— Ты же маг, — сказал Варан. — Почему ты подчиняешься?
Маг улегся спиной на стол. Хрустнули редкие сминаемые бумаги:
— У них в заложниках моя мать.
Варан молчал.
— На службе у моих братьев — тоже маги, — пробормотал Сполох, будто оправдываясь. — Но пока я не буду дергаться, мать в безопасности.
— Князь знает? — спросил Варан.
— Догадывается… Ты никогда не задумывался, зачем здесь, на крохотном островке, который совершенно бесполезен девять месяцев в году… зачем здесь Императорский маг? Это место ссылки, Варан. Или уединения. Мой предшественник, так здорово украсивший эту комнату, был престарелый мудрец, который…
Маг запнулся. Перекатился на бок, упал со стола, приземлился на четвереньки. Ударился коленом. Зашипел от боли.
— …который, по всей видимости, не брезговал играми с императорскими деньгами… Может быть, из чисто научных соображений. Может, ему льстило, сколь высокой степени искусства он достиг… А может, его сослали сюда именно за это. За подделку денег. Вряд ли мы узнаем… У тебя не так много времени, эту карту надо очень точно перерисовывать, а учитывая неизбежное изменение масштаба… работа не на один день, ты мне поверь.
— Притворись мертвым, — сказал Варан.
— Что?
— Ты же маг! Устрой как-нибудь собственную смерть. Пусть они поверят, что ты… тогда они не тронут твою мать, верно?
Сполох, он же Лереаларуун, он же Подорожник, молчал.
— Мы бы ушли вместе, — сказал Варан, сам удивляясь собственной смелости. — На лодке. Свободно… куда захотели бы. Пошли… и нашли того бродягу, о котором ты рассказывал. И спросили его…
— О чем?
— Мало ли, — тихо сказал Варан. — Мне очень о многом хотелось бы… например, как он выбирает дома, где потом будут, ну… мир и счастье? И как решает, где сложить печку, чтобы потом родился маг?
Минуты две они сидели друг против друга, смотрели и молчали.
— Спасибо за… доверие, — маг, сопя, поднялся с пола. — Твоя идея насчет фальшивой смерти… она хорошая. Но она не работает. Мне придется предъявить безукоризненный собственный труп — тогда только они поверят. Кроме того… дело может так повернуться, что я, именно я стану Императором. Собственно, я тут уже полгода сижу и гадаю, кто я — Император или мертвец…
Он слабо улыбнулся.
— Из тебя вышел бы неплохой винтовой, — сказал Варан.
Лереаларуун поднял брови:
— Это похвала? Спасибо… Теперь берись за карту. Император при смерти. Мы не знаем, когда за мной прилетят. Если завтра — ты не успеешь.
От напряженной работы у Варана болели глаза.
Бывали дни, когда Сполох-Подорожник-Лереаларуун не прилетал за ним. Тогда Варан шел на пристань, помогал работникам за кружку воды или миску репса. Слушал разговоры. Все повторялось: про гибель бедного Ройки, про донный урожай, про болезни кричаек, про слухи с Малышки. Об Императоре и близкой его смерти вообще не говорили — и посмотрели бы на Варана, как на пораженного Шуу безумца, вздумай он завести разговор на такую тему.
Нила ждала свадьбы. А Варан хотел — и не решался сказать ей о предстоящем путешествии. Куда там — о предстоящем бегстве.
— Ну и не говори, — сказал Подорожник. — Скажешь в лодке, когда отчалите… Это право мужчины — решать, так ведь?
Варан согласился.
Он не просил Подорожника помочь с картой, хотя у того наверняка была возможность перенести ее на перламутр одним движением пальца. Он понимал, что его работа — скрупулезная, изматывающая — есть единственная разновидность магии, доступной тем, кто родился в доме с обыкновенным очагом, сложенным обыкновенным печником. Как будто усилия над рисунком были жертвой, приносимой морю в пользу благополучного плавания. Как будто, проходя путь на перламутре, он заклинал его счастливый исход.
Прошла неделя с того дня, как на Круглый Клык наведалась летающая повозка. Чем ближе был конец работы, тем медленнее она продвигалась — Варан, втайне от себя, тянул с последними штрихами. Как будто боялся, что с окончанием карты мир — настоящий, а не нарисованный — изменится.
— …Если бы у меня было время, — сказал Подорожник, — я бы отбил ее у тебя.
Он не мог остановиться ни на минуту — ходил по комнате, либо перебирал бумаги, либо заставлял предметы подниматься к деревянному потолку и там зависать, покачиваясь, будто на плаву.
— А я бы не отдал, — сказал Варан, не отрывая глаз от ракушки. Это была неправда: Варан вовсе не был уверен в том, что, вздумай Императорский маг посягнуть на Нилу, та смогла бы хоть сколько-нибудь долго сопротивляться.
— Ты не пахнешь любовью, — подумав, сказал Подорожник.
Варан положил ножик. Потер ладони, помедлил — и тогда только посмотрел магу в глаза.
— Я все равно на ней женюсь, — сказал тихо.
Маг кивнул. Каменный кувшин для воды, висевший в воздухе последние несколько минут, упал и оставил вмятину на деревянном полу. Подорожник снова принялся расхаживать взад-вперед, и под скрип мозаичных половиц Варан вернулся к работе.
За его спиной зашипел воздух, запрыгали отсветы по стенам, ширмам, занавескам. Он обернулся: маг стоял, откинув голову, между его ладонями металась сине-фиолетовая огненная змея.
Нила не устояла бы, грустно подумал Варан.
И ему вдруг захотелось сказать: бери.
Человеку, которому, может быть, осталось жить несколько дней, дарована будет последняя возможность быть счастливым. Нила запомнит на всю жизнь… Волшебное приключение…
Варан низко склонился над своей ракушкой. Лицо его щипало и горело от стыда, оттого, что он не властен над своими мыслями, оттого что мысли его — ниже самого низкого, самого мокрого и зловонного поддонья.
— Что с тобой? — спросил маг. Спросил, конечно же, только затем, чтобы уверить Варана: я не догадался. Я не знаю, о чем ты подумал. Не имею понятия.
— Покажи еще что-нибудь, — попросил Варан. — Молнию… Светящийся шар…
— Все требуют фокусов, — печально сказал Подорожник. — Всегда и все, даже императоры… Как будто маг — это жонглер на ярмарке.
— А кто такой жонглер?
Подорожник поморщился. Сложил ладони, как две лодки днищами наружу:
— Не фокусы. Не летающие предметы. Не ощущение превосходства. Даже не чувство свободы. Потому что я, например, не свободен, как крыса в самой тесной клетке. Или ты спросишь, кто такая крыса?
Варан молчал.
Подорожник глубоко вздохнул и разжал ладони. Навстречу Варану выпорхнула ярко-красная горящая бабочка. Огонь стелился шлейфом, размазывал очертания крыльев; бабочка опустилась на карту, но бумага не вспыхнула, как можно было ждать. Насекомое замерло. Пламя поднималось над ним, как парус. Бабочка горела, не сгорая.
— Я знаю, кто такие маги, — сказал Варан, осторожно отодвигаясь. — Я слышал много историй… а если ты хочешь объяснить мне, как это быть магом… то я ведь все равно не пойму.
— Поймешь, — сказал Лереаларуун. — Одно дело — производить на свет монстриков, вроде этого, — он кивнул на бабочку. — Другое дело — выпустить под небо хоть одну настоящую птицу… Так, чтобы она прожила птичий век, оставила потомство и сложила кости где-нибудь подо мхом.
— Не понимаю, — пробормотал Варан.
— Тогда просто слушай, вспомнишь потом… Много еще осталось?
Варан не сразу понял, что речь идет о копировании карты.
— Нет, — он поскреб ногтем неудачный штрих. — Все… Все, что я мог сделать. Доплыву…
— Доплывешь, — подтвердил Подорожник. — Маги приносят в мир что-то, чего раньше не было.
— Любая женщина с этим справляется, — подумав, сказал Варан.
Подорожник улыбнулся. Покачал головой. Снова сложил ладони лодочкой:
— Маги… это тайна. Тот, кто принес эту тайну… знает ответы на все вопросы, на любые. Если, конечно, правильно спросить.
— Бродяга, да?
— Да… Бродячая Искра. Он знает, откуда взялся мир и почему он такой… несовершенный. Куда уходят люди после смерти… Знает все.
— Правда? — у Варана дух захватило. — Он человек или…
Подорожник разомкнул ладони — они были пусты. Набрал воздуха, будто собираясь сказать что-то важное, — и вдруг прислушался.
— Идут, — сказал негромко.
— Кто?
— Там, — Подорожник махнул рукой на северо-запад. — Они решили мою судьбу — и идут, чтобы посвятить меня… в детали.
— А как? — быстро спросил Варан. — Как они решили твою судьбу?
Подорожник бросился на балкон. Варан вытащил из кармана очки и поспешил следом; Подорожник стоял, опершись о древнюю балюстраду, подставив лицо ветру.
— Ветер южный.
— Это плохо?
— Я ничего не чую… кроме того, что вопрос решен. Я не понимаю, в чью пользу.
— Опять повозка?
— Всадники. Трое или четверо.
— Мы должны как-то… подготовиться? — с беспокойством спросил Варан. — Может быть… оружие?
Подорожник криво улыбнулся:
— Спасибо.
— За что?
— Ты скрасил мне эти дни. Теперь уходи. Там, куда он смотрел, — на северо-западе — уже можно было различить четыре точки в зеленоватом небе.
— Я останусь, — сказал Варан.
Ни слова не говоря, маг вернулся в комнату, и Варан последовал за ним. Огненная бабочка все еще сидела посреди бумажной карты в районе Ночного Архипелага. Подорожник хлопнул в ладоши — ворвавшийся в комнату ветер подхватил насекомое и вынес в приоткрытые двери.
— Закрой, — устало сказал маг, усаживаясь в кресло. Варан плотно прикрыл дверь на балкон.
— Спрячься в углу за ширмой, — сказал Подорожник, оглаживая пальцем красный камень своего перстня. — Я встречу их наверху. Ты услышишь… Если я скажу «белое», значит, можешь выйти. Если я скажу «синее», значит… значит, сиди очень тихо, пока они… мы… не улетим. Тогда быстро спускайся вниз, и еще раз вниз, в поддонье… Вместе с Нилой. Да. Карту не забудь.
Варан оттянул уголок занавески; четыре точки висели посреди неба, и уже можно было различить мерное движение — взмахи крыльев.
— Я пошел, — сказал маг, не двигаясь с места.
— Еще есть время, — сказал Варан. Маг покачал головой: