Хоть и любил пошутить над другими. Гарона вспомнила кличку, которой Лотар наградил Кадгара – «книжный червь». Она повернулась с улыбкой, чтобы взглянуть на юного мага…
В тени ветвей стоял орк. Он держал Кадгара под мышкой, зажимая мальчишке рот огромной ладонью. Молодой чародей смотрел на Гарону широко распахнутыми испуганными глазами. В нескольких футах от них орк уложил на траву тело Кароса – бесчувственного, но еще живого.
– Дуротан! – ахнула Гарона.
Он что-то буркнул в знак приветствия и произнес:
– К северу отсюда есть черная скала, упирающаяся в небо. Там я встречусь с их вождем.
Гарону пробрала дрожь.
– Чтобы вызвать его на бой?
Ее и саму удивило, насколько она не хотела, чтобы Ллейн погиб… как, говоря по правде, и Дуротан.
Могучий орк покачал головой.
– Я видел, как ты привела мелкозубых к нашему лагерю, – сказал он, подходя ближе, и все еще осторожно удерживая Кадгара. – Они видели то, что строится, но только ты знаешь, каковы замыслы Гул’дана относительно моего народа. – Он впился в Гарону взглядом и говорил так, словно слова разрывали ему грудь. – Ты предостерегла нас, Гарона. Сказала нам, что он опасен и темен. В конечном счете, я присоединился к Орде лишь потому, что у меня не осталось другого выбора.
Гарона знала об этом. Для себя Дуротан мог выбрать смерть, но свободы выбора у него не было. Он был вождем, и старался наилучшим образом позаботиться о своем клане.
– Эта магия – смерть, – продолжил он. – Смерть для всего живого. Ее надо остановить.
Значит, он видел. Он понял. Их взгляды на мгновение встретились, а затем Дуротан кивнул.
– Скажи ему. Черная скала. Когда солнце будет в зените.
– Скажу, – пообещала Гарона.
Вождь снова кивнул – похоже, не осознавая, что разрушил все представления бывшей рабыни о том, что ждало ее впереди. Если Гул’дан падет…
Она бросилась вперед.
– Вождь! Если я вернусь, ты примешь меня в свой клан?
Дуротан взглянул на ее шею и руки. Шею и руки, свободные от цепей.
– Тебе безопасней оставаться здесь. С ними.
Конечно, она знала, что он прав. Надежда умерла, и Гарона ответила молчаливым кивком. Вождь задумчиво взглянул на мальчишку, которому все еще зажимал рот. Маг, замерев неподвижно, глядел вверх, на орка, почти не моргая. Дуротан отпустил его. Кадгар не попытался ни бежать, ни произнести заклинание. Дуротан очень мягко ткнул его кулаком в грудь – товарищеский жест. А затем, прижав ладонь к собственной груди в знак уважения и признательности Гароне, рабыне-полукровке, он вновь ступил в пятнистую тень листьев и растворился среди деревьев.
Ворон парил над землей. Его нечеловечески острые глаза впитывали развернувшиеся внизу сцены, заставляя сердце птицы разрываться от горя. Однако даже те, чье зрение было слабее, не могли не заметить картины разрушения: оно было грубым, избыточным и повсеместным. Среди здоровой листвяной зелени выделялись голые участки – серо-черные, дымящиеся и обугленные. Один, и другой, и третий…
Медив рухнул на пол у источника. Ему едва хватило сил, чтобы погрузить руку в целительные магические глубины. Через пальцы в тело вливалась энергия, но медленней и неохотней, чем бывало в прошлом. Он опустошал себя целиком, и с каждым разом восстановление давалось все с большим трудом, и было менее полным. Но он должен был делать это. В этом заключались его обязанности.
Мороуз опустился на колени рядом с магом – спокойный, уравновешенный, вечный. Кастелян жил в Каражане уже много, очень много лет. Дольше, чем Медив. Дольше, чем предыдущий Страж и тот, что был до него. В каком-то смысле он был такой же частью Каражана, как конюшни замка, или его кухня, или даже его магический источник.
Тихо и печально старший маг спросил:
– Все так, как ты опасался?
Медив сжал губы и кивнул.
– Скверна. Она повсюду, – ответил он слабым, надтреснутым голосом, все еще держа руку в источнике.
– Тогда тебе нельзя снова уходить, – констатировал Мороуз.
– Сейчас помощь Стража им нужна более чем когда-либо, – возразил Медив.
Даже ему собственный голос показался невероятно усталым и слабым.
– Может, мальчик сможет помочь? – предложил его старый друг.
Мог ли он? Кадгар продемонстрировал храбрость и инициативу. Так что это возможно. Медив с трудом повернул голову, чтобы взглянуть на Мороуза – и остолбенел. Он смотрел поверх плеч кастеляна, вперив взгляд во что-то, что могло – или не могло – находиться там: призрачный черный силуэт, указывающий прямо на него.
– Прочь! – прошипел Медив.
Мороуз обернулся, но ничего не увидел.
Ллейн сидел на троне Штормграда и предавался отчаянию.
Потребовалось это – вторжение звероподобных тварей, намеренных захватить весь мир, – чтобы дипломаты, хмуро выстроившиеся перед ним, вообще согласились на встречу. И теперь, когда они, наконец, собрались, никто не желал слушать других.
Тария часто говорила, что у ее мужа холодная голова – хотя в прошлом голова Ллейна не была такой уж холодной. Но сейчас казалось, что он единственный сохраняет хотя бы видимость спокойствия, пока остальные ссорились, возмущались и наносили друг другу удары ниже пояса.
Сейчас слово взял представитель Кул-Тираса. Его люди недавно познали ярость орков, и он не собирался спускать это Ллейну с рук – хотя сам, похоже, забыл, что Элвиннский лес пострадал одним из первых.
– Штормград, великий и могучий – вы всегда ставили себя выше всех нас. Вы знали, что нас ждет, и все же мы сражались и гибли в одиночестве. Где была твоя армия, когда горели наши корабли?
– Моя армия теряет по полку в день, – ответил Ллейн.
Голос короля звучал напряженно, хотя он пытался сохранять спокойствие.
– Штормград, Кул-Тирас, Лордерон, Кель’Талас. Дворфы, люди и эльфы. Все мы сейчас в опасности – и все мы теряем драгоценное время, споря друг с другом. Нам нужно сплотиться!
Представитель Лордерона состроил гримасу.
– Что нам нужно, – отрезал он, – так это больше оружия! Кузни дворфов должны работать больше!
Развернувшись, он выжидающе уставился на короля Магни, словно дворф должен был, не сходя с места, родить груду мечей и боевых топоров.
Магни потерял дар речи. А когда наконец совладал с собой, то, задыхаясь, выпалил:
– Вы обращаетесь с нами не лучше, чем с собаками! Вы отказываетесь защищать нас тем самым оружием, что мы для вас производим! Не будет больше никаких поставок!
Ллейн вскочил на ноги и воскликнул:
– Хватит!
Крик обычно спокойного короля заставил собрание замолчать – по крайней мере, на время. Все обернулись к нему.
– Все вы в прошлом обращались к Штормграду, прося либо войск, либо справедливого суда… Если мы не объединимся для борьбы с этим противником, то сгинем. Штормграду нужны солдаты, оружие, лошади…
– Ха! Нам надо позаботиться о собственных королевствах! – выкрикнул Магни.
– Деритесь сами на вашей войне! – поддержал его представитель Лордерона.
Двери зала распахнулись, и в комнату ворвался Лотар. Варис отставал от него на шаг. Представители королевств развернулись, чтобы узнать, кто осмелился их прервать. Оба мужчины вспотели и были заляпаны грязью, а в голубых глазах Лотара застыло дикое, но решительное выражение, так хорошо знакомое Ллейну. Какие бы вести не принесли вошедшие, вести были дурными.
– Орки строят портал, – прямо с места выпалил Лотар, – через который планируют провести армию. Если мы не остановим их сейчас, другой возможности, скорее всего, не представится.
Двое старых друзей встретились взглядами. Между ними повис невысказанный вопрос, но представитель эльфов не замедлил его озвучить:
– Где он? – резко спросил эльф.
Его мелодичный голос стал пронзительным от гнева – и, вероятно, страха. Крутанувшись на месте так, что полы одеяния взметнулись, он снова развернулся к Ллейну. – Где защитник Азерота?
– Да! – пискнул и посланник Кул-Тираса. – Где Страж?
Тария, подавшись ближе, шепнула мужу на ухо:
– Где Медив?
Ллейн сжал зубы и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться перед обращением к собранию.
– Я предлагаю объявить перерыв…
– Прерывайся, сколько тебе угодно, – перебил его посол Лордерона. Он и его товарищи встали. – Мы уходим.
Сквозь группу уходящих представителей Лордерона протолкался курьер и протянул Варису послание. Быстро пробежав глазами по строчкам, тот подошел к Лотару.
– Командующий, – негромко сказал он, – остатки Четвертого отступают из крепости Каменной Стражи.
– Остатки? – эхом повторил Лотар. Его лицо под слоем пота и грязи побледнело.
Поколебавшись, Варис добавил:
– Каллан среди раненых.
Ллейн услышал это и, несмотря на назревающую катастрофу, не стал мешкать.
– Бери грифона. Лети.
Лотар отдернул холщовый полог импровизированной госпитальной палатки и направился прямиком к лежащей на кровати одинокой фигуре. Глаза его мальчика были закрыты, но, как будто ощутив присутствие отца, Каллан развернулся и ухитрился приподняться на локте.
Его мальчик. Его и Келли.
Во имя Света! Мальчишка был так похож на мать, что сердце Лотара сжималось при каждом взгляде на него. Мягкие песочно-каштановые волосы, орехово-карие глаза. Глядя на него, лежащего на койке, Лотар вспомнил свою последнюю встречу с женой. Лицо его любимой было молочно-белым, под глазами глубокими тенями залегла боль. Она была такой хрупкой, его малышка Келли. Слишком хрупкой.
Лотар не заметил на тонком теле сына никаких повязок, – не было белого с расплывающимися красными пятнами, но все равно вспоминался день, когда красного оказалось много, слишком много. Каллан отделался лишь порезом на лбу. Выглядело не слишком паршиво, и все же Лотар сжал голову сына руками и повернул туда и обратно, чтобы удостовериться. Ореховые глаза Каллана – глаза его матери – почти робко смотрели на отца.