— Ты кто такой? — хмуро спросил правый самец, убедившись, что Лири пьет воду, и вновь сосредоточившись на незваных гостях.
— Я Тирсвад, твой сын, — ответил Тирсвад, глядя ему в глаза. — Я должен увидится с матерью. Пропусти меня к ней.
— Тирсвада мы давно похоронили и оплакали, — холодно отозвался самец. — А тебя я не знаю. Убирайся прочь, самозванец.
Лири, напившись, прошмыгнула между охраняющими вход самцами и скрылась в недрах пещеры. Динке захотелось закричать ей вслед: «Эй! Здесь же твой брат! Ты узнала его! Мы спасли тебя от болезни, скажи об этом своим родителям!». Но, оказавшись в безопасных стенах родной пещеры, под защитой отцов, девица разом забыла о Тирсваде и помощи, которую ей оказали. И Тирсвад молчал, не пытаясь призвать ее в свидетельницы.
Внутри пещеры послышалась возня, скулеж, всхлипывания и незнакомый женский голос, прерывающийся рыданиями Лири, которая, захлебываясь, рассказывала о своих злоключениях. Всех слов разобрать не удавалось, но вот имени Тирсвада там слышно не было. «Чудовища», «чужаки», «хотели убить меня», «пытали», «схватили Нейду и Вирку» — немного из того, что Динке удалось услышать.
Белые самцы, не спуская Тирсвада с прицела своих рогов, тоже поворачивали уши, прислушиваясь к рассказу дочери.
— Мама, мамочка, мне было так больно! — последнюю фразу Лири выкрикнула отчетливо, вложив в нее весь свой страх и беспомощность. Внутри пещеры послышалось громкое мурлыканье и тихое поскуливание. Это мать, переживая боль дочери, пыталась ее утешить. И Динка, прижимаясь к боку Тирсвада, своим обостренным чутьем на чувства своих мужчин ощутила, как в его груди разливается безнадежность. Он знал, что в этой пещере он лишний, но все равно надеялся хотя бы на то, что его узнают… Внутри его будто что-то сломалось, и он, повесив голову, сделал неуверенный шаг назад.
Заметив, что он пятится двое самцов с грозным рычанием двинулись на Тирсвада, чтобы воспользоваться его замешательством и выкинуть его из пещеры. И им бы это удалось, если бы рядом с ним не было Динки. Динка протиснулась между лап Тирсвада, как ранее это сделала Лири, раскрыла пасть и дыхнула в сторону двоих атакующих самцов огнем. Не сильно. Чтобы не обжечь, а лишь опалить усы и заставить пятится.
Самцы взвизгнули от неожиданности и отпрыгнули назад. Внутри пещеры воцарилась испуганная тишина.
— Ты кто такая? — нестройно зарычали они на два голоса. Несмотря на явное превосходство противника, они снова встали в защитные стойки, наставив рога теперь уже на Динку. — Что тебе здесь надо?
— Динка, что ты делаешь? — зашипел Тирсвад, пытаясь оттеснить ее себе под брюхо. — Давай уйдем отсюда. Есть другой способ отыскать Вожака.
— Я Варрэн-Лин, — громко сообщила Динка, выбираясь из-под Тирсвада, несмотря на его сопротивление, и делая шаг к напряженным мужчинам. — Я выбрала Тирсвада своим мужчиной. И сейчас я желаю говорить с его матерью. Вы не смеете мне помешать! — она умышленно говорила так, чтобы ее могли слышать все вокруг. Вдруг у матери сердце ёкнет, и хотя бы она вспомнит о своем сыне, которого у нее отняли?
— Ты можешь убить нас, — зарычал правый. — Но мы не подпустим тебя к нашей Варрэн-Лин и нашей дочери! Убирайся прочь!
Динка почуяла запах Дайма, сунувшегося в пещеру на шум. Но он был за спиной у Тирсвада и ничем не мог помочь. Двое самцов, не пускавшие их в широкую часть пещеры, располагались очень удобно относительно пришельцев. При драке Тирсвад окажется зажат в узком пространстве, а у этих двоих было численное преимущество и свобода передвижения.
Но тут что-то переменилось. Самцы не прекратили скалиться, но шерсть на их загривках заметно опала, и уши прижались к головам. Между ними проскользнула невысокая и гибкая, как тростинка, Варрэн-Лин с белоснежной, будто бы светящейся в темноте шерстью.
— Кори, они могут быть опасны! — тихо и нежно заурчал грозный самец, прижимая уши. И двое охранников предприняли попытку вновь отгородить свою Варрэн-Лин от незваных гостей, но она, ласково мурлыкнув, раздвинула носом их широкие плечи и вышла прямо к стоящей между ними и Тирсвадом Динке. Лири заскулила где-то в глубине пещеры, но выйти вслед за матерью не решилась.
— Все в порядке, Зин, я поговорю с ними и узнаю, что им нужно, — ответила Варрэн-Лин своему мужчине, и ее нежный голос зажурчал в сознании Динки, как звонкий лесной ручеек в жаркий полдень.
— Здравствуй, юная Варрэн-Лин, — проговорила она. И Динка едва подавила желание оглядеться, чтобы увидеть, к кому она обращается так почтительно. Но оглядывать не было смысла, они стояли друг напротив друга только вдвоем. Динка и прекрасная белоснежная Варрэн-Лин с нежным голосом. — Меня зовут Кориелис, но ты можешь называть меня просто Кори. А как зовут тебя?
— Здравствуйте. Я Динка, — с трудом справившись с волнением, выдавила Динка. Но дальше она не знала, что сказать. Все слова вылетели из головы, оставив звенящую пустоту.
— Ты сказала «Тирсвад». Откуда ты знаешь, что у меня был сын по имени Тирсвад? — мягко продолжала Варрэн-Лин, заглядывая Динке в глаза.
— Н-не был, он… — Динка с трудом проглотила колючий ком, вставший в горле. — Он здесь. Он пришел, чтобы увидеть тебя.
И она поспешно посторонилась, давая возможность матери увидеть своего сына и узнать его. Пусть никто из соплеменников не узнавал его, пусть отцы не хотели пускать его домой, но Динка верила в то, что материнское сердце почувствует свое дитя. Иначе и быть не могло!
Ребенок в животе сильно ткнул лапкой под ребра, и Динка, тихо охнув, задержала дыхание, пережидая приступ боли.
Белая Варрэн-Лин подняла глаза на стоящего перед ней варрэна, огромного мохнатого самца с мощными загнутыми рогами и светящимися багровым огнем глазами, которому она доставала головой лишь до подбородка. Странно было думать о том, что именно эта хрупкая, как фарфоровая статуэтка, женщина произвела на свет такого богатыря. Тирсвад застыл перед ней, как изваяние, боясь не только шелохнуться, но и вздохнуть. Лишь глаза пылали алым огнем.
— Сынок? — робко проговорила Варрэн-Лин, то втягивая носом его запах, то вглядываясь в его освещенный наружным светом силуэт. — Сынок, сыночек мой! Маленький мой!
— Мама… — хрипло прошептал Тирсвад. Он, прижав уши и зажмурив глаза, мягко опустился на пол и пополз к ней на животе. — Мама, я вернулся домой.
— Тирсвад, мальчик мой, это ты? Ты здоров? Ничего не болит? — Варрэн-Лин села на задние лапы, и передними обхватила его голову, с волнением вглядываясь в его морду между своими лапами.
— Да, мам. Конечно, — невпопад отвечал Тирсвад, прижав уши и подставляя свою голову и шею осторожным ласкам матери.
Она зашептала ему что-то ласковое, успокаивающее. А он упал на бок, поджав к животу лапы, громко заурчал, содрогаясь всем телом, и принялся тереться мордой, лбом, шеей об лапы и живот матери.
Динка покачнулась и прислонилась плечом к каменной стене пещеры. Все волнения последнего решега разом обрушились на нее неподъемным грузом. Болезнь Тирсвада, страхи Хоегарда, ожившие в воспоминаниях родители, постоянное чувство опасности, гибель ни в чем не повинных белых Варрэн-Лин.
И сейчас, глядя на то, как мама обнимает Тирсвада, она ощутила, что тоже отчаянно нуждается в том, чтобы прижаться к теплому материнскому боку, ощутить прикосновение материнской руки к своей макушке и почувствовать — мама рядом, и теперь все будет хорошо.
Два варрэна, Руграст и Зинэйл, тихо подошли и, обнюхав лежащего в беззащитной позе новорожденного младенца Тирсвада, улеглись по обе стороны от вылизывающей его матери.
А Динкиной мамы не было рядом уже много-много лет. Мама выносила ее в животе, выкормила ее грудью, она ловко управлялась с ее силой. Мама была гораздо сильнее, чем казалась. Она не могла так нелепо погибнуть от Динкиного огня. Она просто сделала свой выбор…
На глаза Динки навернулись слезы и крупными каплями потекли по щекам. Отец сделал свой выбор, отказавшись брать у нее силу. И мать сделала свой выбор, не вынеся жизни без него и позволив огню поглотить ее. И лишь Динка всегда выбирала жить, сколько бы боли эта жизнь не несла.
— Доченька, — вдруг встрепенулась Кориелис, отвлекаясь от вылизывания Тирсвада и поднимая голову. Динка зажмурилась и попятилась, чтобы не видеть, как Лири подбежит к матери, и она будет ласкать обоих своих детей. Она сделала для этой семьи все, что могла, а теперь ей нужно было уходить, чтобы не мешать близким людям обретшим друг друга после стольких страданий. Где-то там снаружи Дайм, надо найти его и… Но, открыв глаза, Динка обнаружила, что Кори стоит прямо перед ней и ласково заглядывает ей в глаза.
— Доченька, милая моя, — промурлыкала Кори и робко протянула к Динке лапу. — Не надо плакать. Все будет хорошо. Все будет хорошо, моя славная девочка.
Внутри Динки словно прорвалась плотина и горестный вой вырвался из ее горла. Она уткнулась в грудь чужой маме и горько разрыдалась. Мама гладила ее по голове и что-то тихо мурчала, а Динка плакала и плакала не в силах остановиться.
Она плакала о своем отце, несправедливо изгнанном и погибшим на чужбине, о своей матери, пожертвовавшей своим домом и своей независимостью ради того, чтобы у нее была семья, об отчиме, который не знал о том, какое чудовище он впустил в свой дом, об Агнесс, ставшей жертвой расправы отчаявшихся и ожесточенных изгнанников, которым не нашлось места ни этом мире, ни в том, о Ливее, оставшимся на старость лет одним одинешеньким, о мире людей, о солнце и звездах, о своей неприкаянной жизни, в которой было так мало хорошего и так много боли, страха, тревог и потерь, о будущем, которое ждет ее маленькую дочку после рождения.
— Сынок, ты что там стоишь? Иди тоже сюда. Иди-иди, смелее, — позвала Кори еще кого-то. Динка, немного успокоившись, подняла заплаканные глаза и увидела, что вся белая семья расположилась вокруг, тесно прижимаясь друг у другу и к ней телами. Тут были и Тирсвад, и Лири, и Руграст с Зинейлом, и еще пятеро щенков разных возрастов, затесавшиеся между телами родителей. Кори была, как маленькое солнышко, всех вокруг себя обогревая и утешая. И ее тепла хватало на каждого, и даже еще оставалось. Она смотрела поверх голов своих близких на блекло-светящийся вход в пещеру, где неловко топтался Дайм, не решаясь уйти, но и боясь помешать.