Малейшее сомнение |в душе| или неверие |в своего командира| может привести к неудаче, и жизнь оборвется из-за пустяка. Здесь риск и ум, и сметливость, и хитрость, и все это держится на воле человека и на чуть-чуть. Бывали дела и случаи, когда свою ошибку и не заметишь.
Утром в назначенный час старшина подал команду на подъем и общее построение. Для новичков это было новостью и вопросом. На фронте и пожалуйста — подъем, зарядка и построение. Никогда этого еще не было. Но в строй бежали все, и старые, и молодые. Опытные сержанты, не раз ходившие за языком, бежали впереди. Молодые сразу поняли, что в разведке что-то произошло. Старшина, сдвинув брови, ревел нынче с утра как бык. Он велел подравнять мыски и раскатистым басом подал команду «Смирно!». Подошел к лейтенанту Рязанцеву и доложил, козырнув. Рязанцев выступил вперед и подал команду «Вольно!». Он приказал всем стоящим в строю снять шинели, стеганки и гимнастерки, раздеться до голого пояса. У разведчиков глаза полезли на лоб. Старшина выставил вперед нижнюю челюсть, выкатил глаза, поправил … и в одно мгновение оказался без нательной рубахи. Волосатая его грудь мерно вздымалась. Среди молодых и худеньких ребят, стоящих в строю, промелькнуло сомнение. Но видя, что старшина сапогом, словно бык копытом, роет землю и поддевает снег, и что сержанты и старики без лишних раздумий обнажились до пояса, они тоже стали кидать свои шинели и белье на снег, в ноги. Старшина выпятил грудь и, глубоко дыша, стал пускать ноздрями струи белого пара. Старички знали, что хочет капитан. Они понимали, что нужно вдруг и сразу встряхнуться.
— Ой! Ой! Ой-ой-ой! — послышались возгласы новичков в строю.
Старшина, как стадный бык, заревел на всю округу:
— Разведка, за мной! Никому не отставать!
И, разбрызгивая снег огромными ... сапожищами, набирая скорость, ринулся вперед.
Взвод сорвался с места и под общий свист, крики и улюлюканье полетел за старшиной. Связисты, тянувшие провод, остановились и смотрели, разинув рты. Теперь по полковым проводам поползет анекдот, как однажды поутру при морозе в двадцать градусов полковые разведчики делали в голом виде зарядку. Старшина назад, в сосняк, прибежал первым. Никто не смел его обогнать на ходу. Кто-то из новичков и попытался, но его одёрнули на ходу. Старшина должен быть впереди. Он — отец родной. Старшина прибежал, потоптался, нагнулся, покрякивая, черпнул ладонями пушистый снег и стал натирать свою грудь. Растер шею снегом, руки и шею растер, Валеев подал ему полотенце. Валеев держал на руке стопку чистых портянок и весело улыбался, глядя на старшину. Солдаты тоже подбегали и растирались снегом, кидали друг в друга снежки. Потом подбегали к Валееву и хватали у него из рук чистые портянки.
— Ну вот, видать, дела наши тронулись — сказал я, подходя к старшине и к Рязанцеву. — Теперь вам нужно только поддерживать порядок и бодрый дух у них.
Рязанцев улыбался, а старшина посмотрел на меня, как бы молчаливо спрашивая, может, по сто грамм всем налить? Я мотнул головой в знак согласия.
— Братия христианская! Бога угоднички! Соколики православные! По очереди подходи! Крещение на Руси! Причащаться будем! Капитан по сто пятьдесят разрешил.
В овраге осталось два лагеря. Под обрывом в земле — пустые норы и лазейки, а рядом — палатки и рубленая баня, в которой можно жить и топить. Потом, как рассказывал солдат, был завтрак, баня, раздача белья, замена рваного обмундирования. Старшина для некоторых ребят достал даже новые валенки.
Ребята, усталые и довольные, сидели на бревнах, переговаривались негромко и курили табак.
— Вам, товарищ гвардии капитан, ординарец нужен, — басовито начал разговор старшина.
— У тебя на примете, наверное, есть такой паренек.
— Есть, конечно, небольшого роста, телосложением не дюж, но в руках силу имеет, смышленый и шустрый. В захватгруппу ребята его не берут. Маленького, говорят, росточка. А в пехоту обратно жалко отправлять. Через неделю убьют. Я знаю, вы приказали скомплектовать боевые группы! В деле он не был, его в деле не знают. Он может остаться не при деле. Взял бы я его, да у меня есть ездовой, и Семенов сидит у меня после ранения. Трёх, сами знаете, на одну повозку не положено.
— Ладно, приводи. Погляжу на твоего племянника.
— Что вы, товарищ гвардии капитан, он мне никто! Просто парнишку жалко. Да и во взводе он недавно, прибыл без вас с пополнением.
— Ты же его сватаешь, вот я и говорю — племянник. Он что, из новеньких?
— Да, но вы его видели.
— Где?
— Вы с ним на НП дежурили. Он, правда, не знает, что вы — тот самый капитан.
— Ну и старшина! Всё-то он знает!
— Должность такая, товарищ гвардии капитан.
— Ладно, веди своего подопечного.
Мы сидели в палатке, поставленной вплотную к обрыву. Рязанцев был доволен. Он объяснил мне, что в случае обстрела осколки дальше пойдут и в случае чего можно укрыться под мерзлый грунт. Он даже разведчикам объявил: при плотном обстреле все уходят, как он выразился, в укрытие под землю.
— А что, это ты хорошо сообразил! — сказал я и похлопал его по плечу. — Всё правильно, Федя! Людей нужно беречь.
В откидной полог палатки кто-то ткнулся, и в палатку вошел старшина. За ним показался мой ночной знакомый.
— Заходи! — сказал я, когда он из прохода меня увидел.
— Ну, что замялся? — промычал старшина. — Товарищ гвардии капитан, как отец родной, хочет тебя от смерти спасти. Если пойдешь в пехоту, жизни тебе там — неделя. Гвардии капитан согласен взять тебя к себе ординарцем. Ну, чего молчишь? — протрубил старшина.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Сергей.
— Фамилия?
— Курдюмов.
— Ну что ж, садись, Сергей, закуривай, будь как дома.
Я посмотрел на Рязанцева, который лежал на боку, подмигнул ему и добавил:
— Мы с ним старые знакомые. Он мне на НП сказал: может, еще встретимся, капитан! Вот мы и встретились. Я, оказывается, не просто штабной, а тот самый разведчик, про которого ты мне тогда говорил. Старшина толкует, чтобы я тебя взял к себе в ординарцы. Послать тебя в группу Сенько я не могу. Все группы подбирают сами ребята. Такой у нас порядок. Мне ординарец нужен. Если согласен — оставлю тебя при себе.
— Ну, чего молчишь? — ткнул его кулаком старшина.
— Я тоже не против. Видать, договорились.
— Какие обязанности будут у тебя — просветись у старшины. Он знает все тонкости этого дела. Ну, а всё другое будешь сам на ходу соображать. Завтра вступишь в новую должность. Старшина приведет твой внешний вид в порядок.
Сергей Курдюмов с этого дня стал моим постоянным спутником. Ординарец в разведке — это не денщик у командира полка. Ординарец — это тот же разведчик, сообразительный и решительный, правая рука офицера, важное лицо во взводе, только в солдатском звании. Ему не нужно чистить сапоги своего начальника, в разведке это не принято. Мы ходили в нечищеных сапогах. Я его воспитанием не занимаюсь, но старшина ему иногда выговаривает. Старшина, как тот церковный дьяк — пожурит, погладит по волосам шершавой рукой:
— А, племянничек пришел! Крестный отец сегодня баньку топит. Велел за тобой послать. Сегодня офицеры и наша компания будут париться.
— А ты что, не мог с ребятами капитану передать?
— Никак нельзя! Понимать надо! Чего не положено, ребятам не надо знать. Чтобы лишних разговоров не было. Для них баня будет потом, когда в снабжении белье получим.
— Ты, Валеев, вечно что-то темнишь. Что тут особенного? На всех сразу белье не дают.
— Ладно, иди к старшине, он велел тебя к нему послать.
Так прошел еще один день зимы.
Глава 40. Подготовка к ночному поиску
3 января 1944 года.
На следующий день мы с Рязанцевым отправились на передовую. Пройдя мимо полкового НП, где я провел первую ночь, мы свернули вправо и пошли |побежали| по узкой тропе к неширокой полосе леса, расположенной у края обрыва. Там, не доходя |нескольких| десятка метров, проходила передняя линия обороны стрелковой роты.
Не успели мы сделать и десятка шагов, как по тропе с нарастающим |визгом| гулом ударили немецкие снаряды. Ложиться в снег и ждать, пока прекратится обстрел |огонь,| было бесполезно. Так можно пролежать и дождаться снаряда |на открытом месте целый день|. А куда деваться? Свернуть в сторону и бежать по глубокому снегу? |Долго не пробежишь|.
Заранее никогда не знаешь, где ударит снаряд. Под разрыв снаряда можешь угодить в любом месте. Одно спасение: не сбегая с тропы прибавить шагу |и рывком| добраться до ротной траншеи. |Мысли работают мгновенно.| Повел глазом вправо и влево, оценил, где ложатся разрывы снарядов, и решение готово. Хватая ртом воздух, мы добежали до ротной траншеи и скатились на дно. Думали, что на дне траншеи в укрытии будет тише. А тут еще хуже. |Немец бил вдоль всей траншеи.| Комья мерзлой земли летели повсюду. Снег и осколки брызгали кругом. Солдат-стрелков в траншее не было. Солдаты — народ проворный |смышленый,| вырыли под мерзлым грунтом в передней стенке норы и залезли туда |каждый для себя лазейку и спрятались туда. Как хочешь её назови: нора, подбрустверное укрытие. Копали солдаты каждый для себя.| Куда ни ткнись, все норы заняты. В глубине их солдатские |спины и| ноги торчат. Траншея стала широкая. Двое, не прижимаясь к стенкам, могут свободно пройти. Скаты траншеи во многих местах обрушены. Куда тут деваться, когда немец бьет беспрерывно. Разрывы следуют то сзади, то спереди. |Вдоль траншей летит| мерзлая земля. Каждый десятый |разрывов с недолетом и перелетом один, два| снаряд залетает в траншею. Вот он вскинулся там. Попробуй