Однако эти новые орки в свите колдуна стали дополнением к той самой странной, стройной как тростинка рабыне – Гароне, а не заменили ее. Почему Гул’дан столь упорно привозил ее с собой? Наверняка это было рискованно, ведь эта женщина отличалась почти уродливой хрупкостью. Дуротан думал, что мог бы сломать Гароне руку, сжав запястье большим и указательным пальцами. И все-таки, колдун уже дважды счел необходимым привезти ее к ним. Должно быть, он очень ценил эту рабыню.
Гул’дан слез со своего волка и вышел вперед. Дуротан быстро окинул его все подмечающим взглядом. Колдун еще больше сгорбился, но стал крупнее, чем запомнил его Дуротан. Его зеленая кожа потемнела; или, возможно, так казалось из-за слабого предвечернего освещения. Однако улыбка Гул’дана – уверенная, хитрая, немного зловещая – не изменилась. Как и его одежда. Он по-прежнему носил накидку с позвонками и крохотными черепами, и опирался на резной посох. И его глаза горели тем же зеленым огнем, от которого у Дуротана бежали по коже мурашки.
Он услышал, как Драка тихо зарычала, – так тихо, что только он это услышал, – и увидел, что его подруга смотрит не на внушительного, хоть и вызывающего отвращение Гул’дана, а на Гарону. Дуротан теперь заметил, что громадный ошейник на слишком худой шее этой странной полукровки за долгое время так натер ее кожу, что остались шрамы. И все равно выражение лица рабыни было по-прежнему гордым и вызывающим, словно этот натирающий шею ошейник был прекрасным ожерельем. Дуротана охватило изумление, так как он узнал это выражение – такое же долго не сходило с лица Драки, после того, как она вернулась. Он вспомнил, что когда впервые увидел Гарону, перед его глазами будто возникла Драка. Интересно, а его жена тоже увидела себя в этой рабыне с яростными глазами? Неужели прошло всего два коротких года с тех пор, как он искал разгадку тайны Гароны? Почему она зеленая? Почему она имеет для Гул’дана такое значение? Тогда Дуротан не задал эти вопросы вслух. Это была встреча отца, а не его наследника, но сейчас, когда молодой вождь сам проводил эту встречу, он понял – как, несомненно, и его отец тогда, – что есть и более важные вопросы.
Барабанный бой смолк, когда Гул’дан остановился перед Дуротаном. Опираясь на посох, он покачал головой и тихо рассмеялся.
Дуротан уверенно встретил взгляд колдуна. Он так много видел, столь многому научился – и так много потерял – со времени последней встречи с Гул’даном, что теперь старый орк не пугал его так, как раньше. Гейя рассказала ему, что следует говорить, чтобы правильно провести ритуал, и он произнес четким и властным голосом, появившимся в последние два года.
– Древний флаг переговоров явился к Северным Волкам, его принес Гул’дан, не сын орка, не принадлежащий ни к одному клану.
Гул’дан с укоризной погрозил ему пальцем.
– Предводитель Орды, – поправил он.
Дуротан стиснул зубы, но продолжал тем же тоном.
– Гул’дан, не сын орка, Предводитель Орды. Ты пришел с уважением к могуществу Северных Волков, выказал почтение к обычаям нашего народа. Так как ты принес флаг переговоров, тебе гарантирована безопасность. За твое почтение мы дадим кров и пищу тебе и твоим людям, как если бы они были членами нашего клана. Мы обратим к тебе наш слух, ибо пролитая кровь доказывает нашу силу в бою, а умение выслушать доказывает силу нашего разума.
Презрительная усмешка не сходила с лица Гул’дана. Когда пришел его черед говорить, он произнес:
– Обычай и древние ритуалы, которые сдерживают твою руку, вынуждают меня сказать тебе три вещи: кто я такой, что я предлагаю и чего прошу. – Он пожал сутулыми плечами. – Я думаю, ты уже все это знаешь.
– Но этого требует ритуал, – сказала Гейя, и голос ее был холоднее зимы.
Гул’дан вздохнул.
– Вы знаете мое имя. Я предлагаю, тебе, Дуротан, то, что с презрением отверг твой отец, – жизнь. И я прошу тебя принять это предложение.
Дуротан не ответил, но кивнул в сторону двух грубо сколоченных деревянных кресел у огня. Гул’дан медленно и осторожно пристроил свое скособоченное туловище на одно из них, стараясь не задеть позвонки, прикрепленные к плащу. Даже при свете дня Дуротан не понял, как они пришиты. Гул’дан дернул за цепь Гароны, и та опустилась рядом с ним на колени, прямо в снег. Спина ее оставалась прямой, как ствол большого дерева.
– Как ты сказал, мой отец с презрением отверг твое предложение какой-то таинственной новой земли, – сказал Дуротан, садясь в свою очередь. – Но я – не отец, и я выслушаю тебя, и сам решу, что лучше для клана Северного Волка.
– Я увидел в тебе это еще тогда, Дуротан. Мне приятны твои слова.
– Подожди говорить так, пока не услышишь мое решение, – предостерег его Дуротан.
Гул’дан рассмеялся низким горловым смехом. Пальцы руки Драки, лежащей на плече мужа, за спиной которого она стояла, сжались, впившись в его тело.
– Когда я в прошлый раз приезжал к вашему народу, – сказал Гул’дан, – твой отец сказал мне, что те лишения, от которых мы страдаем, всего лишь часть цикла. Он красноречиво говорил о легендах, которые свидетельствуют об этом, о приливах и отливах, жизни и смерти. Он сказал, что, по его мнению, все еще переменится. Тогда у вас было меньше бед, не так ли? Вы боялись лишь более долгих зим, более тощих стад и невысоких урожаев.
Он поднял руки, покрытые браслетами, сплетенными из кожи и шерсти, и описал ими круг.
– Гарад был прав. Все переменилось. Теперь благородные, уверенные в себе Северные Волки больше не живут у Хребта Ледяного Огня. Ваша древняя обитель покрыта расплавившимся в одно мгновение камнем, этот край не возродится даже через тысячу лет. Ваш народ вынужден бежать на север. Ваша вода отравлена, ваши укрытия ненадежны. Трава не зеленеет, хотя весна уже наступила. На деревьях не появились почки.
Колдун обратил свой горящий зеленый взор на членов клана, толпящихся вокруг и глядящих на него.
– Я вижу перед собой меньше Северных Волков, – произнес он с печалью в голосе. – А детей… детей еще меньше. Скажи мне, Дуротан: если ты любишь свой народ, почему ты остаешься здесь?
– Замолчи, скрюченное чудовище! – раздался крик из задних рядов. – Ты понятия не имеешь о том, что значит быть Северным Волком!
Дуротан вскочил, обводя взглядом собравшихся членов клана.
– Северные Волки, стыдитесь! – воскликнул он. – Это гость, который пришел под флагом переговоров! Не годится так с ним разговаривать. – И прибавил: – Что бы вы ни думали.
Гул’дан кивнул в знак одобрения.
– Я – не Северный Волк, – согласился он, – и могу представить себе, что должен казаться чудовищем тем, кто не понимает. Я выгляжу так благодаря той силе, которая мне дана. Я обладаю силой, которая позволит мне увести всех вас в безопасное место. Скажи мне, – продолжал он, – даже если это – очередной цикл, как считал твой отец… сможет ли твой клан выжить до тех пор, пока его не сменит следующий цикл? Какую пользу принесет более долгое лето, если трава лишь покроет могилы Северных Волков?
Ногти Драки глубже впились в плечо Дуротана под накидкой, а по толпе Северных Волков пробежал гневный ропот. Дуротан поднял руку, и ропот стих.
– Ты говорил, что на юге было хуже. Это и сейчас так?
– Да, – ответил Гул’дан.
– Тогда зачем нам уходить отсюда? Откуда мы знаем, что ты говоришь правду?
Это было чрезвычайно непочтительное замечание, но его было необходимо высказать. К удивлению Дуротана, Гул’дан улыбнулся.
– Когда я приезжал в ваш клан в прошлый раз, я принес кровавое яблоко без семян. На этот раз я принес кое-что получше: слово того, кого ты знаешь.
Он махнул рукой, и один из сопровождающих его орков шагнул вперед. Откинув капюшон со своего лица, он с улыбкой смотрел на Дуротана.
Глаза Дуротана широко раскрылись, он узнал этого орка.
– Ковогор!
15
Орк шевельнулся, словно собирался поклониться Дуротану, но вождь Северных Волков встал, подошел к нему и крепко сжал его плечи.
– Ковогор! Клянусь Духами, я рад тебя видеть!
– И я тебя, Дуротан. Теперь ты вождь, – ответил Ковогор. Он широко улыбался, глаза блестели. Он выглядел старше, но Дуротан понимал, что они все постарели; годы, пролетевшие с тех пор, как Северные Волки и Повелители Грома объединялись для совместной охоты, были тяжелыми для всех. Однако лицо Ковогора сохранило то же выражение терпеливого спокойствия, которое помнил Дуротан.
– Мне тяжело видеть те лишения, которые приходится терпеть Северным Волкам. Мое почтение, Хранительница законов. – С этими словами он повернулся к Гейе: – Я бы хотел рассказать то, что мне известно, о жизни на юге и о том, как Гул’дан руководит Ордой.
Гейя кивнула в знак того, что он может продолжать. Дуротан снова сел, а Ковогор вышел вперед и опустился перед ним на колени.
– Когда-то я думал так же, как ты. Я поддержал моего вождя, когда он скептически отнесся к магии Гул’дана и к его предложению создать единую, могучую Орду. Нам это казалось бессмысленным. Наверняка мы бы слишком часто охотились в одной и той же местности. Мы бы ссорились. Это не сработало бы даже во времена изобилия, а в такое время, когда драгоценны любые крохи еды, и вовсе привело бы к катастрофе. – Он перевел взгляд на Гул’дана. – Но только… это действительно сработало. Не сразу, конечно. Много раз случались мак’горы. Но мы обнаружили, что каждый клан знает что-то такое, чего не знают другие. Один клан умел особым криком подманивать кабанов. Другой умел делать белые кожи. Мы могли научить других технике метания, – тут он многозначительно посмотрел на Дуротана, – и поделиться знаниями о том, что звездный цветок…
– …помогает уснуть, – перебила его Драка.
Ковогор повернул к ней голову, на его лице отразились удивление и радость. Гейя нахмурилась. Драка не получала разрешения говорить, но Дуротан накрыл своей ладонью руку жены.
– Моя жена, Драка, лучше других знает, о чем ты говоришь, – сказал он.
Глаза Гароны широко раскрылись, когда она бросила взгляд на Драку. Крохотные пальчики рабыни потянулись к горлу и прикоснулись к ошейнику, обхватившему шею, а потом она опустила руку. Прежде Гарона всегда выглядела равнодушной, словно старалась отстраниться от своего положения. Сейчас она с откровенным любопытством смотрела на Драку, и, к удивлению Дуротана, губы ее изогнулись в легкой улыбке. «Что ее так заинтересовало в Драке?» – промелькнуло в голове у Дуротана, но потом он снова переключил внимание на Ковогора.