанкового дивизиона. Стрелять по танкам — снарядов нет, а трофеи собирать они первые.
— Как же они прошли туда? Я всё время стоял здесь, на передней позиции.
— Они кругом ползком обошли нас. Вот как обидно! На ногах трое суток, пленного взяли — без медалей и трофеев! Даже выпить нечего от такого огорчения! У старшины резервов нет, и теперь придется жить на сухую. А у ребят от такой неудачи душа болит. Хоть бы грамм по двести на брата — немного разговеться!
— Не надо так сильно переживать. Может, у старшины что и осталось. Ты мне лучше скажи, все люди оттуда вернулись?
— Остались двое. Хотели ещё в одном танке пошарить. Надежд никаких. Я сам все танки обшарил. Вот, кроме нескольких пачек сигарет ничего не нашли.
— Ну ладно, пойдём на ящики в ельник, а то скоро стемнеет.
Мы повернулись и пошли. По дороге нас нагнали те, оставленные двое.
— Ящик шнапса! Где взяли? — спросил, обернувшись к ним, Сенченков.
— Если, сержант, рассказать — не поверишь!
— Пол-ящика шнапса?
— Конечно!
— Ну и где?
— Обшарили мы всё. Нигде ничего. Славяне раньше нас всё обчистили. В танках всегда навалом трофеев. Не могли они быть пустыми. Я выругался и говорю Хомуту — нужно топать назад, а то искать будут.
— А кто такой Хомут? — спрашиваю я.
— Это он, товарищ капитан, Анохин.
— А почему же Хомут?
— Это кличка у него такая, секретная.
— Ну и ну!
— Идём уже к себе. Решил оглянуться. Вижу — солдат с ящиком идёт. Держит его двумя руками. Смотрю — в сторону, в сторону и уходит от нас. Слышу, вроде бутылки в ящике побрякивают. У меня аж дух спёрло, душа дернулась, ноги задрожали. Как же так, уходит такая добыча. Включаю седьмой ржавый, аж в мозгах заскрипело. Нагибаюсь к Хомуту и шепчу ему на ухо: «Я бегом и выйду ему навстречу. А ты с дугой стороны, его сзади обходи». Забегаю вперед и останавливаюсь. Жду, пусть сам в упор подойдёт. Видимость небольшая. Дергаю затвор автомата и ору, как будто часовой: «Стой! Стрелять буду! Кто идёт? Хенде хох!»
— Свой я! Чего орёшь?
— Какой свой? Раз от немцев топаешь. Сказал, стрелять буду!
Для солидности даже пустил вверх одну трассирующую.
— Почему один на ночь глядя шатаешься? Власовец? Перебежчик? Шпион, диверсант?
— Я с артдивизиона! Свой я!
— Какой ты свой? Прихвостень немецкий! Где твоя винтовка? Номер говори!
— Винтовка там. Около пушек на позиции.
— Мину в ящике тащишь! Артиллерию нашу взорвать хочешь?
— Бутылки с вином это.
— Врёшь, ползучий полицай! Сейчас отправлю в контрразведку. Там из тебя быстро правду выбьют.
— Да не шпион я.
— Давай одну бутылку! Я сейчас проверю, шнапс это или горючая смесь.
— Как я тебе дам? У меня две руки заняты, сам бери.
— Давай, браток, ящик подержу, — говорит подошедший сзади Анохин.
Солдат, не долго думая, передал ящик в протянутые руки, зацепил одну бутылку и передал мне её на пробу. Я взял бутылку левой рукой и, извиняясь, стал жать ему правую. Жму, трясу, говорю спасибо. Он руку тянет к себе, пытается оглянуться. А я держу его и тяну на себя. Когда он повернул голову в сторону ящика, а его и след простыл.
— А этот, что с тобой из артдивизиона, тоже с тобой?
— Я его совсем не знаю.
— Ну, вот что, служивый, придется тебя арестовать. То он с тобой, то ты его не знаешь?
Мы некоторое время стояли и молчали.
— Ладно, чёрт с тобой! Отпущу тебя. Ты, видно, парень свой. Топай к своим, да не говори никому, что я отпустил тебя. У нас в заградотряде строго на этот счёт. Подумают, что ты к немцам перебежать собрался. Давай иди!
— Ну и как солдат? — спросил я.
— А что ему? Он так и не понял, что ему мозги вкрутили. Сказал спасибо и пошел в дивизион. Тыловики заградотряда боятся. Как что, их сразу на передовую, и в пехоту.
— Ну и ну!
Мы простояли на этом участке ещё два дня. Из резерва к фронту подошла другая дивизия, нас сменили и отвели на другой участок. В полках у нас осталось по полсотни активных штыков. Семнадцатая гвардейская нуждалась в пополнении.
А как же тот зарытый дом? Что там осталось? Что случилось с батальоном, который остался у подножья высоты 305 и должен был брать высоту? О том и о другом будет рассказ особый.[196]
Глава 37. Блиндаж на дороге
Немцы, сбитые с рубежа, отступили на Витебск. Мы идем по дороге, посматривая по сторонам. Слева — край леса стоит вдоль дороги, а справа — открытая местность медленно уплывает назад. Место для рубежа немецкой обороны здесь не подходящее. Где попало оборону они не будут занимать. Им выгодные рубежи нужны. А тут — слева лес, а справа — бугры и болота. Встречных выстрелов пока не слыхать. Так что мы идем, не озираясь и особенно не прячемся.
Впереди, километрах в двух по карте, виден крутой овраг. С той стороны оврага — господствующая местность. И лес обрывается при подходе к оврагу. На этой линии по-видимому и закрепились немцы.
Слышу сзади какой-то топот. Оборачиваюсь назад, вижу: по дороге вслед за нами кто-то скачет трусцой на лошаденке верхом. Видно, за мной из штаба нарочного послали вдогонку. На повороте он нас нагоняет, и не слезая с лошади обращается ко мне.
— Товарищ гвардии капитан! Вас в штаб полка срочно вызывают!
До рубежа, на который мы должны выйти, идти осталось немного. По предварительным данным немцы должны закрепиться где-то недалеко впереди. И сейчас, при подходе к немцам, впереди нас на дороге наших нет никого.
Нам нужно где-то здесь на подходе к немцам выбрать себе место для землянки или найти готовый блиндаж. У немцев они вдоль дорог попадаются часто.
На ходовых дорогах всякое может случиться, может быть вынужденная остановка, или произойти какая авария. А немцы на ветру, на открытой дороге в стужу не могут сидеть. Они там и тут вдоль дороги строят укрытия и блиндажи.
Пока на новый рубеж не вышла наша пехота, нам нужно где-то здесь отыскать себе пустой, брошенный немцами блиндаж. Потом бегай, ищи! Славяне расползутся по линии фронта, не только землянки и блиндажи позанимают, все дыры и норы займут.
Мне нужно вернуться назад, а Федя пусть топает вперед и в метрах пятистах от немецкой обороны ищет готовое укрытие для разведчиков.
Если я так срочно нужен им в штаб, могли бы с нарочным прислать мне оседланную лошадь. Вестовой развернулся, и криво сидя в седле, смотрит на меня и ждет, что я скажу. А мне нет охоты пехом топать по дороге и назад потом сюда возвращаться. Я выругался, конечно. А связной опять за свое.
— Товарищ гвардии капитан! Полк, следуя на марше, получил пополнение!
Теперь мне понятно, зачем вызывают меня. Обычно из сотни прибывших солдат мы отбираем в разведку двух-трех или чуть больше. А в этот раз по словам связного в разведку изъявили желание пойти сразу десять человек.
В полковую разведку мы берем исключительно добровольцев. При отборе ребят мы обращаем внимание на физические данные. Проверяем их на слух. Испытываем реакцию и зрение. Остальному они потом научаться. Главное — было бы желание!
Я велел Рязанцеву топать вперед и при подходе к немцам заняться поиском блиндажа.
— Если сойдешь с дороги, оставь на дороге двух разведчиков. Пусть они на дороге ждут нас. С собой в штаб полка я возьму сержанта Сенченкова.
Связной повертелся в седле, ударил сапогами в бока своей тощей гнедой кобыле и рысцой затрясся обратно по дороге. А мы с Сенченковым пешком потопали назад.
Пополнение дают на ходу. Что это значит? В наступление сразу перейти нельзя. Мы не знаем системы немецкой обороны. Наступление вообще нужно готовить долго. Люди, оружие, боеприпасы, питание, снабжение и направление удара! Просто так, на ура, немцев с рубежа не собьешь! Может просто решили пополнить полки и занять оборону километра на два по фронту. Сейчас в ротах осталось мало солдат. Считай, в полку две неполных стрелковых роты.
Мы прошли по дороге километров пять. Здесь дорогу пересекает небольшая низина. За низиной болото. Оно заросло и теперь покрылось снежной пеленой. За болотом — пригорок и сплошная стена старого леса. Деревья высокие. Чтобы взглянуть на их макушки, нужно запрокинуть голову далеко назад. Где-то здесь в сторону уходит лесная дорога. Нам нужно свернуть на нее и пройти через лес. За лесом находится небольшая деревня. В ней и расположен наш штаб полка.