— Возьму языка, судимость сразу снимается? — спрашивает |наклонившись ко мне| Касимов.
— Как договорились — подтверждаю я.
Касимов повернулся на бок. Мы с Сергеем лежали |на краю воронки,| посматривая в сторону немцев. Очередная осветительная ракета повисла в ночном небе. Сейчас она пролетит свой путь и огарок ее ткнется в снег и погаснет. Мерцающий свет ракеты побежал перед глазами. Ракета зависла в воздухе, потеряла скорость и медленно полетела к земле |вниз|. Вот она ударилась в снег, завертелась на месте |и тут же погасла|. На снежное поле надвинулась темнота.
Касимов и Валеев, как призраки, поднялись. Они стояли |к нам спиной,| касаясь друг друга локтем. Касимов сделал первый шаг, Валеев немого пригнулся и подался за ним. Они, не оглядываясь, пошли на пулеметный окоп. Теперь их внимание было приковано к немецкому окопу. На них были одеты чистые маскхалаты и вскоре они растворились в ночи. По нашему расчету они должны были успеть дойти до одинокого |стоящего| куста и лечь за ним, пока |очередная осветительная ракета не вспыхнет перед ними в ночном темном небе. За кустом они будут лежать и ждать очередную ракету| немцы не пустят очередную ракету. Для верности две ракеты они пропустят, а когда третья погаснет |и шлепнется в снег| они встанут и пойдут |на немцев|. Немцы со света в ночной темноте будут плохо видеть |не увидят|. К ним в такой момент можно подойти |незамеченными| вплотную. Это не раз нами было предварительно проверено. |Каждый из них на практике убедился в этом сам|. Касимов и Валеев лежали в снегу и пускали ракеты, а мы с Сергеем |в чистых маскхалатах| ходили на них.
|Человек должен быть уверен в своих действиях. Иначе нельзя. Мысли. Что может быть быстрее мысли? За секунду себе представить целую картину. Как-то мне нужно было проверить новичков на выдержку, на храбрость и трусость. Человек должен на немца спокойно и хладнокровно идти. Пускать их без такой проверки в боевую обстановку тоже нельзя. Мало ли, дело как может сложиться. У нас несколько в тылу, за лесом, стояла пустая деревня. Тыловики почему-то в ней не стали располагаться. Видно, близко она была от линии фронта и они побоялись немецких обстрелов… Нам туда не по дороге было ходить. Так и стояла деревенька пустая в стороне. Вызвал я старшину и велел ему приготовить немецкий пулемет и ленты с трассирующими.
— Пойдешь с Валеевым в крайнюю избу. Выбьешь окно и из окна в нашу сторону будешь постреливать трассирующими, а Валеев будет бросать осветительные ракеты. Сделаешь все, чтобы как у немцев было. Мы ляжем в низину, а ты по краю низины короткими очередями бей. Я выведу проверять новичков на вшивость. Покажу им передний край немецкой обороны и потом пошлю крайнюю избу, где вы лежите, брать. Чтобы с твоей и с нашей стороны не было потерь, ты минут пятнадцать не дай нам поднять головы. Бей по самому краю, чтобы рикошетом пули визжали. Потом даш одиночные «Та-та-ти-та-та!» И из избы дадите хода. Пулемет бросите на месте. Пусть думают, что они трофеи взяли.
Трем новичкам был дан приказ подползти к крайней избе, в окна забросать гранатами.
— Возьмете с собой фонарики. У немцев внутри коптилки обычно горят. А после взрыва гранат ворветесь туда в полной темноте. От взрыва гранат всех не перебьет. В избе будут убитые, живые и раненые. После броска гранат, тут же ворвётесь вовнутрь. На всю операцию даю вам одну минуту. Немцы могут из соседних домов крайний дом огнем обложить. Вот тогда вам оттуда не уйти. Ворветесь в избу, осветите по углам фонариками, возьмете живых или раненых, прихватите пулемет и сразу бегом назад. Мы вас здесь в лощине будем ждать. Все ясно? Завтра выходим!
Вот так однажды пришлось проверять новичков. Старшине я сказал:
— Отойдешь во вторую избу, дашь по крыше длинную очередь из автомата. Для полного впечатления. И смотри, никому ни гу-гу! А то потом над ними смеяться ребята будут. Валееву прикажи строго на строго держать язык за зубами.
А если новичков не проверить на мондраже, можно всех людей из-за одного погубить.|
На Валееве и Касимове были одеты новые маскхалаты, с накидной белой марлей на лицо. Оружие было обмотано |белым| бинтами. Они как призраки поднялись |на снегу| и исчезли в снегу |из видимости, не сделав и двадцати шагов|. Я смотрел им вслед и вслушивался в ночное пространство. Кругом |по-прежнему| все было тихо и я мысленно отсчитывал их шаги. Вот они подошли к кусту и легли |в снег|. Правее нас, в стороне, пролетела кривая нитка трассирующих. Я напряженно вглядываюсь в неясную, снежную даль и пытаюсь ловить |любое, даже| едва заметное движение, или звук. |Но кругом все неподвижно и тихо.| У Касимова пока все идет хорошо. Ничего другого в такой тишине не может случиться. Я представляю себе этот куст. Мы ходили с Касимовым туда предварительно. |Я вижу все мелкие детали, как наяву. Я представляю, как они там спокойно лежат и ждут, как условлено, третью ракету.| Вот быстро набирая скорость |высоту| в небо взметнулась первая |мерцающая дрожащим светом осветительная| ракета. Я, прищурив глаза, провожаю ее полет |по восходящей траектории|. Вот горящий огонь ее с кривой дуги сорвался |вспыхнул| и разлетелся на мелкие куски, горящие осколки |и угольки| вертикально полетели к земле. Немецкий пулемет по-прежнему молчал. Опять наступила темнота, опять начались томительные минуты ожидания. |Теперь в стороне слева пролетела лента горящих и светящихся пуль|. Над головой высоко в небе прошуршал немецкий снаряд |дальнобойной пушки|. |Темнота и мерцание снега снова расплылись перед глазами. Мне даже в такой момент показалось, что перед нами стоит немец с автоматом в руках, показывает мне стволом, чтобы я встал и сделал руки «хенде хох!»| Сергей заерзал от холода и неподвижной позы. По моим расчетам сейчас в небо взметнется вторая ракета.
Мы её пропускаем и ждем третью. Когда третья взлетит и погаснет, ребята встанут и пойдут на окоп. Вот она вскинулась из темноты, и до нас долетел хлопок. Яркий след прочертил в темном небе кривую. Снежные бугры и их тени побежали быстро |полетели неестественно| назад. |Потом| Светлое пятно на снегу |понеслось вперед| замелькало и закачалось. |И вот| Ракета на излете. |Меркнет её след, она ударяется в снежный настил и исчезает в снегу|. Из немецкого окопа в нашу сторону летит короткая очередь из пулемета, пуль десять трассирующих |не больше|. Что это? Случайный выстрел, |дал очередь| на всякий случай? |просто так?| Или немец обнаружил наших ребят? Стрельбы больше нет. Трескотня не последовала |пули провизжали, и всё стихло кругом|.
Если бы он обнаружил ребят, то тут бы взревела немецкая артиллерия и вся передовая. Тут бы такой гром и грохот поднялся, что живого места не осталось бы на снегу. А тут короткая очередь в десять пуль и опять тишина и полная темнота. Успели они |двое| подняться в рост до стрельбы? Слышу, как у Сергея стучат в кармане |со звоном| карманные часы на цепочке. Впереди все по-прежнему тихо |непроницаемо и недвижимо|.
— Сколько времени прошло |пролетело| с момента, когда погасла ракета? — спрашиваю я себя и мысленно хочу представить, что там происходит.
И вот |вдруг| из снежной ночной пелены вырвалось едва заметное очертание идущей фигуры. Она медленно двигалась на нас. Если бы она застыла на месте, я бы ее сразу потерял из вида. А она шла |покачивалась| прямо на нас. Теперь я ясно вижу одного из наших ребят. На снежном фоне белым пятном мелькает его маскхалат. |Покачиваясь и тяжело дыша он подходит всё ближе|.
— Идет кто-то один! — говорю я Сергею.
— Второй, наверно, сзади тащит немца! — отвечает мне Сергей.
Я привстаю на колени. Перед нами во весь рост поднимается фигура Валеева. Он бесшумно спускается на дно воронки |укрытия| и подобрав ноги ложится на бок.
— Касимова убило — говорит он, несколько откидываясь назад и тяжело дыша.
— Как убило?
— Так! Восемь пуль в грудь! Мы встали вместе. Я стоял рядом. Не успели шагнуть. Немец дал очередь. В меня ни одной, а ему — подушка! Одна короткая очередь прямо в упор! Смотрю: Касимов присел, а я стоял рядом. Пули прошли, меня не задели. |Тогда я тоже упал|. Ну, думаю, сейчас начнется! Весь снег кругом изроет! А немец пустил одну очередь и замолк. Я к Касимову вплотную приткнулся, повернул его на спину, смотрю: на груди в маскхалате восемь рваных дыр. Нагнулся над лицом, а он уже не дышит. На мне хоть бы телогрейку задело. А ему вся очередь в грудь пришлась. Вот, товарищ гвардии капитан, |все| как вышло!
— Иди, отдыхай! Передай старшине, что бы водки тебе налил |тройную порцию выделил|. Потом я зайду, поговорим еще.
Я послал Сергея в ротную траншею и велел ему от командира роты по телефону немедленно вызвать группу Сенько. Серега быстро сбегал в ротную землянку и вернулся обратно. Вскоре явилась и группа разведчиков |во главе с Сенько|.
— Пошлешь двух ребят по следам до куста. Нужно вынести тело Касимова. Немцы от куста метрах в двадцати. |Нужно| Действовать осторожно и скрытно! Пусть подползут, перекинут под руки петлю телефонного провода, оставят концы метров на тридцать, а потом вытянут |его потихоньку. Как всё сделать по-тихому, мне вас не учить!| Немцы не знают, что наши были под кустом. Мы с Сергеем уходим, вы остаетесь здесь.
Тело Касимова часа через два вынесли. Разведчики принесли его в тыл. Слева от шоссе на участке от Лососины на Паново, недалеко от моста, мы взорвали мерзлую землю и вырыли неглубокую могилу. |Мы по всем правилам похоронили своего погибшего разведчика|. Дали залп из автоматов и поставили на могиле фанерную дощечку, на которой чернильным карандашом сделали, надпись: