— Опять виновата я! — всплеснув руками, возмутилась Капитолина Николаевна. — Ну, это уж слишком! Разве я ее гнала отсюда? Я не пускала!..
— Ты не дала мне договорить, любовь моя. — Масляные глаза Саввы Христофоровича засветились нежностью. — Ты во всем права. Но я хотел сказать, что не надо было кричать на Вареньку, когда она уходила, чтобы последовать… — он чуть замялся и продолжал, учтиво улыбаясь соседке, — чтобы последовать немного поспешному совету дорогой Елизаветы Васильевны.
Старая ткачиха развела руками.
— Кто ж думал, что она такое выкинет? — вздохнула она. — Ни я, ни ее бабка с фабрики не бегали.
— Святая истина, — горячо подхватил Савва Христофорович. — Но, учитывая особенности Варенькиного характера, — вкрадчиво продолжал он, — можно было предполагать любые неожиданности.
— Без отца, без матери росла, — сердито заметила Елизавета Васильевна.
Негодующая Капитолина Николаевна двинулась вперед с явным намерением постоять за себя, но ее ласково обнял за плечи Савва Христофорович.
— Совершенно верно, дорогая Елизавета Васильевна, — негромко и проникновенно произнес он. — Опять ваша правда. Как бы хороши ни были воспитатели, они не заменят родителей. Природой не дано!
Амелина в знак согласия кивнула головой. Она не понимала, к чему клонит муж, но возражать ему опасалась. Свою сильную руку Савва держал на ее плече.
— А с Варенькой, — продолжал он с грустным вздохом, — нужно быть весьма осторожными. У девушки очень трудный характер! Вы, вероятно, заметили, последнее время мы ее даже от домашней работы освободили. Учись, отдыхай, набирайся сил. А видите, что получилось? Вы к ней с добром, на фабрику ее устроили, а она оттуда. Неприятно, конечно, но теперь и о вас заговорят, что вы что-то не так сделали.
— Умный не скажет, — отмахнулась Елизавета Васильевна.
— Так ведь на свете разные люди есть, — усмехнулся Савва Христофорович. — На чужой роток не накинешь платок.
— Ну что ж, бывает, конечно, кто-то и сболтнет, — согласилась старая ткачиха.
— А другой подхватит да перевернет, вот она, история-то, и пойдет, — в тон ей продолжал Адикитопуло. — Так что вы, дорогая Елизавета Васильевна, если когда захотите что-то сделать для Вареньки, так уж лучше через нас. Мы в ответе, как говорится, по обязанности. А чего ради вам свою седую голову под шишки подставлять?
— Моя голова шишек не боится.
— Так-то оно так, — приподняв верхнюю губу, Савва Христофорович ковырнул зубочисткой клык. — Но ведь и мы можем обидеться, а еще хуже, сказать кому следует, что нам мешают воспитывать девочку, — с оттенком угрозы произнес он и насмешливо прищурился: — Надеюсь, уважаемая соседка, теперь вам все ясно?
Елизавета Васильевна посмотрела на него, на Капитолину Николаевну и тяжело вздохнула:
— Эх, люди…
— Ну вот мы и договорились, — принимая обычный добродушный вид, засмеялся Савва Христофорович и протянул книгу жене. — Положи, пожалуйста, на стол, рядом с моей рукописью. Вареньку пойду искать я!
Савва Христофорович решил, что настал самый удобный момент для эффектного появления девочки. К тому же старая ткачиха предупреждена, значит, не будет совать свой нос куда не просят. Да на нее теперь и пожаловаться можно. Дескать, мешает воспитывать племянницу, хотя знает, что у девочки скверный и неустойчивый характер. Но самое главное, Варвара под самый корень сломлена. Не пикнет! Только приказать, сама от себя старуху отгонит.
С видом победителя он спрятал зубочистку в карман, застегнул пиджак на верхнюю пуговицу, поправил воротник рубашки.
— Аддио! — Савва Христофорович поднял прощально руку и скрылся за дверью.
После ухода мужа Капитолина Николаевна почувствовала себя свободной.
— Вы девчонку отвели и бросили, а нам отдуваться, — начала она крикливо.
— Жалею, раньше так не поступила, — негодующе прервала ее Елизавета Васильевна. — Никогда не прощу себе этого. Ведь рядом жила, все видела, а ничего толком не сделала. На что надеялась, сама не знаю. А тут нужно было не возмущаться, а… а драться!
— Это по какому такому праву? — подняла голос Капитолина Николаевна. — Лезут тут всякие не в свои дела!
— Нет, дело это наше общее, кровное, — возразила старая ткачиха. — Только тебе не понять всего.
— Как же, — деланно захохотала Капитолина Николаевна, — все умные, одни мы дураки! А ты на себя посмотри. Где Варвара? Не знаешь? Ты же умная…
Чтобы не выслушивать ругательств, Елизавета Васильевна ушла в свою комнату.
Амелина унялась не скоро…
Вернувшись с работы, Частухин, прежде чем зайти в свою квартиру, постучал в дверь к Елизавете Васильевне.
— Утром я в аптеку ходил и случайно встретил Вареньку, — поспешил он сообщить приятное известие.
— Где вы ее видели? — Женщина схватила Частухина за рукав.
— Мы встретились на площади.
— Когда это было?
— Что-то в начале седьмого. Я еще сказал, чтобы она не опоздала на фабрику.
— На фабрике ее нет.
— Как это нет? Она ждала подругу, чтобы идти туда.
— Не явилась на работу. Вчера утром убежала и до сих пор ее нет.
— Убежала? — удивился Владимир Григорьевич.
— Самой не верится, — призналась расстроенная Елизавета Васильевна. — Но прибегала ее бывшая школьная подруга Люся Гаврилова.
Она начала рассказывать, что произошло вчера в цехе. Неожиданно звякнул звонок.
Похлопав себя по карманам, Частухин нащупал связку ключей, достал их и отпер дверь.
Одна за другой в коридор вошли девушки. Поздоровались.
— Елизавета Васильевна, мы ищем Вареньку, — пояснила Нина.
— Сама сегодня в школу ходила, — беспомощно пожала плечами Елизавета Васильевна. — Пришла, а там никого, каникулы.
— Может, она у какой-нибудь подруги? — спросила Женя.
— Кто ж ее знает? Может, и так, — согласилась старая ткачиха. — Вот Владимир Григорьевич видел ее утром на площади, она какую-то подружку дожидалась, чтоб вместе на фабрику идти.
Девушки с недоумением переглянулись.
— На фабрику она не пришла, — сообщила Соня, хотя это было всем известно.
— Ой, девочки, я догадываюсь! — сверкнув своими зеленоватыми глазами, воскликнула Клава. — Она была на фабрике… но в другой бригаде!
— Как это? — удивилась Женя. — Кто ж ее без направления примет?
— Ну… она что-то там сказала.
— И ей сразу, пожалуйста, к станочку…
Зная характеры подруг, Тоня поспешила прервать их быстро разгорающийся спор.
— Мы хотели узнать, где она может быть, и сходить туда, — сказала она.
— Возможно, вы знаете ее родственников, подруг? — заговорила Римма и поинтересовалась: — А где ее родители?
— Родители далеко, — сердито насупилась Елизавета Васильевна.
— Кто они? — спросила Римма.
Елизавета Васильевна продолжала недовольно хмуриться. Было заметно, что ей неприятно говорить о людях, которых она не уважала. Но девушки ждали, и она сказала:
— Мать — дочь бывшей ткачихи нашей фабрики, вышла замуж за музыканта. Отец — тоже человек образованный, архитектор!..
— Архитектор? — изумленно переспросила Маруся. — Александр Константинович?
— Он, — подтвердила старая ткачиха.
— Знаешь его? — удивилась Римма.
Маруся ответила не сразу, очень тихо и словно в раздумье.
— Александр Константинович Заречный — лучший друг моего отца.
— Вашего папу нельзя поздравить с хорошим знакомством, — раздался насмешливый голос за спинами подруг.
Девушки, как по команде, переглянулись.
Окутанная табачным дымом, на пороге своей комнаты стояла Капитолина Николаевна в новом пестром халате с широкими рукавами.
— А если вспомнить изречение: скажи мне, кто твой друг… — она не договорила, но иронически засмеялась.
— Вы не имеете права дурно отзываться о моем отце. Вы его не знаете! — вспылила Маруся.
— Что вы, милочка у меня и мысли такой не было, — растягивая слова, усмехнулась Амелина и спросила: — Живете у папы?
— Нет, в общежитии. Отец на юге, он болен, ему нужно тепло.
— Понятно. — Капитолина Николаевна приспустила подкрашенные веки. — Папе — южное солнце, а любимой дочке — наши лютые морозы. Здесь ведь чудесный край, всего только девять месяцев в году зима, а остальное время все лето, лето, лето…
— Я здесь учусь.
— И работаете?
— И работаю.
— А возле папочки заниматься этим нельзя. — С откровенной издевкой Капитолина Николаевна покачала головой.
— Я хочу стать инженером-текстильщиком, там нет такого института, — сдержанно объяснила Маруся.
— Текстильщиком? — Амелина сделала круглые глаза, но тут же усмехнулась и продолжала с нарочитой серьезностью: — Конечно, это так же важно, как сделаться Барсовой или Неждановой…
— Может, и не так важно, — прервала ее Женя, — но нужно хотя бы для того, чтобы на прилавках магазинов не появлялась такая дрянь, как та, из которой сшит ваш халат. Милочка!
Девушки засмеялись.
Довольный той отповедью, какую получила Амелина, Владимир Григорьевич прикрыл ладонью губы.
Женя повернулась к Марусе.
— С кем связалась! — тихо буркнула она и продолжала, обращаясь уже к Елизавете Васильевне: — Что же вы посоветуете? Куда нам пойти?
Но Амелина не хотела оставаться побежденной.
— Можете отправляться в общежитие! — повысила она голос. — Варвару на фабрику я больше не пущу! — Капитолина Николаевна со злостью швырнула папиросу на пол и раздавила ее носком домашней туфли. — До суда дойду, но на своем поставлю. Да и Варвара не захочет возвращаться к вам. А насильно ничего не выйдет. Нет таких законов!..
Она еще продолжала бы, но открылась входная дверь, и в коридор вошли Варенька и Люся, а за ними самодовольно улыбающийся Савва Христофорович.
Увидев девушек, Варенька, часто заморгав глазами, удивленно на них уставилась.
— Вы здесь? — проговорила она растерянно и виновато оглянулась на Люсю.
«А что я тебе говорила?» — будто ответила ей взглядом школьная подруга.
Девушки бросились к Вареньке. Со всех сторон посыпались вопросы, раздались радостные возгласы, смех. Кто-то чмокнул ее в щеку.