В общем, не без пробуксовки, поезд реформ продолжил движение. К странностям премьера постепенно привыкли, хотя пресса и несколько именитых князей попытались создать определенное информационное поле и столкнуть Александра II и Сергея, напирая на то, что Александр II больше не самодержец. В конце 1859 года на Государственном Совете этот вопрос был поднят в открытую министром Киселёвым и обер-прокурором Синода графом Толстым. Их трехчасовой доклад – выступали они по очереди – камня на камне не оставлял от политики Сергея, который узурпировал всю власть в государстве, подрывает единство государства и Церкви, разрушает первоосновы православия и священное самодержавное право его императорского величества. Их выслушали не перебивая и Александр II, и Сергей. Государь, правда, задремал было. По окончанию доклада спросил:
– Сергей Юрьевич! Вот видите, сколько законов и уложений вы нарушили? Когда будет готов проект Конституции России?
– Работы по нему находятся на завершающей стадии. Через месяц он будет готов, с учётом ваших пожеланий.
– Господа министры, господа сенаторы, господин обер-прокурор! Мы на первом заседании действующего кабинета говорили, что наше стремление ограничить наше самодержавие полностью обдумано, обосновано, и мы сами стремимся передать как можно больше прав Кабинету Министров, будущей Государственной Думе и будущему Верховному Совету. У меня в руках доклад светлейшего князя Михайлова: в нем отмечается рост доходов империи на 21,8 процента по сравнению с прошлым годом. Государство богатеет, казна исправно пополняется, расходы и доходы растут пропорционально. Сократились доходы Церкви, господин обер-прокурор? Пусть сами святые отцы беспокоятся по этому поводу! Увеличилось количество и стоимость государственного имущества, милейший Павел Дмитриевич? Вы, лично, доказывали моему папеньке и мне, что если мы проведем реформу и освободим крестьян, то так и будет! Было?
– Так точно, ваше императорское величество! Было, но у меня не хватает людей и средств для точного учета, а его сиятельство не выделяет мне необходимых средств для увеличения штата, а призывает реорганизовать работу министерства.
– Что скажете, Сергей Юрьевич? – царь обратился к Сергею.
– Штат Министерства госимуществ раздут до предела, новые формы учета внедряются непростительно долго, постоянные проволочки, приписки на местах, выборочный контроль выявил недостачу почти двадцати одного миллиона десятин посевных площадей, выведенных из-под налогообложения за счет взяток на местах. Я не обвиняю непосредственно его сиятельство! Никаких сомнений в честности господина министра у меня нет, но навести порядок в своем министерстве ему придется, прежде чем он получит дотации на увеличение штатов.
– Вы слышали, Павел Дмитриевич?
– Государь, помилуйте! Ну как окаянных урезонить?
– Ввести обязательные контрольные промеры, милейший Павел Дмитриевич! – сказал Сергей. – А не дожидаться, когда контрольная комиссия проведет их. Я не сомневаюсь в вашей честности, граф, знаю вашу заботу о подчинённых, что редко встречается в министерской среде; отдаю должное вашей энергии, взвешенности поступков, последовательности в достижении цели. Но мне кажется, что вы несколько увлеклись проектом моего устранения из политики и, вместо того чтобы разбираться в реальных недостатках работы вашего министерства, взялись поддерживать тех людей, которые желают остановить каток реформ. Они и рады этому обстоятельству и вас, первого, под него и сунули. Я слишком хорошо знаю вашу роль в освобождении крестьян и проведении земельной реформы, поэтому мягко пока реагирую на недочеты в работе, милейший Павел Дмитриевич. И надеюсь, что вашей энергии будет достаточно, чтобы к маю закрыть имеющиеся недостатки. Полугода должно хватить.
Граф Киселев несколько раз хватал воздух ртом, чтобы ответить, но постоянно косился на улыбающегося императора, и его смелость как рукой снимало. Он был придворным до мозга костей. Выступать против «любимчика» царя он побоялся, видя, что государь того поддерживает.
А в далёком Йоханнесбурге вечером того же дня молодой князь Николай спросил Кобру:
– А ты давно знаешь князя Михайлова? – Его так воспитывали, он обращался на «вы» только к членам императорской фамилии. Впрочем, «Кобра» отвечал ему тем же. На недоуменный вопрос пацана: «Как же так?» ему доступно объяснили, что это другое государство, и власть династии Романовых сюда не распространяется. Каждый остался при своем мнении, но Александр II, отправляя сюда сына, приказал ему во всем слушаться Александра Ивановича.
– Давно. Мне тогда было на три года больше, чем тебе. Я тогда срочную в 76-й служил. Нас Хаттаб зажал под Бамутом, раскидав по склонам снайперов с крупнокалиберками. Вывели из строя всю технику. Осень, дожди хлещут, низкая облачность. «Вертухи» не летают, командование ничем помочь не может. Потом говорят, что к нам ушла «семерка». Что это такое – мы не знали. Ночью подошло семь человек. Что бросилось в глаза: кругом грязь, просто непроходимая, а они пришли с почти чистыми берцами. Одеты не так, как мы, за спинами большие рюкзаки, а не эрдэшки, как у нас. Все в «лешаках». Сразу сели чистить оружие, а не отдыхать. Один из них сказал нашему лейтенанту: «Доложи, «Седьмой» прибыл. И подготовь карту». А сам вытащил из чехла здоровенную КСВК и начал её чистить с неполной разборкой. Пятеро уже закончили чистку, вскрыли по банке консервов, поели и прикемарили. А двое с «крупняхами» продолжали готовить оружие. Они здорово отличались от нас. Настоящие «псы войны»: всё подогнано, ни одного лишнего движения или детали, всё бесшумно, очень молчаливые. Их командир собрал свою «пушку», набил два магазина и сунул их за пазуху. «Показывай! И где были потери?» – сказал он лейтенанту. Тот многословно начал давать информацию. «То есть постоянного наблюдения за противником не велось? Где труба?» Минут двадцать он смотрел куда-то во тьму, что он там видел, осталось никому не известно. «Всё, по коням!» Его бойцы встали, на головах были ноктовизоры, он рукой показал команду: «Попрыгать». Оставил на столе какую-то странную рацию, и они ушли. Под утро раздалось три выстрела из крупнокалиберных винтовок, потом несколько очередей из двух «печенегов». Чехи попытались было дернуться, но прозвучало ещё несколько одиночных выстрелов, очереди из пулеметов и АГС. Мы добавили, и всё стихло. Как только стемнело, чехи начали отход, сопровождаемые огнем этих двух групп. На склоне мы подобрали на утро четыре крупнокалиберных «Баррета 82». Снайперов у «чехов» было четыре группы. Группа «Седьмого» помогла нам починить один из четырех бэтээров, и мы все ушли вниз, оставив позицию. Уже в Ассиновской, на базе, я подошел к «Седьмому» и попросился в его группу. «Сержант, у меня в группе только офицеры». – «А где их готовят?» – «Сейчас? В Новосибе». На следующий год я поступил туда, на разведывательный факультет. А потом оказался в бригаде, которой командовал «Седьмой». Ну, а потом здесь.
Они разговаривали, лежа в гамаках, неподалеку от дома, в котором жил Кобра и его семья. Густая африканская ночь была наполнена звуками ночных птиц и животных. Дом был огорожен глинобитным забором, на котором стояли датчики объема. У подростка накопилась куча вопросов по терминологии. Вдруг в руках Кобры появился АПС, а с веранды послышался квакающий звук сработавшей сигналки.
– К бою! Отходим к веранде! – тихо скомандовал он и подтолкнул замешкавшегося князя к входу в дом.
– Не бежать! Медленно! – сказал Сашка, доставая второй «стечкин». Николай пытался расстегнуть неудобную кобуру с револьвером. Вдруг раздалась очередь из АПС, звериный рык с визгом и из кустов выскочил косматый лев. Ещё очередь! Лев, в прыжке, заверещал и упал, не долетев до цесаревича. Раздалось ещё два выстрела, уже в голову за ухо. Задергались лапы, хвост, пошли судороги. Через минуту лев затих. Князь смотрел на это широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Попался, хромоножка! – «Кобра» держал в руке лапу льва, с разодранной гниющей пястью. Достал нож и вырезал из нее колючку акации, похожую на трезубец, с отогнутыми назад двумя отростками.
– Это – лев-людоед! Он хромой, поэтому перешел на охоту за людьми. Месяц назад он от нас ушел у Ратанды, убив одного из загонщиков. Можешь подёргать его за усы. Уже не кусается!
Николай отрицательно покачал головой и ушел в дом. Там его долго успокаивала Наталья, жена Астафьева. У мальчика легкий нервный срыв. Атаки льва он не ожидал. Потом ему подарили его уши и один из клыков, нанизанных на золотую цепь.
– Почему он атаковал меня?
– Ты меньше и находился чуть ближе к кустам. И не успел достать оружие. Вот и стал потенциальной жертвой.
– Но ведь ты попал в него раньше, чем он прыгнул?
– Чтобы одним выстрелом убить льва, требуется более мощное оружие. Этот пистолет предназначен для людей, а не для охоты. Останавливающее действие у этих патронов недостаточное для такого крупного животного.
Так как шкура была испорчена несколькими попаданиями, да и просто была облезлая, поскольку животное болело, в подарок она не годилась. Зулусы принесли и подарили князю несколько шикарных шкур различных кошек. Отлично выделанных и великолепного качества.
Африка понравилась молодому человеку, и, прощаясь, он обещал вернуться. Он прибыл в Петербург через два месяца. Заканчивалась весна 1860 года.
По пути на родину в Копенгагене он познакомился со своей невестой – принцессой Дагмар, дочерью Христиана IX, короля Датского. Четырнадцатилетняя принцесса должного впечатления не произвела, зато он оставил неизгладимый след в сердце девушки. Ещё бы! Охотник на львов, возвращавшийся с обучения в загадочном русском «SpetzNaz», покоритель зулусов, водитель «bronetranspoter». И всё с фотографиями, и даже цветными! Вот он возле убитого буйвола (действительно, сам убил атакующего буйвола, уже после атаки льва). Вот он держит в руках толстенную отвратительную шумящую гадюку в песках у Уолфиш-Бея. Вот он за рулём аутомобиля и бронетранспортёра! Герой, да и только. Много ли нужно, чтобы покорить сердце молоденькой девицы? Тем более что церемония обручения состоялась, и они официально стали женихом и невестой. Вскоре его отправили в Севастополь, правда, не на полный, а на ускоренный курс обучения, на три года.