Эти слова Леонида Петровича Варенька хорошо запомнила и за ужином повторила их, даже сохранив несколько приподнятый тон, каким они были произнесены старым архитектором. Получилось это очень удачно, и отец довольно засмеялся.
— А сыновья даже и не знают, на какой улице управление помещается, — обиженно сказала Татьяна Дмитриевна и, встав из-за стола, вышла из комнаты.
Отец прижал к себе дочку и озабоченно вздохнул. Он полностью отдавал себе отчет, к чему все это клонилось.
А события развивались.
В пятый класс Варенька перешла с похвальным листом, а Коля, как назло, остался в третьем на второй год.
Огорченная мать отхлестала сына по щекам, чего раньше никогда себе не позволяла. Потом сама долго плакала, и Александру Константиновичу с трудом удалось ее успокоить.
Вареньку мама Таня поздравила только на второй день, причем торопливо и сдержанно:
— Молодец, Варя. Хвалю.
Но когда девочка тут же подошла, чтобы помочь ей после завтрака убрать со стола, она холодно отстранила ее:
— Не надо, я сама.
Вскоре девочка попросила объяснить, как вышивается узор, который она нашла в журнале. Обычно Татьяна Дмитриевна охотно делилась своими знаниями. Но тут коротко оборвала:
— Не знаю, думай сама.
Давно они уже не сидели, склонив головы над вышивкой, рядом у окна. Александр Константинович постоянно старался вновь сблизить их, но его попытки были безуспешны, случалось даже, что они вызывали серьезную размолвку с женой.
— Что ж мне ее на руках носить прикажешь? — раздраженно отвечала она на осторожные замечания мужа. — Я уж не знаю, как мне с ней держаться. Раньше ты не делал мне подобных упреков, а теперь все не так.
— Ты напрасно злишься.
— А я не злюсь. Просто с некоторых пор у меня открылись глаза. Я ведь не маленькая, меня трудно обмануть.
— Но тебя никто не собирается обманывать.
— Верно. Однако это случается и помимо желания.
Татьяна Дмитриевна ревновала мужа к прошлому, в котором никто не властен что-то изменить.
Воспользовавшись необходимостью еще раз осмотреть место, где намечалось строительство детского санатория, Александр Константинович предложил поехать туда всей семьей.
Предложение его было охотно принято.
Братья немедленно и рьяно занялись удочками, куканами, сачками. Во дворе накопали червей для наживы и поместили их в железную банку из-под консервов. Споря, какую взять посуду под рыбу, дважды подрались, но помирились, вспомнив про самое большое в квартире эмалированное ведро.
Татьяна Дмитриевна и Варенька опять дружно хлопотали на кухне над ватрушками, кулебяками и пирогами. Ехали на один день, а готовились — будто на неделю.
— На свежем воздухе всегда аппетит усиливается, — объяснила Татьяна Дмитриевна и с напускным беспокойством добавляла: — А у нас трое мужчин!
Радуясь тому, что жена и дочка снова поладили, Александр Константинович для себя припас бутылочку красного вина, а «дамам и остальным мужчинам» — по бутылке лимонада.
День для поездки выдался чудесный.
В голубом, бездонно-прозрачном небе, только кое-где подернутом разорванной кисеей легких перистых облачков, окрашенных в едва уловимый розоватый цвет, раскинув крылья, скользила чайка. Просторно ей в небе. И она то стремительно неслась вперед, то плавно взмывала вверх, чтобы оттуда, высмотрев добычу, вдруг камнем упасть вниз.
Вдоль высокого обрыва, местами рассеченного распадками, широкой золотистой лентой тянулся песчаный берег. Знойное солнце щедро заливало его своими палящими лучами. С легким шумом плескались манящие прохладой небольшие волны. С берега море казалось выпуклым; чуть подернутое сизоватой дымкой, оно сливалось вдали с небом.
Быстро закончив свою работу, Александр Константинович присоединился к сыновьям, ловившим рыбу. Размахнувшись удилищем, он ловко закинул крючок далеко в море.
Татьяна Дмитриевна, накрыв голову мужниной рубахой, сидела на камне, удобно вытянув ноги, и читала книгу.
Варенька охраняла улов.
Александр Константинович одну за другой быстро поймал четыре рыбешки.
— Принимай в компанию, Варвара! — весело смеялся он. — Всем в одной ухе кипеть!
Пару ротастых бычков поймал Вова.
— Ой какие безобразные! — Девочка с состраданием глядела на судорожно трепетавших рыб, однако дотронуться до них руками опасалась.
Зато Вова храбро снял с крючков свою добычу и с напускной небрежностью швырнул в ведро, наполненное морской водой.
Вильнув хвостами, рыбешки опустились на эмалированное дно.
Как всегда, не везло Коле. Он дергал лесу в одну, в другую сторону, но она не поддавалась.
— Что у тебя? — спросил отец.
— Крючки зацепились, — недовольно ответил сын.
Прежде чем Александр Константинович успел что-то посоветовать, вскочила Варенька.
— Я сейчас.
Она быстро сбросила с себя сарафанчик и, схватившись за лесу, решительно кинулась в воду.
Вова с восхищением следил за легко плывущей сестрой.
— Брассом кроет, — видимо подражая кому-то, авторитетно заявил он.
Отплыв недалеко, Варенька нырнула, спустя немного времени снова появилась на поверхности воды и, отдуваясь, крикнула:
— Коля, тащи!
— Эх ты, — начал было Вова трунить над братом, но отец прикрикнул на него и тревожно покосился в сторону жены.
Ее уже не было на камне. Опустив голову, она медленно удалялась.
Хорошо начавшаяся прогулка была непоправимо испорчена.
Поздно вечером в спальне, мягко освещенной ночником под голубым абажуром, между супругами произошло, ставшее наконец неизбежным, объяснение.
Татьяна Дмитриевна, запахнув халат, сидела на краю кровати, привалившись плечом к ее спинке. Александр Константинович курил у открытого окна.
— Я понимаю, — нарушая затянувшееся молчание, заговорила жена, — девочка ни в чем не виновата. Но я не могу к ней привыкнуть, хотя, как ты знаешь, я старалась это сделать. Она для меня больше, чем чужая.
— Она моя дочь, — напомнил он.
— В этом-то и горе! — вырвалось у нее.
— Но она неплохая девочка.
— А я ее не хаю, — ответила она и вдруг иронически добавила: — Наши сыновья, конечно, хуже.
— Для меня они все одинаковы.
— Я это вижу, — ревниво вспыхнула жена. — А для меня нет. Слышишь? Нет! Нет!
Она едва сдержала себя, чтобы не разрыдаться.
Рассердившись, Заречный повернулся, чтобы сказать что-то очень резкое, но вовремя спохватился.
— Когда она приехала, — заговорил он тихо, — на нее было страшно смотреть. Теперь девочку не узнать.
— Но почему я должна ее воспитывать? — упрямилась Татьяна Дмитриевна. — У нее жива мать.
Мать!.. О ней до сих пор не говорили, хотя все время помнили. Она будто незримо присутствовала при размолвке супругов, не давая им примириться.
Заречный подошел к жене и обнял ее за плечи.
— Танюша, ты ведь добрая, да и ребята привыкли к ней.
— Не уговаривай, Александр. Я наперед знаю все то, что ты сейчас скажешь, но я не могу, — заплакала она.
По всему было видно, что она действительно не в состоянии перебороть то чувство, которое ее терзало..
Она сама отлично понимала, что случилось самое страшное в ее положении. Она ревновала своего мужа к его первой жене, и поводом к этому послужила Варенька. Порой ей казалось, что он ласков с дочкой только потому, что она похожа на свою мать. Те же волосы, глаза, губы, нос… Татьяна Дмитриевна в первые недели знакомства с Заречным мельком видела у него фотографию, на которой он был снят с женой и дочкой, и еще тогда подумала: «Какая красивая женщина!»
«Что, если он в душе раскаивается в том, что разошелся с ней? — мучилась теперь она. — Конечно, он не скажет. Но что у него на сердце?» — И, уже вкладывая иной смысл в слова, она сквозь слезы продолжала твердить:
— Я не могу! Я не могу!
После этого вечера супруги несколько дней не разговаривали. Александр Константинович крепился и упорствовал. Всегда энергичный и рассудительный, он не находил нужного решения. Ему казалось: без жертв не обойтись, причем представлялся только один возможный выход — Варенька должна уехать! И, чтобы в дом вернулся покой, Заречный уступил.
Разговор с дочкой состоялся в тот самый день, когда она принесла домой грамоту, которой ее наградили за успешное выступление в летнем концерте детской художественной самодеятельности.
Александр Константинович начал беседу осторожно, исподволь, но, как только дошел до главного, Варенька сразу категорически заявила:
— Я никуда не поеду. Мне здесь хорошо. Я не хочу обратно к тете Лине.
— Ты можешь поехать к маме, — продолжал отец.
— И к маме не хочу.
— Но это нехорошо, она может обидеться.
— И пусть. Я не поеду к ней. Я не поеду, — зарыдала девочка.
Но ехать все же пришлось.
Спустя неделю Александр Константинович нашел знакомого, который направлялся в командировку в тот город, где жила Екатерина Ивановна, и попросил его присмотреть в дороге за Варенькой.
XVI
Неожиданно прибывшую Вареньку Екатерина Ивановна встретила со слезами радости на глазах.
— Доченька дорогая моя, приехала, — обнимая, прошептала она.
За последние годы Екатерина Ивановна похудела, подурнела, на лице появились морщины, под глазами мешки, как у людей, которым приходится часто плакать.
— Большая какая выросла, совсем не узнать, — любуясь дочкой, восторгалась она. — И нарядная…
— Это все мне папа купил, — похвалилась Варенька и указала на два больших чемодана: — У меня есть еще платья, и пальто, и ботинки. Папа у нас очень хороший. Правда, мамочка?
— Мы давно с ним не виделись, — уклонилась от ответа мать и прислушалась к звукам рояля, которые доносились из соседней комнаты.
— А почему вы давно не виделись?
— Когда вырастешь, сама узнаешь.
— Ему не хотелось, чтобы я уезжала, но он сказал: ты обидишься, если я не приеду к тебе. — Александру Константиновичу удалось убедить в этом дочь. — У меня есть его карточка. Хочешь, покажу? — спросила она и, не дожидаясь ответа, достала из кармана фотокарточку.