Где-то здесь полегло звено Гордина — в полном составе. Кое-что осталось, вероятно, на поле, но сверху долина казалась чистой, и за подробностями надо было спускаться ниже. Варан не без труда развернул крыламу: следовало возвращаться к наместнику, следовало что-то решать с беднягой Зигбамом…
Крылама пронеслась сквозь низкое облако, обдавшее Варана холодом, сыростью, памятью детства. Он вдруг вспомнил, как отец впервые взял его с собой на винт, как винт прорвал завесу туч и…
Он схватился за голову и, выпустив поручни, едва не соскользнул с седла. Мысль, принесенная облаком, была проста и безжалостна: а кто докажет ему, что там, в обшитой деревом комнате, лежит Зигбам?! Ведь он, Варан, никогда не видел старого мага. И наместник, прежде чем вести Варана в башню, поинтересовался, знаком ли он с его могуществом…
Крылама возвращалась теперь на птичню. Варан не стал ее останавливать. Он вспомнил, как наместник принимал решение: мысль его билась чуть ли не зримо, колотилась в стеклянные глаза — изнутри…
Если я подам вид, что понял, со мной тут же случится несчастный случай, размышлял Варан. Если я вернусь к Подставке с обманом вместо информации… то поджидающий меня случай будет еще более несчастным. Так что?
Стена леса приближалась. Крылама забрала слишком влево; глядя перед собой, Варан видел примыкающие к лесу холмы, сбегающий по холмам ручеек, россыпь белых камней, над которыми кружила туча птичьей мелочи…
Туча птиц.
Варан принудил крыламу снизиться. Где-то здесь проходила, по-видимому, граница между разбойничьей территорией и землями, которые пытался контролировать наместник. Может, кто-то из стражников Гордина не дотянул до поселка, думал Варан, соскакивая с седла. Упал среди камней… Все может быть…
Он пробежал сотню шагов — и остановился. Из расщелины между двумя камнями торчали ноги — человеческие ноги в хороших кожаных сапогах.
Он подошел ближе. Птичья мелочь отлетела; за спиной Варана нервно закричала крылама.
Он склонился. Опустился на колени.
Человек лежал ничком, будто желая защитить лицо от любителей падали. Его кожаная куртка не оставляла птицам надежды, зато кисти рук были расклеваны совершенно. На обнажившихся костяшках пальцев ясно видны были два кольца: золотое с красным камнем и серебряное с черным. Варан долго смотрел на эти кольца, прежде чем взять человека за плечи и перевернуть.
Это был древний старик, безбородый и тонкий, с высокими залысинами надо лбом, с голубыми глазами, пронзительными даже после смерти. Варан готов был поклясться, что он был жив еще два дня назад. Когда «крылатая повозка» Варана опускалась на свежеокрашенную взлетную доску, этот человек был еще жив…
Варан искал рану, или след удара, или кровь на одежде. Ничего не было. Старик казался безмятежным, как честный горожанин, встретивший спокойную смерть в собственной постели. Если бы не расклеванные руки…
Крылама снова закричала — на этот раз что-то в ее крике заставило Варана резко обернуться.
За его спиной стоял на камне человек. В руках незнакомца был арбалет, и палец с обломанным ногтем лежал на спусковом крючке.
Варан медленно выпрямился.
Человек был одет в зеленое — традиционный цвет «сыновей Шуу». Варан, прежде всего замечающий детали, отметил свободное, даже изящное движение, которым арбалетчик перескочил — перетек? — с камня на камень. Стрела, ни на мгновение не сбившись с прицела, по-прежнему смотрела Варану в грудь.
Лицо незнакомца было повязано зеленым шарфом — открытой оставалась только узкая полоска кожи. Глаза казались темно-серыми. Варан почти видел в них свое отражение.
Варан молчал. Ему почему-то казалось, что каждое сказанное слово уменьшит его шанс остаться в живых.
Арбалетчик разглядывал его. Прошла уже целая минута с тех пор, как они встретились глазами. Если незнакомец не выстрелил сразу — возможно, Варану удастся выжить и на этот раз?
Арбалетчик сделал шаг назад. Он был высок, отлично сложен и, вероятно, молод. Шаг… стрела не сводила с Варана острого железного рыла. Еще шаг…
Через несколько секунд над головой Варана взвилась его собственная крылама. Судя по ее полету, всадник был на этот раз не из тех, кто позволяет с собой шутить: обдав Варана ветром и запахом перьев, крылама с арбалетчиком на спине круто набрала высоту и скрылась за холмами. Варан был уверен, что, прежде чем скрыться из глаз, человек в зеленом обернулся и посмотрел на него.
Он добрался до поселка к утру следующего дня. Ткнул в лица стражникам верительную грамоту; наместника подняли, наверно, с постели, уснул он, вероятно, под утро, и снилась ему, весьма возможно, трагическая гибель императорского посла. Увидев Варана живым, он едва сумел скрыть разочарование.
— Ограбили? — пробормотал он, выслушав короткий Варанов рассказ. — А кто просил вас опускаться в Залесье, рискуя собой и птицей? Вас ведь предупреждали: в Чаше неспокойно… Странно, клянусь Императором, что вас не застрелили! А может быть… — в глазах наместника появилось странное выражение, — может быть…
Некоторое время он разглядывал Варана, полностью поглощенный своей новой идеей. Наконец угрожающе задрал поросший рыжеватой щетиной подбородок:
— Господин посланник! Его Незыблемости Императорскому Столпу будет очень интересно узнать, почему мятежник, завладевший государственной крыламой, не убил вас, слугу Императора. Я вынужден буду отправить донесение сегодня же, потому как дело не терпит отлагательства… С какой целью вы, позвольте спросить, совершили полет над Залесьем? С какой целью вы снижались? Все это крайне неприятно, господин посланник, в наши неспокойные дни…
Варан вытащил из кармана и положил на стол, покрытый светло-кремовой скатертью, два перстня — золотой с красным камнем и серебряный с черным. Глядя на них, посланник все еще продолжал говорить — так телега, несущаяся с горы, не в состоянии сразу остановиться:
— …ждать от столицы поддержки, верность Императору — превыше всего, прискорбно, что даже посланник…
Он замолчал, глядя на перстни. Каждый из них был дивным произведением ювелирного искусства — тончайшее переплетение нитей, ажурный рисунок с головками змей и крыльями птиц. На каждом запеклась кровь. Камни потеряли блеск и смотрели, как два мертвых глаза.
— Он там лежит, — сказал Варан. — Я увидел птиц… И спустился.
Наместник с трудом оторвал взгляд от скатерти. Посмотрел на Варана. Глаза его были похожи на два тусклых камня.
— Что с ним случилось? — спросил Варан. — Кто мог убить мага? Да еще столь могущественного?
— Я думаю, он умер от старости, — бесцветным голосом сказал наместник.
— Предусмотрительно забравшись в расщелину на границе разбойничьей земли?
— Все может быть, — тихо ответил наместник. — Он был такой дряхлый…
— Зачем вам понадобилось водить меня за нос?
— Я объясню, — наместник улыбнулся, как показалось Варану, с облегчением. — Я объясню… Одну минуту.
Он повернулся и вышел. Варан остался один в тесном зале для приемов; сюда вели три двери, за каждой стояло по стражнику, наместник же скрылся за портьерой — четвертый, потайной ход, ведущий в кабинет правителя…
Он взял перстни со стола. Сдрятал в карман. Вытащил снова. Нарастало ощущение ошибки. Он, Варан, что-то сделал не так…
За портьерой оказалась потайная лестница, здесь пахло пылью и горелой бумагой. Варан бесшумно поднялся, прыгая через ступеньку; дверь на верхней лестничной площадке была приотворена, сквозь нее падал луч света. Ощущение ошибки сделалось непоправимым.
Наместник сидел в кресле посреди кабинета. В камине тлела горстка пепла. Наместник улыбался, глядя перед собой. Перед ним на изумрудной столешнице лежала на боку плоская бутылочка темного стекла. Пустая — последняя капля растеклась круглым темным пятном.
— Зачем?! — шепотом закричал Варан.
Наместник весело взглянул на него:
— Какое счастье… наконец-то ничего не бояться.
Закрыл глаза и с блаженной улыбкой уронил голову на грудь.
«Крылатая повозка» описала круг над маленьким островом — над голой скалой, затерянной среди моря облаков.
Чем ближе была цель, тем глупее становились его страхи. Ему казалось, что острова нет — смыло. Или, что еще хуже, — там все изменилось до неузнаваемости. Столько лет прошло: вернувшись, он не узнает Круглый Клык…
Глядя вниз сквозь смотровое окошко, он убедился, что не изменилось ничего. Круглый Клык стоял по-прежнему, дворец князя и дома горни не сдвинулись ни на камешек: ничего нового не было построено, ничего старого — разрушено. Причалы оставались на месте. Башня стояла, как и в тот день, когда Варан впервые встретился с Подорожником. Войны, мятежи, голод и беззаконие, изувечившие Лесной удел, не смогли перехлестнуть через море и добраться до скучающего в межсезонье острова.
Повозка опустилась на площадь перед княжеским дворцом. Варан, на этот раз перенесший путешествие куда лучше, обменялся церемонными приветствиями с князем Круглоклыкским — не с тем, что когда-то поразил Варана длинными седыми волосами, но с его сыном, похожим на слегка обновленную копию отца.
Рука князя дрогнула, принимая послание Подставки — едва-едва, почти незаметно. Читать письмо в присутствии Варана князь не стал.
Его проводили в покои дворца, где он никогда прежде не был. Неслыханная роскошь, о которой любили порассуждать скучающие поддонки, оказалась весьма скромной и старомодной: каменные скамьи, покрытые тюфячками, кованые подсвечники, запах сырости пополам с запахом благовоний. Железные зеркала отражали солнце под хитроумными углами, пропускали сквозь сосуды с цветной водой, и в подземелье рассеивался мягкий, приятный глазу свет.
Явилась княгиня. Варану по очереди представили княжеских детей, а потом усадили за стол — в этом было что-то наивно-семейное, крестьянское, он снова почувствовал себя путником, постучавшимся в чужой дом и попросившим ночлега. Под разными предлогами стали собираться горни: скука межсезонья была прервана незнакомцем на «крылатой повозке», никто не боялся — все любопытствовали…