Звали мужика «Крокодил», и, несмотря на все старания маджи-искина, понимали мы друг друга с пятого на двадцать пятое. Но кое-как, с Божьей помощью, чудесами современной техники, способной на лету обрабатывать живую речь, и добрым словом, подкрепленным увесистой затрещиной, языковой барьер пал под моим натиском.
Крокодил был «Великим Воином» и утверждал что «видел солнце», а также является «броней орла», а потому меня непременно найдут и убьют во славу «Крылатого змея». Также удалось выяснить, что он – один из патрульных «Хорошего города Вода», в предместьях которого мне посчастливилось оказаться. А в городе есть «храм-пирамида», на вершине которого мне собственно и вырежут сердце обсидиановым ножом за то, что я демон «пришедший-из-воды» и вообще некий «кортесос», который бесчестно напал на «Великих Воинов» и убил обсидиан.
В этот момент где-то на юго-востоке приглушенный расстоянием заухал вначале один барабан, а затем его поддержали еще несколько и, наконец, завыли трубы. Услышав эту какофонию, пленник навострил уши, а затем, рассмеявшись, разразился целой тирадой, смысл которой сводился к тому, что когда мне будут вырезать сердце, будет играть такая же музыка, но я ее уже не услышу. Впрочем, в отличие от лингва-модуля, жадно ловящего каждое слово Крокодила, я уже не обращал на него никакого внимания, потому как далеким эхом до моих ушей донеслось многоголосое то ли «Олла!», то ли «Олле!», многократно повторяемое явно не маленькой толпой…
«В футбол они там, что ли, играют?» – подумал я, на автомате запихивая в рот пленника кляп.
Крики и стук барабанов доносились как раз с того самого направления, в котором вроде как должен был находиться город «Вода» и, надо сказать, что до него, похоже, было не так уж и далеко. Все-таки похоже, что попавшийся мне паренек слишком увлекся восстановлением порушенной исторической справедливости и действительно выпал из реальности… Отсюда и вся эта метафизика про вырывание сердца и прочая ерунда. А так совершенно не лишним будет посмотреть, что там за матч устроили местные и что вообще это за город такой…
Чуть присев, я одним прыжком взлетел на ветви растущего неподалеку высокого дерева, посеяв панику среди облюбовавших его обезьян, а затем, оказавшись у самой кроны, перескочил на следующее, торчавшее над густым лесным пологом метрах в ста пятидесяти от него. Не задерживаясь, перебрался еще на одно, порядком подсохшее, а оттуда на торчащий над сельвой одиноким клыком каменный валун.
Отсюда было хорошо видно, что нахожусь я не так уж и далеко от довольно большого залива, на берегу которого действительно имелось человеческое поселение, над которым поднимались струйки белого и черного дыма. Было он километрах в восьми от меня. Естественно, что разглядеть с такого расстояния что бы то ни было своими глазами без помощи оптики или магии было практически невозможно даже для Аватара. Впрочем, кто бы ни собирал меня в это «путешествие», делал он это на совесть. Явно зная, что может пригодиться бойцу в отрыве от цивилизации.
Достав из кармашка разгрузки старенькую зрительную трубку с угловым изгибом, похоже, трофейную, еще времен Первой Магической, с почти стертым логотипом производителя, от которого остались только несколько английских букв «CELE…gic», я слегка перенастроил ее под себя. Сделана она была на маджи-технологиях и, благодаря встроенной матрице и стабилизатору, а также широкоугольному окуляру с переменной кратностью от девяти до сорока раз, давала возможность разглядеть все, что меня интересовало даже на таком расстоянии.
Подобные штуковины, довольно дорогие даже в таком простеньком, почти антикварном исполнении, правда, отечественного производства, с возможностью записи и возможностью проекции изображения на внешний экран, имелись у нас на кафедре. Так что я в общих чертах знал, как с ними обращаться.
А вот то, что я увидел, очень сильно мне не понравилось. На огромной площади перед довольно высокой ступенчатой пирамидой собралась толпа примерно в две тысячи рыл, громко скандируя то самое «Олле!» под грохот барабанов. Одеты они были кто во что, но в общей своей массе производили точно такое же впечатление, как и мои пленники. Этакие средневековые дикари, среди которых то здесь, то там мелькали вооруженные копьями, луками и мечами воины в одеждах из шкур с бронзовыми вставками и головными уборами, украшенными перьями.
И приветствовали они вовсе не вышедших на поле футболистов, а скрюченного то ли жреца, то ли шамана в пышных одеждах, богато украшенных золотыми побрякушками и все теми же перьями. Он стоял на самой вершине пирамиды, широко расставив руки в разные стороны и, задрав голову к небу, что-то орал, явно пытаясь перекричать толпу.
Затем, повинуясь резко взвывшей трубе, шум смолк, а к довольно кивнувшему старикану подвели четырех упирающихся женщин, с которых тут же начали срывать те обноски, в которые они были обряжены. И вот тут я чуть было не уронил свой монокуляр, потому как руки откровенно заходили ходуном от внезапной догадки. Точнее сказать, я вдруг понял, что мысль, которую так долго и старательно гнал от себя, совершенно внезапно оказалась истинной.
Это были… дроу. Темные эльфийки с характерными длинными, острыми ушами, белыми волосами, прекрасными лицами и телами антрацитово-черного цвета. Самые настоящие эльфы, которых…
Первую из стоящих рядом со жрецом женщин потащили к медленно поднявшемуся прямо из пола алтарю. Она сопротивлялась, что-то кричала, но мучители были сильнее, и вот она уже лежала, тяжело дыша, растянутая за руки и ноги на черном камне, а старик, медленно подойдя к ней, поводил руками над телом, а затем достал что-то из-под мантии. Поднял над головой и резко опустил ей на грудь острие обсидианового ножа.
Дальше наблюдать за происходящим я не смог. Из пирамиды к редким облакам и стоящему в зените солнцу ударил поток сансарной энергии такой силы, что почти мгновенно выжег маджи-матрицу монокуляра, превратив ее в почти бесполезную пластиковую трубку с потемневшими линзами.
На поляну я вернулся в смешанных чувствах. Какое-то время посидел у байка, собираясь с мыслями, а затем, подойдя к пленнику, вытащил у него кляп изо рта. Чингачгук-Крокодил хотел было сказать что-то скабрезное и даже расплылся в презрительной улыбке, но раньше, чем он произнес хоть слово, мой кулак впечатался ему в скулу, опрокинув заоравшего от боли мужика на землю.
Кажется, я ему что-то сломал, но мне было все равно. Никакой жалости к этим людям я более проявлять был не намерен. Сминая в кулаке металл нагрудной пластины, в бликах начищенной бронзы видя отблески своих пылающих алым огнем глаз, я поднял его одной рукой за грудки и, не щадя, приложил спиной о ствол дерева, а затем еще, и, слегка придушив, прорычал, глядя прямо в поплывшие, уже слегка ошалелые глаза:
– У меня тут появились кое-какие вопросы, – я еще раз тряхнул рыцаря, попутно приложив его о шершавую кору и, снизив голос почти до шепота, добавил: – И поверь, вы ответите мне на каждый из них…
Глава 8
– Читай, – жестко и зло бросил император, взмахом руки отправив ректору Пятого Магического колледжа бумагу, которая, проскользив по сукну стола, едва не упала на пол, а сам самодержец в ярости саданул кулаком по ни в чем не повинному подлокотнику кресла и прорычал: – Ладно эти малолетние дуры! Но ты-то, Андрей! Ты-то куда смотрел?
– Я… – произнес герцог Сафронов, подхватив документ и, не найдя что ответить, быстро вчитался в текст, а затем совсем уж посмурнев, выдавил из себя: – Виноват, ваше величество…
– Ага… – как-то устало произнес государь Всероссийский, вместо очередного взрыва, которого ожидал Андрей Иванович. – Все мы виноваты… Не уберегли мальчика.
– Да что вы понимаете, молодежь! – внезапно зло рявкнул сидевший на боковом диванчике, яростно взрыхлив пятерней свои редкие седые волосы. – Вы это что же, моего внучка из-за какого-то там Варяжика похоронить уже, что ли, решили! Да я Жорика в его лучшие боевые годы в бараний рог крутил, хоть старый уже был, а Кузька мой – молодой! Он и вовсе его в узел завяжет!
– Если, конечно, парень еще существует… – пробормотал император, а затем виновато посмотрел на пенсионера. – Прости, не хотел.
– Дурак ты необразованный, Славка… – уже беззлобно отмахнулся от него гость. – Хоть и император! Не пошла тебе моя наука. Все с позиции «магов» да «воинов» меряешь, как и Варяжка твой. А Кузя – колдун, нельзя нас ни в своем, ни в каком другом духе растворить! Мы к земле родной да телу своему такими крепкими цепями прикованы, кои даже смерть порой разорвать не способна. Почему, думаешь, я из мажика, пусть даже перспективного, Кузю в колдуна перековал? И не смотри на меня так, Андрейка! Аватаром бы он так и так бы стал…
– Ой ли? – ехидно посмотрел на него император. – Не ты ли сам взял парня, да и выбросил как сломанную безделушку?
– Надо было так! – тут же окрысился пенсионер. – На роду у него то написано было! Вот только не хотел я, чтобы он водяжкой какой-то там повелевал. Не его это! Да и бремя истинное мое передать кому-то пора мне уже приходила. А не просто это…
– Ладно, ладно. Не об этом сейчас вопрос, да и не хочу я в ваши дела лезть! Сами разберетесь! – насупился его величество. – Ты лучше скажи мне, Иван Пахомыч, ты точно уверен, что с зятьком моим все в порядке?
Вместо ответа старик только крякающе рассмеялся, а затем, посерьезнев, ответил:
– Может, напомнить тебе, как учителя моего убивали? Даже в том, что на бумагу записано, не вся правда была! Масоны его не только ядом травили, расстреливали и топили, но и выжечь, и изгнать, и растворить душу пытались, натравив на него вначале Азазель, а затем и Нагдиэль. А он все умирать отказывался…
– Но Распутина все равно в результате уничтожили… – вставил Сафронов.
– Да, – согласно кивнул старик. – Все мы смертны! А еще его настолько боялись, даже после кончины, что до сих пор это имя вызывает у людей отвращение. Он цесаревича от гемофилии вылечил, что в Папских архивах даже записано, а его и в наш век как шарлатана всякая шваль телевизионная, покопавшись в подложных бумагах, шельмует! Или вот я, я вам что? Не пример? Как Аарон Кац меня в «Ловушку душ» поместил? И где теперь он, а где я?