Потянувшись за кредиткой, я обнаружил, что мой бумажник в боковом кармане пиджака волшебным образом исчез. Боже, что делать?! Рушится все, неужели тут же возвращаться на родину? Не вкусив Рима, не потолкавшись на площади Святого Петра, не посетив роскошных залов Ватикана?! А Сикстинская Капелла с непревзойденным Микеланджело? Хорошо, что жена по советской привычке запрятала в бюстгальтере на черный день стодолларовую купюру, иначе и не расплатиться за скромный обед, не говоря уж о самом позорном зрелище! Благо в Риме оказался мой старый друг и коллега, генерал Игорь Никифоров, легко ссудивший нужную сумму. Тут уж мы с Танькой умчались в Неаполь, остановились у Санта Лючии, чуть не утонули в кьянти и супе из бычьих хвостов, пели русские народные песни…
Воровской призрак бродил за мной по всей Европе: в Каталонии, на прибрежной вилле, где я создавал свой очередной шедевр, злоумышленники забрались на второй этажи утянули компьютер. Если бы не мои традиционные ночные походы в туалет, наверное, вынесли бы полдома, а вызванная полиция лишь мысленно облизывала мою невестку и жену и только имитировала прыткость.
А в Праге просто грубо выкрали из сумки, оставленной в гардеробе музея, случайно забытые там водительские права. Я уже давным-давно не ношу с собою ни миллионы, ни даже тысячи, не прячу валюту в носки, но мировые воровские шайки, увы, не осведомлены об этом, и постоянно держат меня в эпицентре своей злодейской деятельности.
Мудрец писал, что вкусные блюда притупляют аппетит, попутный ветер часто губит корабли, именно по этой причине мужья не могут любить своих жен. Сливаются в единообразное пятно Версаль и дворец дожей, соборы Святого Петра и Святого Павла, памятники маршалу Нею и Песталоцци… Стыдно признаться, что в моей памяти надежно оседают всяческие гадости (вроде ограблений), экстравагантные пьянки и покупки различного барахла (сразу вспоминаю полдюжины носков за 10 долларов, приобретенных в Бордо и послуживших верой и правдой более 20 лет! – и это со стиркой). Но что делать?
Разрыв между поколениями и советскую буржуазную революцию я впервые почувствовал в аэропорту Амстердама, где мы с сыном и его приятелями пересаживались на самолет на Кубу. Молодежь вдруг пожелала пойти принять сауну в аэропорту, что вроде бы освежало и звало на подвиги. Я обомлел от такого проявления тяги к роскоши и пошел по-советски коротать время в буфет. Нам, крестьянам, не понять, зачем все это, если существует один банный день в неделю…
В Мехико, куда меня командировал туристский журнал Владимира Снегирева («Вояж и отдых»), летел в самолете, переполненном одинокими дамами. Я думал о репортаже, посвященному традиционному дню усопших, планировал провести траурные ночи на кладбищах, а дам принимал по наивности за бизнесвумен. Задыхался, поднимаясь на пирамиды, любовался любимыми художниками Риверой, Тамайо и Сикейросом, всматривался в пули, оставшиеся в стенах виллы Троцкого в Койоакане с красным флагом у его могилы, столица великолепна, но душновато, хотя все танцуют и поют. Потом поехали в Канкун, по пути осмотрели земли майо (там я даже проплыл по уникальной речушке). Сам город – это нагромождение огромных угнетающих торговых центров (malls) с одними и теми же товарами, большей частью, сувенирами. Мои бизнесвумен были замечены в игривых нарядах на улицах – я не мог поверить, что это прожженные проститутки – и явно подавляли неприглядных конкуренток. Канкун неподалеку от южноамериканских штатов, где мужья мучаются в семьях, и на уикенды порой сбегают от своих верных жен в свободные края Мексики. И платят за радости секса жуткие деньги.
В день усопших – фото покойных родственников в каждом доме и на каждом углу, зажженные свечи в витринах, балы смерти, где подкатывается дамочка в маске черепа и угощает вином, нежно коснувшись ледяными суставами. И конечно же, архивеселые пьянки в честь любимых покойников на кладбищах – в России это принято, увы, иногда и по одному-двум стаканчикам. И как радостно у могил!
«О, Америка, это страна, где гуляют и пьют без закуски!» – так писали Ильф и Петров, но в меня эта страна входила по-разному. Во время войны радостно жрал американскую тушенку и находил жвачку вкуснее жмыха. После войны носил взятые у папы теплые летные (роскошные!) сапоги, читал Бориса Горбатова о «Гарри Трумэне, маленьком человеке в коротких штанах», в 1950 году в Куйбышеве болел за нашу победу в Корее, бегал каждый день к горсовету, там на вывешенной карте боевых действий постоянно переставляли флажки, – кусал локти, когда воины генерала Маккартура высадились на юге и поперли на север. Восхищался «Серенадой Солнечной долины» с чемпионкой мира по конькам Соней Хени и, конечно же, впился в Хемингуэя, Стейнбека и Фолкнера, Колдуэлл трогал меня меньше, а великолепных Чивера, Сэлинджера и Хеллерa, автора «Уловки-22», я тогда еще не знал. За газетами следил напряженно, осуждал Запад за холодную войну, а в МГИМО занялся изучением США. Как честный советский мальчик, в институте в каком-то сочинении на зачете по литературе зарубежных стран я по-идиотски высмеял идиота Беню в фолкнеровском шедевре «Звук и ярость», потом я этой книгой восхищался. От курсовой работы о крестьянских волнениях в России в 1910–1913 гг. двинулся к курсовым о милитаризации Калифорнии, фашизации американской демократии и т. д. и т. п. Хороший мальчик, ничего не скажешь!
Друзья-художники Валерий Малолетков, Михаил Курилко и его жена Рита
После перестройки косяками црушники хлынули в Россию, рылись в архивах, писали на наших материалах книги, а заодно и тщательно изучали методы работы нашей разведки. Евгений Примаков улучшил образ нашей разведки, разрешал некоторую гласность, я тогда по наивности думал, что постепенно мы подружимся с американцами, наладим взаимодействие разведок хотя бы против терроризма. Не только я ошибался, но и зубр разведки, генерал Борис Соломатин, прославленный вербовщик и резидент в США, видимо, мы страдали «русской доверчивостью», на самом деле США об этом и не помышляли.
Однажды позвонил мне црушник по фамилии Бакстер, его я поверхностно знал по Копену, предложил отланчевать, объяснил, что ныне он живет в Венгрии, торгует оружием(!), и вот ныне ему нужна помощь Коржакова, шефа охраны президента Ельцина. Нет ли у меня выхода на всесильного босса? Коржакова я в глаза не видел, связи в службах растерял, но поразился наглости бывшего «дипломата». Но это были только цветочки, далее за ланчем он предложил мне работать на его фирме советником. Ха-ха! Очередная вербовка! Но ланч в Рэдиссон-отеле я откушал с аппетитом.
В 1989 году ехал я лектором в американском поезде от Москвы до Иркутска (они проследовали в КНР), везли свои продукты, естественно, виски и даже свой вагон для фитнесса. Там один американский бизнесмен предложил мне гениальный бизнес: производить презервативы (тогда в России в ходу были лишь ненадежные баковские). Условия: он присылает мне станки, я обеспечиваю помещение, рабочую силу и сырье, прибыль делим хаф-хаф. Проект и без подсчетов выглядел миллионным, и я даже за него взялся, однако, натолкнулся на большие сложности, да и литературные амбиции придушили презервативное начинание, времени требовалось немало, и все дело ушло в песок.
Увы, не вышло из меня главы фабрики презервативов! А ведь мог бы войти в народную историю, как Король Русских Гондонов!
Маршрут по Соединенным Штатам был фундаментален, приглашали меня библиотекарь университета Джорджтаун Николас Шиите и добряк из Калифорнии Билл, с которым я сошелся на волжском круизе.
Жуткий аэропорт Кеннеди, где в суете никто не мог толком объяснить, как пересесть на вашингтонский рейс. Помнится, депутат Галина Старовойтова, прилетевшая с нашей парламентской делегацией, в ужасе смотрела, как я кружил с чемоданом вокруг нее, думала, вероятно, что я веду за ней слежку, а не мучаюсь из-за местной неразберихи. В последний момент воткнулся в вашингтонский рейс, через час приземлился в объятия приглашающей стороны.
В университете Джорджтаун, этом заповеднике шпионажа, я толкнул лекцию о событиях в России спецам по нашей стране, в основном еврейским эмигрантам. Критикой Советов я не занимался, волос от ужаса перед ушедшими в Лету зверствами КГБ не рвал (от меня явно этого ожидали). Слушали меня с равнодушными, скучными и даже гнусными физиономиями, которые оживились лишь на банкетике (виски и орешки), данном в мою честь. Заскочил и генерал Калугин, еще только начавший втягиваться в работу американских спецслужб, любопытствующие црувцы заполонили зал. Калугин пригласил меня к себе домой: хлипкий домик, но в ухоженном лесу, там я бурно танцевал с его женой Людой, ныне покойной. Следующий день я провел на малюсенькой дачке Калугина около океана, он делил ее с каким-то американским охранником (мне уже тогда не нравилась его любовь к американским спецслужбам), там мы яростно жрали купленных в лавке свежих лобстеров, дешевых и невкусных. Олега Калугина я поддержал во время перестройки, однако я видел, что он жаждал получить грин кард в США, что меня лично не радовало. Американцы за эту пресловутую карту выкрутили ему руки и вынудили стать свидетелем в суде над нашим агентом, американским полковником Трофимовым, старику в итоге впаяли неслыханный срок, и он умер в тюрьме. Такое предательство – позор для любого офицера разведки, и мне неприятно развивать эту тему.
Затем Нью-Йорк, Колумбийский университет, там мне помог профессор Марк ван Хаген, с которым я контачил на волжском круизе. Там я тоже вещал, и опять среди серого, узколобого контингента, они, естественно, уже имели свою просвещенную зрения на советскую историю и не собирались ее менять на ближайшие сто лет. Жил я в комфортабельном университетском общежитии, а затем в жутком отеле на Бродвее (одна ванная с сортиром на два номера), вокруг толстые негритянки с хитрыми мордами (между прочим, 120 баксов за ночь). Посетил вместе с Людой Денисовой, исполнительницей главной роли в моей пьесе «Убийство на экспорт», знаменитый русский ресторан, там душещипательно пели «Сиреневый туман». После смерти мужа Миши Веснина Люда с сыном махнула в Штаты, но счастья, по-моему, там не обрела.