И вдруг олени подняли свои рогатые головы и посмотрели на маму.
— О, да тут их целое стадо, — сказала мама. — А кто их пасёт?
— Никто, они сами…
— Знаешь что, давай играть по-другому, — предложила мама. — Давай убери тундру, и пусть олени пока побудут стульями. А мы сейчас пойдём в чум, ведь мы оленеводы. Мы поставим на огонь чайник, разогреем лепёшки и поедим. А потом запряжём собак в лёгкие нарты и поедем осматривать дальние стада…
— А собаки быстро бегают? — спросил Ваня и шмыгнул носом.
— Очень быстро, — сказала мама.
Шанежки для Ванюшки
Уже давно был вечер. Уже давно мама должна была прийти, но её не было. Ваня обиделся. Слез с подоконника и перестал смотреть во двор. И когда в двери щёлкнул ключ и послышались быстрые мамины шаги, Ваня спрятался за шкаф. Пусть мама видит, что он её не ждёт, раз сама так долго не приходит.
И вдруг Ваня услышал ещё чьи-то шаги, знакомые тяжёлые шаги! Ваня выглянул в переднюю. И увидел папу!
За папой шла румяная, будто долго бежала, мама.
Папа был такой большой, что мама, как и Ваня, смотрела на него, высоко подняв голову. А папа, наоборот, наклонял голову, чтобы лучше их видеть.
— Ур-ра! — закричал Ваня и бросился к папе.
— Ура-а-а! — закричал папа и подхватил Ваню на руки. — Да ты, брат, вроде потяжелел, — сказал папа.
— Я расту! — сообщил Ваня. — Потрогай, какие мускулы!
— А я за вами, — сказал папа. — Вот у мамы начнётся отпуск, мы и поедем все вместе в деревню. А то мне без вас плохо.
Папа внёс Ваню в комнату и поставил на стул.
Папа был такой большой со своим рюкзачищем, что шкаф немного отодвинулся к стене, стол посторонился, а стулья спрятались под скатерть.
— Здоро́во, берлога! — сказал папа и оглядел комнату.
— Пап, а чего у тебя в рюкзаке? — спросил Ваня и потрогал тугой бок рюкзака.
— Погоди, умоюсь, поем… Я голодный как волк! Потом буду всё рассказывать. И рюкзак мы распотрошим.
Папа умывался, а Ваня держал скользкое мыло и твёрдое белое полотенце.
— Уфф! Хор-рошо-о-о! — радовался папа холодной воде.
Мама поджарила яичницу с колбасой, и они все вместе сели за стол. От папы пахло мылом, свежей водой и чистой рубашкой.
А рюкзак лежал на полу такой надутый, широкий и помалкивал себе. Он много чего видел много знал и умел хранить секреты.
Наконец папа сказал:
— Чай попьём позже. А сейчас — смотрите фокус-покус.
Он, как Власов, легко поднял одной рукой этот огромный рюкзачище. Застёжки звякнули. Белое полотенце, которое лежало на самом верху, встрепенулось, и из-под него прямо на пол поскакали тяжёлые яблоки: бамммм! баммм! баммм!
— Ловите, ловите! — Мама широко расставила руки, но не поймала яблоки.
Ваня крикнул:
— Вот это да! — и кинулся за яблоками.
Он мог взять в руку только одно яблоко, такие они были здоровенные. И сквозь их кожицу пальцы чувствовали, какие яблоки внутри холодные и крепкие.
А когда яблоки улеглись на столе широкой красно-зелёной пирамидой, папа вытащил из рюкзака круглую жестяную коробку из-под киноплёнки. И там оказались в промасленной жёлтой бумаге две круглые лепёшки, большие, как тарелки.
— Ватрушки? — спросила мама.
— Шанежки! — догадался Ваня. — Папа ещё в письме обещал привезти шанежки!
— Это баба Шура, сибирячка, прислала, — объяснил папа.
Что такое „сидеть в галоше“?
Вечером пришли гости. Они сидели с папой за столом, размахивали руками, громко говорили, пели песни, смеялись всё время.
«Что они смеются?» — подумал Ваня и стал слушать, о чём говорят за столом.
— Ты подумай! — хлопал папу по спине самый весёлый гость, его друг дядя Костя. — Ты только представь! Этот чудак Спиридонов опять сел в галошу!
— Да ну! — удивлялся папа и тоже гулко хлопал по спине дядю Костю. — А разве Спиридонов когда-нибудь вылезал из галоши? — И все за сто лом просто покатывались со смеху.
Ване это было совсем не смешно. Он представил, как какой-то несчастный человек Спиридонов, охая и морщась, пытается влезть в галошу, как в ванну.
Ваня подошёл к дяде Косте, робко подёргал его за рукав и спросил шёпотом:
— А как же он помещается в галоше?
— Чего? Чего ты, Ванюшка, спрашиваешь? Не мешай, видишь, мы разговариваем! Потом с тобой поговорим, до тебя очередь ещё не дошла. Иди к маме… Иди, иди… — И он отвернулся от Вани.
Пошёл Ваня к маме на кухню. Мама резала сыр. Тонко резала, старалась. Она посмотрела на Ваню и сказала недовольно:
— Не мешай, сынок, видишь, я занята. Иди к гостям.
— Хочешь, я тебе помогу, — сказал Ваня, — Могу отнести что-нибудь или принести…
— В другой раз поможешь, — сказала мама. — А сейчас — иди, иди.
Ваня вернулся в комнату.
Папа смеялся, что-то рассказывал и был как чужой.
Ваня залез за шкаф. Там, между шкафом и стенкой, стоял его детский стульчик. Ваня уже вырос из него. Едва втиснулся между тонких тесных ручек и прислонился к шкафу.
Шумят в комнате весёлые гости, а за шкафом темно. Здесь Ваня один. Он думает. И никто ему не мешает думать.
Почему так плохо бывает? Вроде все тебя любят, а никому ты не нужен, никому не интересно с тобой разговаривать… И почему-то ты всем мешаешь. А ведь ты не виноват ни в чём и ничего плохого не сделал. Долго сидел Ваня за шкафом и заснул.
И приснился ему сон. Как будто мама с папой пошли провожать гостей. Захлопнулась за ними дверь в коридоре, и громкие голоса их забились о стены на лестничной площадке у лифта. И тогда в тихой и пустой комнате вдруг скрипнула дверца шкафа, и, тяжело переваливаясь, вылез из-за платьев лохматый коричневый медведь. Был он очень похож на папину командировочную шубу, которую летом густо посыпают нафталином и кладут в большом бумажном пакете на самое дно шкафа. И ещё был похож медведь на того медведя в зоопарке, что выпросил однажды у Вани целую булку с кремом.
Медведь шумно встряхнулся, и с его лохматой спины полетел во все стороны пахучим дождём нафталин.
— Привет, — сказал медведь.
— Привет, — сказал Ваня и пожал протянутую ему лапу.
Ваня обрадовался, что наконец-то медведь вылез из шкафа и теперь с ним можно дружить по-настоящему, можно даже гулять пойти во двор, а когда в детском саду кончится карантин, Ваня возьмёт и приведёт медведя в группу. Вот все удивятся!
Медведь огляделся по сторонам и спросил Ваню:
— Никто тебе так и не объяснил, как Спиридонов помещается в галоше?
— Никто, — сказал Ваня.
— Но ведь это очень плохо, когда непонятно, — грустно покачал головой медведь. — А я очень хочу узнать, как он помещается в галоше!
— И я хочу, — сказал Ваня.
— Давай убежим, — предложил медведь. — Давай найдём самого Спиридонова и посмотрим, что у него за галоша…
— Убежим, — сказал Ваня. — Я не хочу оставаться дома, раз мама и папа больше любят гостей, чем меня.
И они убежали.
Они долго шли по какой-то длинной дороге. Лес синел так далеко впереди! И никак не приближался. И никого не было на этой пустынной дороге, только Ваня и медведь.
Они всё шли и шли и вдруг услышали, что их кто-то догоняет.
Они оглянулись.
За ними бежали, взявшись за руки, Ванины мама и папа. Папа вёз за собой на верёвочке большую новую галошу. В галоше, съёжившись, сидел Спиридонов. Когда Спиридонов подъехал поближе, Ваня увидел, что это усатый, хмурый дядька.
— Вот, — сказал папа, тяжело дыша. — Привёз тебе Спиридонова. Смотри сам, как он помещается в галоше. А теперь перестань сердиться на нас с мамой и возвращайся домой.
— У тебя же горло болит, — добавила мама, — тебе давно пора принимать лекарство и пит: молоко. Большие стрелки на часах показывают двенадцать.
— Эх, Ваня, Ваня…
Кто-то всё повторял тихо, но настойчиво: Ва-аня, Ва-аня!
И Ваня проснулся.
Гостей не было, в открытое окно смотрела круглая луна, было немного холодно и громко ехала где-то на улице машина.
В комнате темно, потому что настольная лампа закуталась в мамин платок. Мама тихо ходила за стеной на кухне.
— Ва-аня! Ва-аня! — шёпотом звал папа, стоя у шкафа.
Ваня зашевелился, зашуршал, споткнулся и вылез.
Папа взял его на руки, понёс на диван. Был он какой-то виноватый и ласковый. Стал сам щекотно раздевать Ваню, как маленького, и приговаривать:
— Лапы у парня сонные, нос сонный, глаза сонные! Давай проснись на минутку, я тебя раздену, потом снова будешь спать, до самого утра.
— А я уже совсем проснулся! — сказал Ваня и широко открыл глаза.
— Всё равно снова придётся засыпать, — сказал папа.
— Папа, а ты мне скажи всё-таки, как он помещается?
— Кто? Где помещается? — удивился папа.
— Да в галоше же! Спиридонов!
— Спиридонов? — переспросил папа и вдруг громко захохотал. — Ну, ты меня уморил! Это же надо! Как он в галоше помещается! Хо-хо-хо! — Папа никак не мог остановиться.
— Не хочешь говорить, не надо, — обиделся Ваня.
— Да ты пойми, брат, он и не залезал ни в какую галошу!
— Ты же сам говорил! — сквозь слёзы вскричал Ваня.
— Ха-ха! Нет, ты меня всё-таки уморишь! — снова засмеялся папа. — Вот я тебе сейчас объясню… Значит, есть у нас на автобазе такой шофёр, Спиридонов. Он большой чудак и всегда попадает впросак.
— Куда попадает? — не понял Ваня.
— Ну, попадает впросак и садится в галошу — это такие выражения просто, они означают вроде осрамиться, сплоховать…
— А-а, — сказал Ваня. — Значит, в галошу ни кто не садится, значит, только выражение… А мы то с медведем искали Спиридонова, чтобы посмотреть…
— С каким медведем? — удивился папа.
— Ты не помнишь? Не помнишь? — Ваня вглядывался ему в лицо. — Ты сразу забыл? А мы с мамой писали тебе про медведя!
— Ах, да! — вспомнил папа. — Действительно, писали. Но теперь придётся тебе с твоим медведем расстаться. Завтра мы уезжаем.
— Так скоро? — крикнул Ваня и сел.