Друзья наши молча откланялись и пошли домой, где их ожидал уже Пьер.
Филипп был очень доволен своим новым слугою. Пьер вел себя осмотрительно и спокойно и при случае умел придать себе строгий вид. Оружие он держал всегда в порядке и за столом прислуживал так, как будто ничего другого во всю свою жизнь не делал. Узнав о предстоящем выступлении, он сказал Филиппу:
— Слава Богу! Не люблю я городов; в них только и знаешь, что чистишь оружие да прислуживаешь за столом…
— Не радуйся раньше времени, — заметил ему Филипп, — нам предстоит далекий путь, и мы, вероятно, не часто будем ночевать под кровлей.
— Тем лучше, сударь. Только бы нам не пришлось ночевать в поле в морозы.
В шесть часов утра отряд выступил в поход и направился к западу, чтобы не встретиться на пути с сильными отрядами католиков. Проезжая по западным провинциям Франции, отряд всюду воодушевлял и ободрял гугенотов.
В Бретани де ла Ну успел собрать в помощь к своему отряду пятьдесят человек, и, кроме того, по пути к нему присоединилось несколько дворян с вооруженными людьми. По пути были взяты три города, в которых преследовали гугенотов, причем зачинщики смут были ‘ повешены, а с городских властей взысканы контрибуции. В других городах и местностях де ла Ну издавал прокламации, воспрещающие всякие насилия против гугенотов под страхом тяжких наказаний.
Франсуа и Филипп принимали самое деятельное участие во всех делах этого похода. Их крепкие кони позволяли им каждый день быть в седле, тогда как половина их отряда вынуждена была время от времени отдыхать. Их часто посылали с небольшим отрядом то с поручениями к друзьям, то для освобождения гугенотов из городских тюрем, то для наказания или препровождения виновников гонений в лагерь де ла Ну. Часто они делали привалы под открытым небом, чем в городках и селениях, — граф считал, что так безопаснее и их труднее застать врасплох; а при возвращении из подобных экспедиций они всегда находили готовый обед, вкусно приготовленный Пьером.
Пьер оказался незаменимым слугой. Всегда веселый, он во время похода часто потешал отряд своими шутками, а в заботах о своем господине не знал устали, — устраивал ему постели из зеленых сучьев и изобретал вкусные блюда из самых скудных припасов.
— Честное слово, — сказал однажды полушутя граф Филиппу, — ваш слуга неоценимый малый; самому Конде прислуживают не лучше. Как хотите, а я возьму его у вас и сделаю главным провиантмейстером.
Третьего ноября, месяц спустя после взятия Орлеана, де ла Ну и его отряд, возросший до трехсот человек, присоединились к принцу Конде у Сен-Дени, близ Парижа.
Граф был сильно разочарован при виде незначительных сил принца: до его прихода у Конде было всего две тысячи конницы да столько же пехоты, притом в большинстве плохо вооруженных.
У коннетабля Монморанси, главнокомандующего французской армией, в стенах Парижа было значительно больше войска, и гугеноты удивлялись, что он тем не менее не решался вступить в бой. Оказалось, что он ждал графа Аремберга с тысячью семьюстами всадников, посланных ему на помощь из Нидерландов герцогом Альбой, что сделало бы силы противников еще более неравными.
9 ноября были получены известия, что Аремберг приближается, и д’Андело с пятьюстами всадников и восьмьюстами лучших стрелков выступил ему навстречу, чтобы помешать ему пройти к Парижу. Узнав об этом, коннетабль на следующее утро вышел из Парижа и напал на ослабленные силы гугенотов.
В европейских войнах редко сходились столь неравные силы: против тысячи пятисот всадников и тысячи двухсот пеших солдат Конде французский главнокомандующий вывел в поле шестнадцать тысяч профессиональных пехотинцев, в числе которых находилось шесть тысяч швейцарцев и три тысячи конницы при восемнадцати пушках, которых у Конде не было вовсе.
При виде войска, выходившего из ворот Парижа, гугеноты построились в боевой порядок, разбившись на три части.
Де ла Ну со своим отрядом составил центр, которым командовал лично принц Конде; правым крылом командовал Колиньи, а левым — ла Рошфуко, Жанлис и другие.
— Ну, врагов чуть ли не по десять на каждого из нас, — сказал Франсуа Филиппу. — Едва ли Конде и адмирал решатся вступить в бой; я думаю, что нам придется отступить. В таком случае неприятель не сможет воспользоваться пехотой, а кавалерия его не настолько превосходит числом нашу, чтобы мы не могли напасть на нее, когда она удалится от пехоты.
Предположения Франсуа, однако, не оправдались. Одушевленные речами своих предводителей, гугеноты вышли из ворот Сен-Дени и бросились в битву.
Колиньи первый начал сражение, мужественно напав на левое крыло неприятеля.
Пятьсот всадников Конде без колебаний ударили по пехоте католиков, находившихся против них. К счастью, в этой пехоте были парижане, а не швейцарцы, и они, не выдержав стремительного натиска гугенотов, побросали оружие и обратились в бегство к воротам Парижа.
За пехотой стоял с тысячью всадниками сам главнокомандующий; но прежде чем этот отряд мог двинуться с места, гугеноты уже напали на него, и началась отчаянная рукопашная схватка.
Старый коннетабль находился среди своей конницы. Шотландский дворянин из свиты Конде, Роберт Стюарт, проложил себе дорогу к нему и потребовал, чтобы он сдался. Коннетабль ответил на это ударом меча, едва не выбившим Стюарта из седла, а мгновение спустя пал, сраженный пистолетной пулей.
Был ли выстрел сделан Стюартом или кем другим — осталось неизвестным.
Оправившись от первого удара, католики, имевшие численный перевес на своей стороне, напали на гугенотов.
Под принцем Конде конь был убит пулей из мушкета и придавил его собою; он был спасен только благодаря отваге де ла Ну, который с Франсуа, Филиппом и еще несколькими дворянами бросились вперед и оттеснили от него неприятеля.
Отряд в центре, как и левое крыло гугенотов, сильно пострадавшие от ружейного и артиллерийского огня, вынуждены были отступить к Сен-Дени, и только правое крыло, предводимое адмиралом Колиньи, удержалось против неприятеля.
Бегство большей части парижской пехоты и расстройство, внесенное в кавалерию католиков стремительными нападениями гугенотов, не позволили, однако, маршалу Монморанси, сыну коннетабля, воспользоваться численным превосходством своих войск, и в то время, как гугеноты отступили к Сен-Дени, католики отошли в Париж, куда уже был увезен раненый коннетабль.
Обе стороны потеряли до четырехсот человек, и победа не досталась никому.
Потери были более чувствительны для гугенотов, у которых большая часть убитых были знатные дворяне. Не дешево обошлось сражение и католикам, потерявшим в своем главнокомандующем, умершим на другой день, замечательного государственного деятеля, умевшего противодействовать честолюбию Гизов.
Несогласия при дворе, вызванные смертью коннетабля, позволили принцу Конде, успевшему соединиться с д’Андело, спокойно отступить; но прежде еще он успел загнать в стены Парижа высланный католиками сильный отряд и сжечь несколько мельниц почти под самыми стенами города.
Вечером, после битвы, де ла Ну представил своего кузена и Филиппа принцу с лестными отзывами о храбрости, выказанной ими в сражении, и Конде сердечно благодарил их за участие, которое они приняли в спасении его из рук католиков. При этом граф несколько пожурил Франсуа за излишнюю горячность.
— Недостаточно быть храбрым, — говорил он, — нужно быть и осторожным. Ты несколько раз безрассудно бросался навстречу смерти. Как глава древнего рода, ты не имеешь права рисковать так своей жизнью. Твой кузен был благоразумнее, он сражался с хладнокровием испытанного воина.
Перед отступлением гугенотов от Сен-Дени граф де ла Ну опять позвал к себе молодых людей.
— Мы завтра утром отступаем, — сказал он им. — Здесь мы сделали больше, чем можно было ожидать от столь слабых сил: десять недель мы держали в осаде Париж и удержались против вдесятеро сильнейшей армии, предводимой коннетаблем Франции. Теперь мы направимся на восток, чтобы соединиться с герцогом Казимиром, который ведет к нам на помощь шесть тысяч конницы и три тысячи пехоты с четырьмя пушками. Известие, что мы отступили от Парижа, может привести в уныние наших друзей, и адмирал решил послать известного вам кавалера д’Арбле на юг Франции с объяснениями. Я назначаю вас сопровождать его. У него будет свита в восемь человек, да каждый из вас возьмет по четыре ратника; таким образом составится отряд, достаточный, чтобы вы чувствовали себя в безопасности. Это делается для вашей же пользы, Франсуа. Приближается зима; поход наш будет труден, и многим из нас, я уверен, суждено пасть жертвою холода и лишений. Я не желаю, чтобы вы, непривычные к таким походам, окончили жизнь таким образом. Если бы нам предстояли битвы, я оставил бы вас при себе. Но знайте, что это поручение связано с большими опасностями и требует много энергии и мужества.
Хотя друзья наши предпочли бы остаться в армии, но повиновались графу. Де ла Ну тотчас же отвел их в палатку кавалера.
— Мой кузен и его родственник охотно поедут с вами и поступят под ваше начальство, д’Арбле. Горячо рекомендую их вам. Хотя они и молоды, но могу поручиться, что они умеют постоять за себя; вы можете на них вполне рассчитывать.
— Очень рад таким спутникам, — улыбнулся д’Арбле. — Надеюсь, что мы не будем скучать.
На следующее утро отряд выступил, направившись к югу.
Избегая мест, занятых католиками, маленький отряд посетил несколько замков, принадлежащих гугенотам, которым д’Арбле, по поручению адмирала, сообщил о необходимости собрать такие силы, которые отвлекли бы часть королевских войск на юг и тем облегчили бы поход адмирала на восток.
После короткой остановки в Наварре и совещаний с несколькими главными правителями маленького королевства, отряд д’Арбле направился к востоку. Вскоре они вступили в местность, где, особенно в Тулузе, религиозные раздоры были чрезвычайно жестоки, и где было не мало людей, сочувствовавших гугенотам, но не решавшихся открыться из боязни преследований.