Тут я вздрогнул. Невольно. Не ожидал. И боюсь, это от него не укрылось. Но он не прервал фразы:
– …и все мгновенно начнут размышлять: а кто он такой, этот имярек, чтобы мной манипулировать? И дело забуксует.
Он положил ладонь на кожаную папку, побарабанил по ней пальцами, потом поднял ее и протянул мне.
– Вот здесь – несколько любопытных документов. Копии, конечно. Посмотрите на досуге. Думаю, они окажутся вам полезными. Если не пригодятся – уничтожьте, возвращать не надо. Но – только, так сказать, для внутреннего пользования. До поры, до времени. Как говорится, из части не выносить. Да берите, она не заминирована.
Он передал мне папку жестом, каким высокие руководители, только что подписав важное международное соглашение, обмениваются аутентичными экземплярами. Я принял ее. Раскрыл. Там было несколько машинописных листков стандартного формата, скопированных вроде бы на ксероксе. Я сложил их аккуратно, сунул в карман, обложку вернул ему. Пока я умещал бумаги во внутреннем кармане, генерал успел углядеть кое-что. И спросил:
– Вам, кстати, не жарко? Могу перенастроить кондишен.
– Спасибо, – отказался я. – Я вообще мерзляк.
– А Наталья… Как, кстати, отчество?
– Лучше просто Наташа.
– Слушаюсь… Наташа не замерзнет? Не боитесь?
Я внутренне покраснел: тут он, конечно, был прав. А я об этом и не подумал всерьез. Свинство, безусловно.
– Виноват, – сказал я. – Исправлюсь. Но вообще-то пока я на ходу…
Он покачал головой:
– Никто же не веси часа, как сказано. Так что вы уж постарайтесь. А впрочем – никогда не откладывай на завтра…
Он снова подошел к столу, нажал кнопку. Старший лейтенант возник.
– Саша, посмотри у нас там, в гадючнике, – лишнего жилета не найдется? Для дамы.
Старшой перевел глаза на нее, оценивая.
– Найдем, товарищ командующий.
– Вот и принеси.
– Да спасибо, – сказала Наташа. – Только мне и в самом деле не холодно.
– Отставить разговоры! – грозно сказал генерал. – Утепляться и надо, пока еще не стало холодно. Или, наоборот, слишком жарко…
Тут она поняла. Старший лейтенант Саша вернулся; свернутый бронежилет он нес в вытянутых руках, как богатый букет.
– Ваше приказание выполнено, товарищ командующий.
– Свободен. Ну-ка, красавица, облачайтесь. Да без всяких… Мы отвернемся.
Кивком он пригласил меня; мы отошли к окну, он слегка раздвинул жалюзи, взглянул вниз.
– Все спокойно вроде бы, – сказал я.
Он кивнул:
– Будь иначе, ребята предупредили бы.
– Разве там кто-нибудь есть?
– Ну, ну, гость. Не играйте в наивность.
– Не буду. Извините.
– Об этих бумагах: когда познакомитесь с ними – было бы любопытно с вами побеседовать. Там есть – вы увидите – какие-то ссылки на людей и факты, мне не известные. А хотелось бы разобраться досконально.
– Увлекаетесь историей?
– Не сказал бы. Просто хочу о своем отце выяснить все, поелику возможно. В отношении родителей мы всегда поздновато спохватываемся – когда их уже не спросишь. Но именно тогда и возникает в этом потребность.
– Да, – согласился я. – Боюсь, что и наши дети начнут думать об этом слишком поздно. Хотя вот моя дочь уже сейчас очень интересуется.
– Наташа – ваша дочь? Знаете, а ведь мне, откровенно говоря, показалось…
– Вам правильно показалось, – сказал я тоном, ставившим предел разговору на эту тему. Он понял, разумеется.
– Думаю, – сказал он, меняя тему, – целесообразно было бы вас проводить до вашего расположения. Для полного спокойствия. Машину вызвать мне недолго. С охраной.
Конечно, это было бы целесообразно – только не с точки зрения моих дальнейших планов на сегодняшний вечер – вернее, уже ночь. Мы с Наташей должны были до утра исчезнуть бесследно.
– Очень благодарен за заботу. Но имею основания отказаться.
Он кивнул:
– Полторы секунды… А как с кучностью?
– Соответствует.
– Ну, что же – вам лучше знать, что вам нужно.
– Мужчины могут смотреть, – донеслось из-за наших спин.
Мы отошли от окна. Наташа экипировалась. Было немного заметно, однако когда наденет плащ – все аномалии укроются. Sehr gemuеtlich.
– Ну что же – до завтра? – сказал я, чтобы откланяться.
– Будем надеяться, – ответил он. – Кстати, насчет завтра: у вас есть… что-нибудь?
Странный вопрос, не так ли? Но совершенно понятный.
– Нет. Не считаю нужным.
– А до завтра достать можете?
Я призадумался, понимая, что без причины Филин не стал бы этим интересоваться.
– Боюсь, что нет.
– Боюсь, что нет… – повторил он. – I’m afraid… Живали в Англии?
– Почему же обязательно, – возразил я. – К нам через литературу пришло столько конструкций.
– Верно. Обождите, соберусь с мыслями. Думается, тут вы дали маху. Чтобы охранять даму, рыцарь должен быть вооружен. Хорошо. Одолжу вам – из своих запасов. Ничего особенного, конечно, девятимиллиметровый браунинг – презент одного ближневосточного коллеги, подружились на совместных учениях.
– Да не надо…
– Вы прогноз погоды слышали?
– На завтра? Нет еще.
– Ожидается резкий, порывистый ветер до шести баллов.
– Вот как, – сказал я. – А осадки?
– Обещают и осадки.
– Тогда давайте, – сказал я.
3
До бывшего жилища Блехина-Хилебина добраться удалось без помех. Внизу, в подъезде, мы немного постояли, прислушиваясь. Было тихо. В этот час люди уже укладываются спать или сидят перед телевизором с приглушенной громкостью; в России акустика порой хромает в концертных залах, в жилых же домах она идеальна. Я спросил:
– Какой этаж?
– Восьмой. Лифты там дальше, налево.
Я покачал головой:
– Не надо. Пойдем пешком.
Наталья, похоже, удивилась, но спорить не стала. Сказала лишь:
– А я даже не знаю, где тут лестница. Не приходилось…
– Ничего. С нашими талантами непременно отыщем.
– А скажи…
Я прервал ее, приложив палец к губам:
– Тсс… Враг подслушивает.
Но в ее жизни эта формула ничего уже не значила. Хорошо быть молодым.
Лестницу мы, конечно, нашли; она шла практически снаружи дома, и с каждой площадки можно было окинуть двор взглядом, чем я и воспользовался. Никакой подозрительной суеты не заметил; за все время, пока мы поднимались, только один человек пересек двор, не совсем уверенно ступая, но и он скрылся совсем в другом подъезде, в противоположном корпусе. Похоже, на хвосте у нас никто не сидел, да и неудивительно: прежде чем отпустить нас на все четыре стороны, генерал Филин принял меры, чтобы сделать наш отход безопасным; люди для этого у него, как оказалось, были. Перед тем как войти с лестничной клетки восьмого этажа, мы снова с полминуты помедлили. Но и тут было тихо. Дверь я распахнул рывком: такие ничьи двери, бывает, скрипят, и чем медленнее отворяешь их, тем скрип этот тянет за нервы дольше и противнее; кроме того, если за дверью кто-то поджидает тебя, выгоднее не дать ему времени на подготовку.
Но нас никто не ждал, и мы с Наташей ничуть не обиделись на отсутствие чьего-то внимания. Нужная дверь была, как я и думал, опечатана. Но самым примитивным образом: при помощи наклеенной бумажной полосы с фиолетовыми печатями и чьей-то загогулистой подписью. Я вытащил из кармана ножик-шпрингер с длинным, узким клинком. Клей, как ему и полагалось, оказался халтурным, и один край полосы – тот, что был на двери, а не на косяке – удалось отделить легко и без потерь.
– Ключей у тебя, конечно, нет.
– До такой степени наши отношения не дошли, – сухо сказала она.
– Не обижайся. Я просто уточняю.
– Мог бы и не в такой форме. Ясно же: будь они у меня, я давно уже сказала бы.
– Приношу извинения за непродуманную форму вопроса. А теперь займемся делом.
– Ты уверен, что нам надо взламывать дверь, врываться в жилье покойного?
– Тебе кажется, что тут, в коридоре, ночевать будет удобнее? А что касается взлома, то его просто не будет. Произойдет лишь негромкий диалог с замком – он хотя и с иностранным паспортом, но, полагаю, откликается на обращение по-русски…
Я уже упоминал, что сумка, без которой я на улицу не выходил, была достаточно тяжелой, хотя наполняли ее вовсе не воспоминания. Я пошарил вслепую и вытащил нужный инструмент: в сумке все лежало не россыпью, как в дамском ридикюле, а располагалось по соответствующим кармашкам, карманам и карманищам.
– Квартира может быть на контроле в милиции, – напомнила Наталья.
– Учтено.
Дискуссия с замком длилась секунд сорок. Потом – слышно было – ригели мягко вылезли из гнезд. Перед тем как войти, я без труда открыл помещавшийся рядом с дверью в коридоре шкафчик со счетчиком и предохранителями, и выключил оба провода, а для страховки и пакетник. Подсвечивая себе фонариком (из той же сумки), отворил дверь, и мы вошли. Я осветил стены в поисках сигнализирующего устройства…
– Не волнуйся: все отключено. Я привык заботиться о ближних. Да не хватайся ты за пистолет: вы в полной безопасности!
Я повернулся. Медленно опустил напрягшиеся было руки.
– Изя! Какого черта…
Он с удовольствием засмеялся.
– Не ожидал, да? Но не все же тебе меня удивлять, это противоречило бы теории вероятности. Ну, что же мы толпимся в прихожей: заходите в комнату. Только сначала, будь добр, включи предохранители. Конечно, в темноте романтичнее, но наш возраст взывает к реализму.
Я вынужден был согласиться с ним, высунулся из квартиры, включил пакетник и перекинул оба рычажка.
– Ну вот, – удовлетворенно констатировал Изя, – теперь можно побеседовать без помех.
4
– Спрашивать буду я, – заявил я, когда мы расположились в тесной комнатке – уселись в кресла, которые показались мне какими-то допотопными, хотя в свое время, похоже, стоили немалых денег. Такие, видно, были в моде в пору, когда покойный владелец их переживал пик своей карьеры. В наше время моды меняются стремглав, но вещи долговечны, как слоны, и чем они старше, тем долговечнее.