– А это, вообще, обычная практика? – я кивнул на вскрытый «скворечник», в таком состоянии чем-то напоминавший небольшой навесной секретер, где в деревянных ячейках хранились свитки, а откидную крышку можно было спокойно использовать для письма.
– «Тексты Омхе» – обязательная часть повседневной службы как Ивиладе, так и её брату, – рассеянно отозвалась девушка. – Каждый наделённый саном или прихожанин, посещающий храм, должен оставлять в таких «саркофагах» свои надежды и размышления, которые затем попадают в «Летописи Омхе». Ну а послушники вдобавок ко всему оставляют записи, касающиеся событий, происходящих в городе, а также заметки о бытовых вопросах и распоряжения руководства на вот таких белых свитках.
– Удобно… – хмыкнул я.
– Да… – слегка засуетившись, произнесла девушка. – Но… я, как жрица, должна немедленно отправляться…
– Стоп! – я забрал у неё свиток, скрутил его трубочкой и запихнул в свободную ячейку. – У нас здесь, знаешь ли, дело, порученное твоей небесной покровительницей…
Словно бы в подтверждение моих слов свисавший со «скворечника» небольшой колокольчик вдруг звонко тренькнул, хотя ветра не чувствовалось.
– Вот видишь! – я кивнул на бубенчик. – Это тебе напоминают, кто в доме хозяин.
– Но матриарх… – замялась ушастая, явно подталкиваемая мной к тому, чтобы нарушить какое-то церковное правило. – Так не делают… у меня приказ…
– Ян, слушай! – я слегка сурово посмотрел на неё. – Если ты забыла, то кое-кто ещё в первый день нашего знакомства записал себя мне в лей… лай… В общем – в наложницы. А я, знаешь ли, человек суровый и, вообще, собственник! Так что я, знаешь ли, не потерплю, чтобы моя подруга вдруг начала выполнять чужие приказы! В общем, слушайся меня, женщина!
– Хм… – Яна на секунду застыла, а затем на её красивое личико набежала лёгкая тень. – Значит, даже не наложнице… просто подруге…
– Не «просто подруге», а именно что «Подруге»! С большой буквы! – важно сказал я, потыкав пальцем в далёкие небеса. – Напомню тебе, что у нас – рабства нет, а значит, и наложницам взяться неоткуда. И да…
Я загадочно улыбнулся и, притянув эльфу к себе, тихо прошептал в острое ушко:
– …скажу тебе по большому секрету, я не сторонник идеи о возможности «просто дружбы» между мной и такой великолепной девушкой, как ты. И да, ты ведь в курсе моих обстоятельств…
Яна несмело кивнула, а затем посмотрела в глаза, и я чуть было не утонул в её голубых омутах.
– Да, – тихо прошептала она. – Я уверена, что если ты… мы вернёмся домой, то я обязательно смогу подружиться с твоей Ниной и остальными девочками. Но если нет…
– Ну, если нет, – хмыкнул я, – то тогда нас никто не осудит…
– Угу…
– Гхм… – напомнил о себе Воронин. – Твоя светлость, я всё, конечно, понимаю, но мы вроде как в святом месте, да и к тому же у нас дела.
– Так вот, – с достоинством произнёс я, отступая на шаг. – Нечего тебе по каким-то лесам шататься. И точка!
– Л-ладно, – кивнула эльфа и, чуть покраснев, смущённо улыбнулась, а колокольчик опять громко звякнул.
«Странно у них здесь всё устроено… – мысленно вздохнул я. – Вот у нас, если с ним вдруг заговорил бы бог, да хотя бы макаронный монстр, человек бы подорвался выполнять не раздумывая. А у эльфов и не понять, кто важнее – богиня или какой-то там матриарх. Ещё чуть-чуть, и Янка реально бы метнулась в эту дурацкую рощу, выполнять приказ, который был даден даже не ей. Или вот какие-то пердуны-церковники решают, выдавать ли вполне себе материальное божество замуж или нет…»
– Значит, говоришь, что здесь сейчас никого нет? – я окинул взглядом величественное здание храма, увенчанное пятью башнями.
Здание было, конечно, великолепно, но почти из-под самых его стен немного давило на психику своей монументальностью, которую с этой точки вовсе не облегчали изысканные рельефы и многочисленные стрельчатые арки. Впрочем, не сказал бы, что это ощущение было неприятным.
– Матриарх где-то здесь, – поправила меня девушка. – Она не может покидать территорию храмового комплекса.
– Не может? – я встрепенутся. – В смысле физически не может или какое-то очередное табу?
– Э-э-э… та-бу?
– Запрет.
– Ну да, именно он! Это же логично – ведь она поклоняется мёртвому богу, – важно кивнула Яна. – Так что ей запрещено покидать это место, если она не хочет, чтобы её лишили права пользоваться силами Иви. За всё нужно платить. В том числе и за власть! Так, прошлая первожрица Пресветлого Вива покинула старый храм во время эвакуации. Она с честью довела народ до нового дома, после чего была выбрана нынешняя.
– Вот оно как, значится… – протянул я, и мы переглянулись с Ворониным.
– И куда наша дамочка соизволила путешествовать, отослав всех своих подчинённых? – правильно поняв мой взгляд, протянул майор, но второй вариант озвучивать не стал.
– Этого не может… – Глазки у наивного ушастика стали большими-большими.
– Или что, скорее всего, – поспешил добавить я, опять поймав взгляд Иван Иваныча, – вопрос в том, кто, собственно, посещал матриарха в отсутствие служителей и забыл прикрыть за собой дверь. Хозяева обычно либо распахивают ворота на полную, либо закрывают, пусть они и остаются незапертыми.
«Спасибо, мужик! – мысленно даже расчувствовался я. – Что позволяешь именно мне блеснуть умом перед девочкой!»
– Но… Но… Тогда нам нужно спешить! – вновь заволновалась Яна. – Быть может…
– Подожди, – я почти машинально задрал лицо к небу и спросил: – Иви, а ты ничего нам не хочешь сказать?
– Идите в главный зал, – произнесла Яна голосом своей небесной покровительницы, сверкнув золотом в глазах. – Там и поговорим!
Подхватив под спину слегка покачнувшуюся девушку, чьи радужки приняли естественный цвет, я хотел было спросить у неё, куда нам собственно идти, но она сама, тряхнув головой, схватив меня за руку, потянула за собой к центральному входу в храм. В отличие от небольшого и уютного дворика, засаженного цветами и необычными деревьями, имевшими нежно-голубую листву, этот комплекс был воистину огромен. Широкие пустые коридоры, замощённые мягко светящимся золотистым камнем, с каждым шагом словно бы наполнялись музыкой, буквально льющейся из-под наших ног.
Стоило только наступить на любую из напольных плит, как она издавала негромкую трель, которая тут же сплеталась с другими в негромкую затейливую композицию, очень гармонично дополняя её, от чего создавалось странное впечатление присутствия фоновой мелодии, совсем как в компьютерных играх. К господину Сафронову не ходи – сделаны эти каменные аналоги «соловьиных полов» были с помощью какой-то очень хитрой магии. Наигрываемый нашими шагами мотив был довольно жизнерадостным и словно бы нёс в себе послание: «Иди вперёд! Не волнуйся! Всё будет хорошо!» Однако это впечатление сильно смазывалось из-за гулкого эха пустых безлюдных коридоров, несмотря на всю красоту своей отделки, будто лишённых жизни, от чего сам храм казался древними, просто хорошо сохранившимися руинами.
С уверенностью вышедшего на боевой курс тяжёлого танка Янка тащила нас длинными, запутанными переходами, какими-то аркадами и бесконечными чередами залов. В них музыка прервалась, и только звонкий топот наших шагов эхом метался от стены к стене и исчезал среди скульптур и барельефов, покрывавших их стены. На них искусным резцом мастера изображалась то мирная, полная радости и веселья, жизнь эльфийских семей, в которую обязательно вплетались картины сражений и смерти, то ужасы войны, боль, скорбь и страдания, в которых всегда находилось место для чего-то доброго и вечного.
– Прямо памятник дуализму бытия, а не храм… – произнёс я, останавливаясь в одном из помещений, посвящённых, видимо, мрачноватому братцу Иви. – Но, блин, красиво!
Девушка, которая и не думала отпускать мою руку, удивлённо посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на центральную часть дальней стены, где за тумбой кафедры лектора возвышалась впечатляющая скульптурная композиция. Словно живая, застыв на середине шага, прямо к нам шла эльфийская женщина в развевающихся на несуществующем ветру одеждах. В руках мать держала своего ребёнка, и, по выражению её лица, легко можно было понять, насколько сильно она любит своё единственное дитя. А вот за её спиной, закрывая её своими телами, в жестокой сече с врагами сошлись последние воины – эльфы и люди. Противостояли же им как странные жутковатые твари, так и человеческие фигуры, в которых легко можно было опознать как полуголых ацтеков, так и мужчин в броне, похожей на древнекитайские доспехи. Они, словно бесконечная лавина, буквально стекали на обороняющихся со всех стен, а взгляды тех, кто не мог прямо сейчас добраться до группки обороняющихся, были обращены на идущую женщину и полыхали такой лютой ненавистью, что даже мне становилось не по себе.
– Это аллегория «Исхода», – пояснила мне Яна, видя мой интерес. – Предпоследняя первожрица уносит младенца, который символизирует эльфийский народ из нашего старого дома.
– Я, кстати, заметил, – произнёс я, продолжая любоваться этим произведением искусства, – что залов с жутковатыми картинами куда больше, нежели «мирных», но везде центральную роль так или иначе играет нечто доброе и чувственное.
– Я тоже обратила на это внимание, – кивнула Ву Шу.
– Естественно, – пожала плечиками эльфа. – Как бы ни хотели обратного последователи Пресветлого Вива, но их бог мёртв, и они не в силах обмануть суровую реальность. Поэтому, чтобы пользоваться силами моей богини, но при этом сохранять своё лидерство и всё равно гнуть свою линию, они идут на разнообразные ухищрения. По сути, все знают, что этот храм посвящён именно Иви и никому более. А то, что в нём в основном поют псалмы другому…
– И как она терпит подобное? – поинтересовалась лаоши.
– Да запросто! – с ноткой веселья ответил устами Яны задорный голосок её богини. – Если дети неразумны, то это не повод отказываться от них или наказывать всем скопом. Всё-таки они часть меня, а я – часть их.