враги нас захлестнули!.. А тут еще и эсеры во многих городах восстали. Англичане и американцы купили чешских генералов, те обманули своих солдат и вот напали на наши города, поарестовали наших людей, побросали в тюрьмы! Или вам это неизвестно? Или вы не знаете, что теперь они вместе с Колчаком рвутся к Москве, чтобы удушить революцию? Или вы не знаете, что Казань кровью умылась, как только в нее вошли белые?
— Если хотите знать, то у нас есть такой документик,— говорит Маркин, достает из кармана кожанки лист бумаги, бережно развертывает его. — Это, можно сказать, исторический документ. Телеграмма американского генерального консула. Предназначалась она только американским консулам в городах Сибири и Дальнего Востока, да к нам попала. Читаю: «Вы можете конфиденциально уведомить руководителей чехословацких войск, что союзники с политической точки зрения будут рады тому, что чехословаки удерживают занимаемое ими положение. С другой стороны, чехам не должно ставиться препятствий, если они будут принимать меры, вызванные требованием военного положения...»
— Постой, товарищ Маркин! — нетерпеливо кричит матрос, к бритой голове которого черным блинчиком прилипла бескозырка с золотой надписью «Гаджибей». — Ты растолкуй, о каких мерах речь идет?
— А тюрьмы? Виселицы? Массовые расстрелы? Разве это не «меры, вызванные требованием военного положения»?
Люди ищут глазами того, в косоворотке. Его нигде нет. Он убежал. И правильно сделал: толпа колышется, ревет, требует, чтобы «нейтральный» вышел на крыльцо.
— Напрасно, товарищи, ищете того соловья, — кричит Маркин. — Кому выгодно, чтобы Волга была нейтральной? Только тем, кто хочет задушить революцию! Вы сами подумайте, товарищи: враг наседает на нас со всех сторон, флотилия белых стоит под Казанью, а нам предлагают оставаться нейтральными! Быть нейтральными — значит, предать революцию и мировой пролетариат!
Так закончил свое выступление Маркин. Но с крыльца не сошел: он был готов, если потребуется, отвечать на вопросы, еще и еще раз говорить с народом, говорить до тех пор, пока все не поймут преступности разговоров о нейтральной Волге.
А на крыльцо уже взбежал матрос. Был он лобаст, бескозырка сбита на правую бровь. Глаза его горели задорно и весело.
— Слушайте все! — звонко крикнул он. — Есть предложение вынести резолюцию! Вот она!
В вытянутой руке — бумага.
— Читай!
Матрос шагнул вперед.
— «Мы, моряки и служащие военно-морского порта в Нижнем Новгороде, громогласно заявляем, что пролитая кровь наших товарищей за Советскую власть не может быть бесплодной... Всем предателям и контрреволюционерам объявляем беспощадную войну, и, пока бьется сердце, лозунг наш — диктатура пролетариата, выраженная в Советах рабочих, солдат и крестьян. Всем, стремящимся свергнуть таковую, приговор: уничтожение».
ВАСИЛИЙ НИКИТИН ВЫБРАЛ ПУТЬ
Окончился митинг.
Матросы и рабочие ушли в затон, где готовили к боям бывшие буксирные пароходы: устанавливали на них пушки и пулеметы, обкладывали рубки мешками с песком или тюками хлопка.
На площади остался лишь парень лет восемнадцати. На ногах у него потрепанные лапти, за спиной тощая котомка. Русые волосы давно не стрижены и мохнатой шапкой лежали на ушах, закрывали весь лоб.
Парень с завистью посмотрел на мастерские, где дружно стучали молоты, но побрел в город. Побрел серединой улицы, шлепая лаптями по толстому слою пыли.
Сейчас, когда жара еще не спала, улица была безлюдна. Но Василий Никитин не замечал этого. Он был растерян. Он еще утром считал, что Нижний— мирный город; еще несколько часов назад война казалась ему чем-то второстепенным, что никак не касалось его, Василия Никитина. Еще утром все его помыслы были о работе: найти бы ее. Хоть какую — найти.
А теперь, после митинга, неуклюже ворочались в голове мысли. Простые, порой наивные, мужицкие мысли.
И главная, которая неожиданно появилась и прочно обосновалась, — Маркин с дружками идут воевать за его счастье, за счастье Василия Никитина. Как сказал Маркин: «Чтобы народ стал хозяином земли и заводов».
Ой, страшно даже подумать: хозяин земли!..
В этот момент Василий Никитин и увидел людей. Они стояли около деревянной тумбы, со всех сторон обклеенной театральными афишами. Что-то читали, перешептывались и хихикали.
— Ищут честного человека! — услышал он, когда подошел.
Люди в соломенных шляпах так радостно смеялись, что Василий Никитин робко и немного заискивающе улыбнулся. Шагнул вперед — немедленно небрежно взметнулась черная трость в руке одного из смеющихся, предостерегающе уперлась в рубаху из’ домотканого полотна.
— Пардон, — только и сказал, владелец трости. Но столько в его голосе было презрения, что Василий Никитин сразу оробел, привычно потянулся к голове, чтобы сорвать шапку перед господами.
— Тревожат? — с деланным участием немедленно спросил один. — Мойте голову чаще. Вошь не любит чистого тела.
— Простите, Аркаша, но ваш совет ему не подходит, — вмешался другой. — Если верить большевистским ораторам, то перед нами один из новых хозяев всея Руси. Но вошь, если я не ошибаюсь, пока его единственная собственность.
Хохочут соломенные шляпы, изощряются в насмешках.
Наливается злобой парень. Тут из-за угла вышли два матроса. Оба высокие, широкоплечие. Они подошли чуть вразвалку, неторопливо. За спиной у них зло поблескивали штыки.
Соломенные шляпы будто ветром сдуло.
— И чего всполошились? — заметил тот, который был постарше.
— Спужались, — усмехнулся второй.
— А ну, Ефим, — чуть повысил голос первый. — Глянь, какую бумагу они рассматривали.
Матрос прищурил нагловатые глаза и громко прочел:
Объявление
Бывшие моряки Российского военного флота всех специальностей призыва с 1910 по 1917 г. г. приглашаются для записи в целях поступления на службу во вновь формируемый морской отряд.
Заявления и запись будут приниматься ежедневно от 10-ти часов утра до трех часов дня с 25-го июня 1918 года в Коллегии Управления Всероссийского Военно-Морского порта (Канавино, Сорокинское подворье).
От желающих поступить в отряд требуется признание платформы Советской власти и безукоризненная честность как по отношению к начальству, так и к своим товарищам. Не имеющих таких качеств просим не беспокоиться.
Комиссар Волжской военной флотилии Н. Маркин
Помолчали. Потом пожилой сказал:
— Значит, в самое время угодили.
— Даем полные обороты!
— Поздновато. Ишь написано, прием до трех. Революционный порядок блюсти надо всегда.
— Завтра-то, может, поздно будет?
— Как так? Утречком и явимся.
— Или мы одни в отряд стремимся? Завтра к утру он, поди, уже сформирован будет.
Это убедило пожилого. Он бросил:
— Пошли!
И они пошли. Впереди два военных моряка, чуть сзади — парень с тощей котомкой за спиной.
— Куда путь держишь? — спросил Ефим.
— К Маркину, — выпалил Василий Никитин и торопливо, боясь, что его не поймут, прогонят, заговорил о своей жизни, о том, что не видать ему счастья, если не победит революция. Так сказал Маркин!
Моряки выслушали его. Потом пожилой сказал:
— Мы воевать будем.
Никитин промолчал.
— На фронте, парень, и убить запросто могут,— заметил Ефим.
И опять Никитин ничего не ответил.
Дальше пошли плотной кучкой.
Когда уже подходили к Сорокинскому подворью, Василий спросил:
— А примут меня?
Ефим хотел ответить насмешкой, но взглянул на парня, и пропала охота шутить, прикрикнул:
— Живей шагай! Флот плаксивых не любит!
О МАРКИНЕ И ДРУГИХ
Хотя Никитин считал, что у него очень мало шансов быть принятым в отряд, но вечером того же дня все моряки Волжской флотилии прочли:
Приказ № 154/7
г. Нижний Новгород 30 июня.
Ежедневно множатся ряды доблестных защитников революции! Близок тот час, когда наш отряд будет полностью укомплектован личным составом и подготовлен к боям с врагами. В грядущих боях правда восторжествует, мы победим, товарищи!
Приказываю:
Боцмана Российского военного флота Карпова Макара Петровича, призыва 1907 года, — зачислить добровольцем и назначить боцманом на канонерскую лодку «Ваня».
2. Комендора Российского военного флота Гвоздь Ефима Егоровича, призыва 1912 года, — зачислить добровольцем и назначить командиром орудия № 1 на канонерскую лодку «Ваня».
3. Никитина Василия Степановича, года рождения 1901, уроженца деревни Карнауховка (Пермская губерния), зачислить добровольцем с испытательным сроком на канонерскую лодку «Ваня».
4. Красному военмору Вишневскому В. В. принять указанного Никитина в свой пулеметный расчет и вести с ним разъяснительную работу с таким расчетом, чтобы подготовить из него преданного борца за справедливое дело — за дело революции.
Комиссар Волжской военной флотилии Н. Маркин
В. В. Вишневский — тот самый военмор, который на митинге зачитал резолюцию. Вся команда «Вани» уважает и любит его. Во-первых, в бою Вишневский, как говорят все матросы, здорово отчаянный, находчивый. Во-вторых, башковитый. Ребята в кубрике говорили даже, будто Вишневский нацелился написать книгу о матросской жизни. Василий Никитин верит этому: сам видел, как Всеволод Вишневский что-то записывал в тетрадку. В-третьих, уж очень веселый Вишневский. А сколько интересных историй знает! Не перечтешь!
Маркин тоже ценит Всеволода Вишневского. Ведь не случайно именно его вызвал он тогда, когда приказ подписывал, и сказал:
— Зачисляю Никитина к тебе вторым номером. Парень серый в политическом отношении. Только и усвоил, что мы за трудовой народ и против буржуев. И с оружием обращаться не умеет. Твоя конкретная задача: подковать его на все четыре ноги. Так подковать, чтобы месяца через два он стал настоящим красным военмором!