Злые слова серпом вспороли кокон нежности, любовно созданный Кори в маленькой темной пещере. И тело Динки среагировало раньше, чем она успела подумать. Одним прыжком она преодолела разделявшее ее и Лири расстояние и наградила белую Варрэн-Лин звучной оплеухой.
Стало так тихо, что даже малыши приостановили свою возню, нырнув под бок к матери.
Кори молча смотрела на двух застывших друг напротив друга девушек, и из глаз ее текли слезы.
— Как ты смеешь так разговаривать с матерью! — рявкнула Динка, задыхаясь от ярости.
— Заткнись, чужачка! — зашипела Лири, вздыбив шерсть и оскалив зубы. — Что ты можешь понимать в традициях нашего племени?
— Девочки, прошу вас… — тихо и жалобно заскулила Кори. — Лири права, это я во всем виновата. Я все вам расскажу, только не ссорьтесь.
— Я не желаю знать о твоем позоре! — выкрикнула Лири. — Я всегда стыдилась, что именно ты стала моей матерью.
Динка выпустила когти и приготовилась к прыжку. После всего, что сделала для нее мама Тирсвада, она готова была защищать ее даже от родной дочери. Но тут мягкая лапа Кори коснулась ее затылка, прогоняя злость.
— Прости ее Динка, она не со зла так говорит, — произнесла Кори мягко. — Мы все сейчас переживаем за своих близких. И лучшее, что мы можем сделать, это успокоиться и ждать известий.
Динка сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая колотящееся в груди сердце. Мама права. Неизвестность и ощущение нависшей угрозы и так заставляли нервы звенеть натянутыми струнами. А беснующиеся инстинкты, требующие от Лири, чтобы она немедленно соединилась с мужчиной, сводили ее с ума. Динка, скрипя сердце, признала, что может понять ее чувства. Хотя то, как она обращалась к собственной матери, поднимало внутри Динки волну негодования.
Динка улеглась на пол, отвернувшись от Лири, и положила голову на свои вытянутые лапы.
— Расскажи мне, — тихо попросила она у Кори, чтобы отвлечься от разрывающих ее чувств. — Я хочу знать, как Тирсвад появился на свет.
— Я была странным ребенком, — начала Кори своим нежным и мелодичным голосом, словно рассказывала сказку. — Меня утомляло внимание окружающих, я не хотела играть с шумными мальчишками, мне неинтересны были девчачьи забавы. Я уходила в дальние скалы к Ущелью и подолгу бродила там в одиночестве. Мне нравилось наблюдать за стадами кураут, грациозно скачущими по крутым склонам. Я любила смотреть, как фиолетовый туман поднимается над Ущельем, принимая причудливые очертания. Мне доставляло удовольствие исследовать лабиринты пещер и каньонов, находя там останки существ, которые жили здесь задолго до нас. Там я и познакомилась с Риствадом.
Лири еще немного побродила по пещере и в конце концов улеглась в дальнем углу пещеры на лежанку и задремала там, убаюканная размеренным голосом матери. А Динка жадно вслушивалась, стараясь не пропустить ни одного слова. Тирсвад не рассказывал ей эту историю. То ли сам не знал, то ли не хотел раскрывать тайну своей матери.
— Риствад был из черного племени, и тоже приходил к Ущелью, чтобы побыть одному. Он был ненамного старше меня, но мне казалось, что он знает все на свете. Он рассказывал мне о повадках кураут, о травах, растущих на горных склонах, о том, что скалы неоднородны и состоят из разных камней, которые, как и варрэны, бывают разного цвета, но вместе составляют один народ. Рядом с ним мне было так спокойно. С ним можно было поделиться любыми мыслями и не бояться, что он будет насмехаться или сочтет меня глупой. Он ловил для меня сирхов, а я расчесывала когтями его гриву. Мы знали, что нам не суждено быть вместе, но, как это свойственно детям, мы жили одним днем и не думали о будущем.
Кори надолго замолчала, глядя в одну точку. Динка словно воочию видела картины далекого прошлого, проносящиеся в ее сознании. Юный черный варрэн с едва выглядывающими из-за ушей рожками, его теплые золотисто-коричневые глаза цвета гречишного меда, и большое, как океан, теплое нежное чувство, соединяющее двоих.
— В свой День Выбора я поняла, что в моей жизни больше не будет места для этой дружбы. У меня появится мужчина, ребенок, обязанности. И мне пора повзрослеть и расстаться с детскими фантазиями. Но исчезнуть, не простившись, я не могла. Слишком много связывало нас с Риствадом. Поэтому в тот день я сбежала из дома в последний раз, чтобы увидеть его. Сначала все было, как обычно. Мы разговаривали. Точнее говорила я. О том, что мы не можем больше видеться. Что дружба между мужчиной и женщиной — это совсем не то же самое, что дружба двух детей. Что мы из племен, которые сотни шегардов враждуют друг с другом и убивают друг друга на границах. А он молчал, лишь изредка кивая головой. А потом… все вышло из-под контроля. Таких чувств рядом с мужчиной я никогда больше в жизни не испытывала. Это было жаркое всепоглощающее пламя, выжигающее тело и душу дотла. Спустя эреше я встала с нашего ложа и пошла прочь, стараясь не замечать слез, катящихся по щекам. А он так и остался лежать, глядя мне вслед.
Кори печально вздохнула. Слез в ее глазах больше не было, лишь светлая грусть отражалась на дне широкого зрачка обрамленного розовым ободком.
— Почему? — вскричала Динка, не в силах сформулировать свою мысль более точно от охвативших ее чувств. — Почему ты его не выбрала насовсем?
— Я вернулась домой и в этот же эреше выбрала Зинэйла. А через три эшегара родился Тирсвад. Увидев его, Зинэйл горько обиделся на меня. Ведь мужчина, овладевший Варрэн-Лин в ее День Выбора верит в то, что первый ребенок будет рожден от него. А со мной все вышло не так, — продолжала Кори, словно не слыша вопроса. — Мне не на что жаловаться. И Зинэйл, и Руграст, и Сирокс всегда любили меня и заботились обо мне. Но я всю жизнь чувствую свою вину. Перед Риствадом, перед Зинэйлом, перед Тирсвадом…
Вскоре после рождения Тирсвада брат рассказывал мне, что видел Риствада на границе, и он сражался, как руог, не щадя себя. А когда Тирсваду было два шегарда, я узнала, что Риствад погиб в сражении с красными недалеко от Площадки Мира.
В пещере воцарилась тишина, прерываемая лишь сопением уснувших щенков. Лири тихо лежала на своем месте, но она не спала, и Динка видела поблескивающие в темноте огоньки ее глаз. Динка молча переваривала услышанное. Из-за дурацких предрассудков, царящих в племени, варрэны лишают себя счастья любить и быть любимыми, сбрасывают в ущелье тех, кто отличается по цвету шерсти, не считаясь с их чувствами. А ведь Кори и Риствад могли бы быть счастливы вместе, и тогда Тирсвад рос бы, не чувствуя себя чужим в собственной семье.
— Да что это за законы такие! — выпалила она, наконец. — Мне говорили, что Варрэн-Лин свободна в своем выборе. И еще говорили, что раньше существовала традиция, когда на День Выбора приглашали мужчин из других племен. Почему же ты не могла остаться с ним, если вы оба так хотели этого?
— Я никогда и никому об этом не рассказывала, — тихо проговорила Кори. — Я знала, что меня не поймут и осудят. Но, когда я увидела тебя, Тирсвада и твоего мужчину из черного племени, сердце мое зашлось от тоски. Я подумала о том, что все могло бы сложиться иначе. Что мы могли бы уйти на Голую Скалу, или попросить убежища в сером племени. Я слышала, что они терпимо относятся к цвету шерсти. Но мне тогда не хватило решимости. Я думала, что у меня нет выбора, а на самом деле он был. И я его сделала.
— Почему ты не могла привести его сюда? — спросила Динка.
— Видишь ли, деточка, — вздохнула Кори. — В нашем племени очень трепетно относятся к чистоте крови. Ведь все белые — прямые потомки Варра, чем мы очень гордимся.
— Я слышала, что все варрэны прямые потомки Варра, — нахмурилась Динка.
Кори с улыбкой покачала головой.
— На самом деле, Варр является предком лишь белого племени, но за сотни шегардов его имя обросло легендами, и другие племена тоже стали верить в то, что Варр является их прародителем. Слушай же, как все было на самом деле.
Динка придвинулась к Кори поближе и приготовилась слушать. Белая мама рассказывала так красочно, что Динке удавалось отвлечься от своих страхов и тревог. Лучше уж было слушать о далеких временах, чем сидеть, как на иголках, и ждать известий.
— Давным-давно, когда мир наш был совсем другим, — начала Кори, — а варрэны могли по своему желанию менять облик, не было разделения на племена, и все варрэны жили одной большой дружной разноцветной семьей. Но у нашего народа был сильный и жестокий враг, вознамерившийся стереть с лица земли всех варрэнов и саму память о них. А среди нас был великий воин, обладавший огромным резервом силы, сравнимым с резервом Варрэн-Лин. Его имя было Варриман.
— Варр-иман? — перебила ее Динка, потрясенно. — В-арриман, Вар-риман, Варр-иман…
— Да, его так назвали при рождении. А позже друзья и близкие звали его просто Варр, — подтвердила Кори, не заметив ее удивления. — У себя в племени мы часто сокращаем длинные имена, чтобы проще было общаться.
— И когда, повинуясь силам врага, земля вышла из-под лап и вспучилась огромной волной, чтобы накрыть территорию варрэнов и навсегда похоронить их под собой, Варриман вышел навстречу врагу и выпустил на свободу свою внутреннюю силу. Земля и огонь столкнулись в страшном противоборстве. Земля смыкалась над головами, но Варр держал ее своим огнем, не давая опуститься и раздавить свой народ. Ведь за его спиной стояли его родные, друзья, соплеменники.
— Десять решегов длилось противоборство земли и огня. И закончилось ничьей. Огонь оплавил нависшую над домом варрэнов землю, превратив ее в прочный щит, сквозь который не могла проникнуть сила врага. Он защитил своих близких и родных. Но какой ценой! Истратив весь свой резерв, Варр потерял способность к управлению силой. Во время боя его тело обгорело до самых костей, и он чудом остался жив. Соплеменники долго выхаживали его, и когда кожа восстановилась, то стало понятно, что своим огнем он выжег из своего тела все цвета. Отросшая шерсть на его теле была белоснежной, а глаза стали алыми, в память об огне, остановившем землю.