Чудесные ребятки |собираются и| служат в полковых разведках. У них богатая фантазия и исключительно тонкое на немцев чутье. Из них никого глоткой и руганью и медалью не прошибешь. К ним нужно иметь душевный подход, |проявлять| отеческую заботу и справедливость во всех делах. А если дело пойдет на крик, на обман и лицемерие — считай, что в разведке плохие будут дела.
— Сергей! Сходи в баню! Пригласи Сенченкова! Скажи, чтоб пришел! Посоветоваться надо!
— Я, товарищ гвардии капитан, отселева крикну!
— Нет, Сергей! Ты, дорогой, сам туда сходи! Пригласи с уважением, чтоб другие видели! Сходи! Сходи! Не ленись! Ты, брат, парень шустрый на ходу и не ленивый!
Я остался один, почесал затылок и опять задумался. Начальство в приказе требует, чтобы разведка пошла под обрыв. И я и ребята знают, что оттуда живым не вернешься.
Вон, в роте дивизионной разведки, именуемой 3 ОГРР, |3-я отдельная гвардейская разведрота,| по приказу штаба дивизии: в ночь на 30.12.43 г. выслать в тыл противника радиофицированную разведгруппу с задачей вскрыть глубину обороны противника, характер его оборонительных сооружений восточнее и юго-восточнее Витебска, наличия и места расположения резервов противника, захвата контрольных пленных, с выходом с ними в район своих частей. Что получилось?
Группа, имея радию, вышла, как указано в приказе, в ночь на 30-ое, как положено. Но не доходя до передовой, группа повернула обратно, отошла в свой тыл километров на пятнадцать, расположилась в лесу и стала передавать данные о противнике. В назначенный срок, через пять дней, группа вернулась в расположение дивизии. Некоторых представили к медалям, а одного парня взяли и обошли. Он по пьянке возьми да и скажи. Скандал был невероятный. Командира роты сняли с занимаемой должности, перевели в роту охраны. Теперь он был командиром роты автоматчиков. В разведку ему не надо ходить и за работу разведчиков ответственности никакой.
Вскоре вернулся Сергей и вслед за ним в палатку зашел Сенченков. Он внимательно все выслушал и во многом со мной согласился. На следующую ночь нам предстояло вместе с ним проиграть весь вариант на снегу у себя в тылу. Нужна была подходящая местность. Утром после кормежки мы должны были отправиться искать ее.
В эту ночь, когда разведчики мылись в бане, в блиндаже на передке случилось непредвиденное |происшествие|.
Два разведчика, которых оставили для охраны блиндажа, стояли снаружи и наблюдали за немцами. Мина, прилетевшая сверху, тихо хряпнула и ранила сразу двоих. При очередной проверке связи блиндаж перестал отвечать. На линию послали связиста. Он и доложил, что разведчики ранены и самостоятельно двигаться не могут. Я велел Сергею послать санитаров, чтобы вынести их.
— А мы с тобой пойдем посмотрим, что делается там, впереди. Рязанцев в бане мокрый сидит. Нам с тобой, как сухие мы, придется идти. Возьмем с собой Сенченкова, пусть с нами идет.
— Пошли!
Мы идем по тропе, до утра еще далеко. Тропа узкая и глубокая. Солдаты ходят по ней как по лыжне, ступают ногами, волоча за собой валенки. Впереди словно ползком двигается темная бровка леса. Спускаемся в траншею, поворачиваем круто влево и идем к блиндажу. Траншея кончается, телефонный провод тянется кверху и уходит по снегу дальше. Идем перебежкой вперед. Вот снежный бугор блиндажа, вот окопы. На снегу перед входом в блиндаж лежат оба раненых.
— Где санитары? — спрашиваю я. — Санитары были? — повторяю я свой вопрос.
— Были, товарищ гвардии капитан! Они перевязали нас и сказали, чтобы мы лежали и не двигались, забрали автоматы и вывернули карманы.
— А теперь где они?
— Один за носилками побежал, а двое в блиндаже греются.
— Озябли, говоришь?
B проходе, который уходит из окопа вниз, деревянные ступеньки с набитыми на них планками, чтобы не поскользнуться. Дверь в блиндаже из толстых досок открывается наружу. При бомбежке или обстреле взрывная волна сама прикрывает плотно дверь. Из печной трубы, торчащей в перекрытии, клубиться слабый дымок.
— Сергей! Возьми полено, припри снаружи дверь! Упри полено в ступеньку, чтобы изнутри не могли открыть. Сделай по-тихому, не спугни санитаров, а то все дело испортишь!
— Сделаем все как вы сказали!
— У тебя, Сергей, в запасном диске патроны есть?
— Имеются! У меня в мешке россыпью с сотню найдется!
— Лезь наверх! Сыпани в трубу горсти две! Посмотрим, что эти прохвосты делать будут. Я их научу, как у раненых разведчиков по карманам шарить!
Серега забирается наверх, достает горсть патрон и сыпет их в дымящуюся трубу. Патроны, постукивая по железной трубе, устремляются вниз. Я вспоминаю Грязнова, которого слабило, когда мы бросали патроны ТТ в открытую дверку горящей железной печки. Они с треском рвались, но силы никакой не имели. Внутри блиндажа началась беспорядочная трескотня. Кто-то с силой шарахнулся в дверь. Из трубы вырвалось облако черного дыма и посыпались искры. Через несколько секунд послышались вопли и удары прикладом в дверь.
— Ну-ка дай очередь из автомата в дверь. Пули от ТТ толстые дверные доски на пробьют! Патронов десять пусти для страху! А теперь вынимай полено и командуй им: «Хенде хох».
Дверь отворилась, и изнутри вывалились перепуганные санитары с поднятыми лапами вверх. Из-под верхней притолоки повалил сизый дым. Мы гоготали.
— Ну что, попало за мародерство? Теперь не будете лазить у раненых по карманам! Вещи сейчас же вернуть!
— Нам, товарищ гвардии капитан, приказано всех раненых на вещи осматривать. Оружие забирать. Трофейные вещи изымать и в санроту сдавать. Мы все по инструкции делаем.
— Я вам такую инструкцию пропишу, что вы в другой раз к карманам разведчиков и не коснетесь. Разведчики лежат раненые на снегу, а они свои зады у печки греют!
В это время третий санитар прибежал с носилками.
— Кладите на носилки и несите в овраг. Там старшина с лошадью вас дожидается. И больше на глаза не попадайтесь мне. Все поняли? Карманники несчастные!
Раненых положили на носилки, появились еще два санитара из стрелковой роты. Мы забрали их оружие и остались около блиндажа. Рязанцев должен прислать группу ребят, как только они закончат баню. Перед самым рассветом.
Ночью две группы ползали к немецким позициям. Мы подбирали себе объект. Немцы по нейтральной полосе стреляли мало. Нужно было не обнаружить себя. Разведчики прослушивали оборону немцев с самого возможно близкого расстояния.
К утру группы вернулись и ничего хорошего не могли сообщить. На следующую ночь я планировал продолжить |прослушивание и| наблюдение. Зимняя ночь длинная. Пока вернутся ребята, пока придет старшина, накормит всех, сколько времени пройдет. А день пролетает быстро. Ляжешь на солому, не успел глаза закрыть, а тебя уже будят, подыматься пора, скоро темнеть начнет. Нужно снова готовиться к вылазке. Однажды днем немцы взяли и по кустам нам в тыл зашли. Постреляли из автоматов, нагнали нашим стрелкам страху, а к траншее, где сидели наши солдаты, идти побоялись. |В стрелковой роте паника, немцы окружают роту.| Солдаты ушки на макушки, собрались было из траншеи бежать. Кто-то вспомнил из них |нашелся такой один|, что разведка на левом фланге роты |в немецком| блиндаже сидит.
— У них там блиндаж! — сказал этот кто-то командиру роты.
Солдаты несколько воспряли духом |но загривки у них зачесались, то ли на нервной почве, а может вши почуяли неладное и беду|. Командир стрелковой роты, молодой лейтенант, побежал к нашему блиндажу.
— Где капитан? — крикнул он часовому. — Немцы нас обошли по кустам, окружают!
Он хотел было cунуться в блиндаж, но часовой его остановил, не пустил даже в проход на ступеньки.
— Щас узнаю! Здесь погоди!
Вернувшись из блиндажа, часовой объявил лейтенанту:
— Щас ординарец капитана выйдет. С ним поговори! А капитана не велено будить.
Заспанный, позевывая и тяжело вздыхая в проходе блиндажа показался Сергей.
— Где капитан? — спросил командир роты.
— Он спит. Он те на што?
— Разбуди капитана! Немцы нас по кустам обошли.
— Капитан будить себя не велел. Он сказал, пусть немцы ближе подойдут. Если подойдут, велел разбудить дежурную группу. А капитана я второй раз будить не стану. Он очень ругается, когда его зря будят. Чего-чего, а поспать он любит!
Серега широко зевнул, оскалив зубы, издал какой-то унылый душевный звук, почесал затылок, погонял на гашнике надоедливых вшей, |которые появились у нас у нас, как только мы перешли жить в немецкий блиндаж,| посмотрел на небо сморщась, как бы прикидывая скоро ли будет рассвет, повернулся спиной к лейтенанту, пригнулся, подобрав под ремень живот, и рванул раскатисто и громко. Не оборачиваясь и лениво он зашагал по ступенькам вниз. Часовой |от неожиданного громкого звука вздрогнул,| вскинул глаза на лейтенанта, повел |брезгливо| в сторону носом, отклячил нижнюю губу и на его лице появилось выражение:
— Разговор окончен! Ну, что еще тебе? Давай, топай к пехоте своей! — выражали его глаза.
Командир роты замялся, соображая что-то, произнес невольно:
— Фу ты! — повернулся и побежал к своим стрелкам.
— Ну, что там разведчики? — спросил кто-то из солдат, когда лейтенант вернулся назад.
Первое мгновение лейтенант не мог сообразить, что ответить.
— Разведчики? Разведчики спят!
— А где их капитан?
— Капитан не велел его будить!
Эти слова, как ушат холодной воды, подействовали на солдат.
— Как спят? — недоумевали солдаты.
— Капитана растолкали. Он сказал, чтобы больше не будили. Пусть подойдут поближе! Они поднимут дежурную группу. А капитана будить не велено.
— А как же немцы? — спросил кто-то.
Рассказчик пустил струю дыма, покашлял в кулак и продолжал;
— Что немцы? Немцы увидели, что у наших паники никакой, полежали в снегу, задом, задом — и убрались восвояси. Они боялись, что сами попадут в окружение. На войне всякое бывает. Ждут, кто первый, так сказать, в штаны наложит.