Пани Кратинова вся черная, волосы у нее белые как молоко, лицо бледное и худое, но кто на нее внимательно посмотрит, тот увидит следы былой красоты. Она была красива, как жена императора, которую убили в Женеве. Это было очень давно, так что об этом может помнить только бабушка, которая, говорят, знала императрицу лично. Но пани Кратинова жила еще задолго до императрицы, так что ее не помнит даже бабушка. И все-таки она ее знала. Как раз в Италии, куда ездила каждый год на паре белых лошадей или на двух парах. Знала по той картине в полуразрушенном замке в Калабрии… Впрочем, пани Кратинову знали и другие, знают ее и сейчас. Ее постигло страшное, невероятное несчастье…
И тут у Руженки вдруг прервался голос, будто она собиралась упасть в обморок, труба от пылесоса задрожала в ее руке и чуть не выпала, и она стала рассказывать совсем иначе, чем до сих пор, — задыхаясь, прерываясь, волнуясь. При этом она совсем забыла о чистке ковра, так что всасывалась пыль лишь на одном месте, как раз под роялем, где вообще нет пыли…
— Пани Кратинова должна была выйти замуж, — рассказывала Руженка, — за одного графа, у которого пропал пасынок. Никто не знал, где этот пасынок, хотя граф велел разыскивать его по всему свету. Говорили, что он от графа убежал, потому что граф был злым отчимом, но никто особенно на этом не настаивал. Итак, пани Кратинова должна была выходить за этого графа, но она не хотела. Не потому что у него сбежал пасынок, а потому что любила другого. Другого графа. А этот другой граф, к несчастью, не любил ее. И не только не любил, но даже хотел ее убить. Потому что его старший брат был когда-то убит отцом пани Кратиновой и он присягнул, что отомстит за него дочери. А тот, первый граф, у которого пропал неродной сын и за которого пани Кратинова не хотела выходить, наоборот, очень любил пани Кратинову, любил так сильно, что хотел ее ночью утащить в свой замок и насильно на ней жениться. Когда пани Кратинова об этом узнала, она очень испугалась и стала думать, как ей скрыться. К своему любимому она убежать не могла, раз он ее не любил и хотел убить, это понятно. И тут, говорят, камеристка пани Кратиновой, некая Зеленкова, нашла выход. Она предложила, чтобы пани Кратинова переоделась в мужское платье и сделала вид, что это чужой молодой человек, который за ней ухаживает. Так, сказала она, мы спасемся от обоих. От графа, которого она любит, а он ее нет и хочет убить, и от другого, который ее любит и хочет украсть, а она его не любит. Так и сделали. Пани Кратинова переоделась в мужское платье и жила в своем собственном замке, как паж с кинжалом у пояса, который будто приехал ухаживать за ней и жениться на ней. В один прекрасный день должна была состояться наконец свадьба… Но до свадьбы дело не дошло, потому что камеристка Зеленкова к счастью, в последнюю минуту сообразила, что так дело не пойдет. Чтобы у алтаря была одна-единственная особа… А тут узнал любимый пани Кратиновой, который ее не любил, а хотел убить, что в ее замке живет какой-то молодой человек, который, наверное, хочет на ней жениться. Тогда он придумал такое: переоделся в костюм того графа, у которого сбежал неродной сын и за которого пани Кратинова не хотела выходить, и ночью утащил этого молодого человека из замка пани Кратиновой в свой замок. Он не знал, что утащил саму пани Кратинову, которую хочет убить, а думал, что утащил пажа, который собирается жениться на пани Кратиновой, а пани Кратинова тоже не знала, что ее утащил любимый граф, который охотнее всего ее убил бы, а думала, что это граф, от которого она пряталась, чтобы тот ее не украл и не заставил насильно выйти замуж. По дороге на коне она была еще довольно спокойна, потому что за поясом у нее был кинжал, а кроме того, она надеялась на Зеленкову. Когда же она оказалась в замке у похитителя, переодетого в другого графа, и похититель пришел к ней ночью в спальню и в корзинке принес всякую всячину, вроде гречневой каши с медом, пращи, оловянных солдатиков, орешков, сладких напитков и одного большого сахарного торта… Он с таким шумом вломился в дверь, что пани Кратинова вскрикнула и тем самым пажеским кинжалом, который висел у нее на поясе, проткнула его… Когда же он умирал, то воскликнул, чтобы господь бог ему все простил… Тут пани Кратинова по голосу узнала, что она убила своего милого, который ее не любил, а хотел убить, и закричала, что он все-таки ее любил и не хотел убить, как раньше присягал, что есть прямое доказательство, и с отчаяния проткнула себя тем же самым кинжалом, так их и нашли на другой день утром… А граф, который ее действительно любил и хотел утащить, так никогда и не узнал, куда исчезла пани Кратинова, потому что ее похоронили в замке похитителя в костюме пажа, в котором она ходила и всех вокруг обманывала. Граф был в отчаянии. Однажды до него дошли слухи, что тот мертвый молодой человек в замке похитителя был не кто иной, как его пасынок, который от него перед том убежал. Хотя это была и неправда, по от страшной печали граф застрелился. Наконец обо всем этом узнал его настоящий пасынок, которого так долго и безуспешно искали, но тот по неизвестной причине проклял и своего неродного отца и пани Кратинову…
До сих пор Руженка чистила ковер на одном месте, под роялем, говорила громко, взволнованно, с придыханием, и труба от пылесоса дрожала в ее руке так страшно, что могла вот-вот выскочить. Потом она опомнилась. Подъехала с пылесосом под зеркало к телефону и снова остановилась. Потому что история еще не кончилась.
— С той поры, — продолжала она, — пани Кратинова вся черная, волосы у нее белые как молоко, а лицо бледное и худое, хотя тот, кто на нее хорошенько посмотрит, увидит следы ее былой красоты…
Это было невероятно. Невероятно, хотя мне казалось, все запутанно. А раз запутанно, то я сначала совсем ничего не понял… А потом я стал подозревать, что Руженка чего-то сама напутала, и сказал ей об этом. Не ошиблась ли она или не спутала… Что я вообще не понимаю… И тут она дернула пылесос, бросила трубу и страшно обиделась. Сказала, что до самой смерти мне ничего рассказывать не будет, что все было так, как она рассказывала, и что я вообще ничего не понимаю… Этим она страшно обидела меня, и мы в этот вечер перестали разговаривать. Она схватила пылесос, бросила его в кладовку и ушла в кухню. Два следующих вечера она даже не глядела на пылесос, на третий вечер все же вытащила и стала возить по передней возле часов, но при этом не говорила ни слова. Может, потому, что были дома отец и мать и было это через девять дней после того случая в парке… На следующий вечер после ужина отец все же ушел, ушла куда-то и мама, и тут Руженка вдруг подобрела.
— Мать ушла к жене генерала, — неожиданно сказала она в кухне. — Жена генерала звонила, опять умирает…
Жена генерала была часто больна, но редко звала мать. Звала ее, как правило, только тогда, когда ей казалось, что она умирает. И это происходило не чаще, чем два раза в месяц. Как только мать произносила, что идет к жене генерала, которая умирает, Руженка всегда оживлялась и летела доставать матери траурное платье. А мать ее всегда удерживала и надевала другое, умеренно темное. А теперь, когда мать ушла и отца не было дома, Руженка подобрела и провозгласила, что с той пани Кратиновой было точно так, как она рассказывала, и что она но ошиблась.
— Не дура же я, в самом деле, — заявила она. — И рассказывать умею не хуже Грона. Если хочешь знать об этом был фильм, я видела его с Коцоурковой. Пани Кратинова с той поры несчастна…
И как только она это сказала, я снова стал во всем сомневаться, хотя мы оба и подобрели. Как же может быть пани Кратинова несчастной, раз ее давным-давно нету? Раз она давно мертвая? Раз это случилось еще до жены императора, которую могла знать только бабушка? Итак, хотел я или нет, но Руженку все же спросил, правда осторожно, чтобы она опять не обиделась и не перестала разговаривать.
— Как же это можно? Надеюсь, пани Кратинова,— сказал я очень осторожно, — не появляется… — И тут Руженка с восторгом закричала, что так оно и есть и что она об этом сказала бы мне уже позавчера, если бы я с ней не ссорился… А поскольку это произошло после ужина, отца не было дома, а мать ушла к жене генерала, Руженка быстро достала пылесос и начала чистить ковры — сначала опять в пурпуровой комнате, а потом и в других местах; и я стал за ней ходить из комнаты в комнату, смотря по тому, куда она тянула провод, и слушал. Как же может быть пани Кратинова несчастна, раз ее давным-давно нету. Раз она давно мертвая. Раз это случилось еще до жены императора, которую убили в Женеве…
Сперва она сказала, что пани Кратинова несчастна потому, что убила милого. Что от несказанной боли она плачет, все время плачет, щеки у нее побледнели, а губы трясутся, а волосы поседели. С плачем бросается она на колени перед алтарем и крестом, молится, до боли перебирая четки, просит, чтобы отслужили мессу за ее бедную душу, но все напрасно. Между тем, между тем никто ей не может помочь.
— И вот,— сказала она потом, — кроме костелов, часовен и кафедральных соборов, ходит она по кладбищам, по глубоким, запыленным склепам, среди пещер и колонн, скитается как привидение, посещает заброшенные грады и замки и не боится даже вооруженной стражи, бегает по полям и горам в дождь и непогоду, и взывает к небу, и ищет спасения и покоя. А из-за того, что все это безнадежно, она посещает и равные квартиры, салоны и спальни, лестницы в доходных домах и избы у воды, скаутские лагеря, а также больницы и школы, но и это все напрасно. А если идет к непослушным детям, то влезает ночью в окно, а днем входит в двери, а может, днем и не приходит, а только по ночам. И во сне… К ногам она приделывает деревянные каблуки, которые, когда она идет, стучат и слышно их издали. Издали, когда она приближается к постели непослушных детей… Черная, с белыми волосами, бледная и худая, со слезами на глазах…
И тут мне пришло в голову спросить у Руженки, откуда она знает несчастную пани Кратинову. Как она вообще с ней познакомилась? Знает ли она ее только по тому фильму, который видела с Коцоурковой, или, может быть, она к ней являлась. И тут Руженка сказала, что ни в коем случае. Что она не являлась к ней, а это был обыкновенный фильм… Что она знает ее по картине, которая висит далеко на юге, в Италии, в одном полуразрушенном Калабрийском замке. По картине, которую знает и бабушка, ездившая когда-то на нее смотреть. В карете, запряженной парой белых лошадей, а может, и двумя парами. Это и есть тот самый замок, в котором пани Кратинова проткнула своего милого, когда он пришел к ней ночью. Картина висит в замечательной резной раме, и пани Кратинова нарисовала ее сама. Сама себя в спальне, глядя в зеркало. В ту несчастную ночь перед убийством. За минуту перед тем, как открылись двери и он пришел с корзиной и большим сахарным тортом. Портрет прекрасного пажа…