Как только Динка ощутила, что ребенок покинул ее тело, из нее как будто выдернули стержень. И, срывая голос в истошном крике, она с головой окунулась в пучину боли, сгорая в пламени силы заживо…
***
Хоегард понял, какую он совершил ошибку за мгновение до того, как Динку объял огонь.
— Не-ет! — заорал он, что есть силы и рванулся из звезды. Но ноги вросли в пол и нити силы держали так крепко, что все его мышечные усилия вызвали лишь легкое колебание ее потоков. — Не-ет! Остановись!
Рядом также безуспешно бились в путах члены его стаи, его братья по крови и боевые товарищи. Но никто, даже могучий Дайм, даже неистовый Шторос, даже потомок Варра Тирсвад не могли разорвать заклинание, которое они сами же и создали.
Вокруг ревел огонь, заглушая крики и стирая грани реальности, и Хоегард видел сквозь языки пламени хрупкую фигурку Динки, корчащуюся от боли и раскрывающую рот в беззвучном крике. Он не чувствовал физической боли, но душевная боль была настолько невыносимой, что сердце готово было разорваться в груди, а по щекам потоками лились слезы, испаряясь от плещущего внутри звезды жара. Сила текла вокруг такими мощными потоками, что придавливала к земле, а ее нити, впившиеся в тело, не давали пошевелиться.
Все, что он мог сделать — только смотреть. Смотреть, как в ужасном пламени в муках гибнет самое дорогое, что у него есть.
Все закончилось внезапно. Огонь погас, как пламя свечи сорванное внезапно налетевшим сквозняком. С неба обрушился дождь из мелких, будто пыль, песчинок. И сковывающая его сила исчезла. Хоегард мешком рухнул на землю, но тут же вскочил, оттолкнувшись ступнями и ладонями, и бросился туда. Туда, где потерял самое важное.
Они вчетвером столкнулись лбами, подлетев к пятому лучу звезды одновременно, но никто этого не заметил. Здесь на кучке черного жирного пепла лежал и громко плакал ребенок. Крошечная новорожденная девочка. Человеческий детеныш.
— Динка-а-а! — взвыл Шторос, дико озираясь, как будто бы она могла быть где-то рядом. Но Хоегард знал, что ее там нет. Ее нет больше нигде.
А ребенок кричал и кричал, и его пронзительный визг птицей бился в каменные стены полуразрушенной пещеры. Тирсвад дрожащими руками подхватил ее и прижал к своей груди. Дайм в зверином обличье упал в пепел и когтями рвал шкуру на своей морде и голове. Шторос с воем катался по праху, размазывая сажу по своей огненной гриве. А Хоегарда сковало оцепенение. Разум отказывался верить в происходящее. Он сидел на коленях, зарывшись ладонями в сажу, и в такт безумному биению сердца твердил «этого не может быть-этого не может быть-этого не может быть».
Но это случилось. И случилось по его вине. Именно он допустил ошибку, которая стоила жизни Динке. Он — самонадеянный самовлюбленный ублюдок мечтал освободить свой мир, даже не догадываясь, какую цену ему придется за это заплатить! И теперь он расплатился сполна за то, что пошел против воли богов.
Мир Варра снова свободен. Но зачем ему этот мир, в котором больше нет и никогда не будет его Динки?
А небо, настоящее синее небо, усыпанное бусинами звезд, постепенно светлело, предвещая миру Варра первую за тысячу лет зарю.
Новая жизнь
Динке снилось что-то невыразимо приятное. Она словно плавала в теплом сладком молоке, испытывая невероятную легкость во всем теле. Боли больше не было. Раны и ожоги не ощущались, и она наслаждалась этим чувством собственной целостности. Она не помнила, кто она такая. Ее воспоминания начинались в огне, и Динка не пыталась понять, откуда она взялась и для чего она здесь. Вся ее жизнь была размытым сном, в котором нет мыслей, а есть лишь смутные переживания и проплывающие перед глазами картинки.
В тот миг, когда ее тело освободилось от бремени, огонь объял ее, сжигая до тла. Но, вместо того, чтобы сгореть и рассыпаться пеплом, в луче ослепительного света она взмыла вверх, в низкое темное небо мира Варра. Она поднималась все выше и выше к одной из лун, которая оказалась всего-лишь круглым слуховым окном, какие бывают в чердаках больших домов. Скудный свет, сочащийся сквозь «луну» затмила сияющая Звезда Варра, раскинувшаяся на внутренней поверхности каменного купола и сиявшая таким нестерпимым блеском, что в ее свете весь мир Варра лежал перед Динкой, как перевернутый кверху лапками жук на ладони.
Когда купол начал разрушаться, и с него посыпались песчинки, Динка выпорхнула из подземелья в круглое отверстие «луны» и взмыла в настоящие небеса навстречу россыпи звезд.
Она больше ничего не чувствовала: ни боли, ни грусти, ни сожаления. Паря над миром Варра и постепенно освобождаясь от пламени, в котором больше не было нужды, Динка находилась в легкой прозрачной полудреме. Сквозь сон она наблюдала, как рушится гора, в недрах которой была погребена целая стана с живущими на ее территории существами. Как схлопывается ущелье, оставляя на месте себя лишь полосу черного глянцевого камня, окружающую четкой границей территорию мира варрэнов.
Дождь орошал ее тело, смывая с него грязь и копоть. Солнце ласковыми лучами обсушивало и согревало. Пушистые облака служили ей постелью и платьем. А весело подмигивающие звезды ночами скрашивали ее одиночество. Динка не знала, где она, почему она здесь и как давно. Солнце вставало и садилось, месяц превращался в луну, а она обратно в месяц. А Динка парила и парила в этом блаженном небытии, с высоты птичьего полета наблюдая, как меняется мир Варра под настоящим небом.
Как некогда безжизненная красная равнина покрывается изумрудным ковром растительности, как молодые деревья поднимают свои кроны над холмами, как на горных вершинах вырастают шапки снега. Как постепенно внешний вид земель Варра становится неотличим от окружающих их человеческих территорий. И лишь полоса черного выжженного камня напоминает о тех временах, когда Проклятое Ущелье служило вечным стражем границы миров.
Но забвение и покой ее не были абсолютными. В сердце словно застряла острая заноза, напоминая о себе при каждом движении. Глубоко в груди осталась незаживающая рана, которая временами ныла, не давая полностью раствориться в блаженном небытии вечного сна. Динка не заглядывала в тот уголок души, закрывая его от своего сознания за тысячью дверями. Каким-то образом она знала, что не переживет той боли, что пряталась в дальнем чулане ее сердца. Но со временем это колющее чувство не исчезало и не притуплялось, вынуждая ее неприкаянно метаться в тени облаков, с надеждой вглядываясь в оставленную землю. Однако, с такой высоты не удавалось разглядеть подробности. Только общую картину довольствия и процветания на территории бывшего мира Варра.
Откуда-то Динка знала, что может унять это беспокойное чувство, заполнить эту сосущую пустоту. Она должна была вернуться туда, откуда сбежала. И продолжить свой путь, как бы больно это ни было. Только так она могла обрести покой. И однажды утром она решилась…
Динка последний раз обвела взглядом небесное пространство, в котором ей было так хорошо и беззаботно, и устремила свои помыслы обратно. В то место, которое она покинула. Она сделала свой выбор. И это оказалось неожиданно легко, как будто сейчас для нее это было самое правильное решение.
Она медленно опускалась на землю, и лучи поднимающегося над горизонтом солнца приветствовали ее. А земля становилась ближе, и все меньше территории она теперь могла охватить взглядом. Зато проступили подробности. Теперь она видела пасущиеся на равнинах огромные стада кураут, высокую зеленую траву, достигающую коленей их длинных голенастых ног, видела, как они подходят на водопой к реке и заходят в нее по самое брюхо, видела кроны растущих вдоль реки ив, склоняющих свои ветки к самой воде.
Горная гряда, разделяющая равнину на две части, была частично разрушена. Причем в одном месте разрушения были значительные, словно исполинский нож резал скалы, как праздничный пирог на треугольные куски, расходящиеся веером. В центре «пирога» зиял округлой формы провал. Туда Динка и направилась.
По мере ее приближения к земле память понемногу начала возвращаться. Теперь она уже припоминала, что здесь она сражалась. За что? С кем? Против кого? На каждый из этих вопросов в груди нарастало щемящее чувство, от которого перехватывало дыхание. Динка чувствовала, что без ответов на эти важные вопросы не будет ей покоя ни на земле, ни в небесах.
И она продолжала спускаться к безобразной дыре в теле горы. К тому месту, в котором все закончилось, и все началось. В котором она оставила что-то важное. Она уже была достаточно близко, чтобы увидеть осыпающиеся края раны на теле горного хребта и зияющую пустоту в его темных недрах.
Почему-то представилось, как в неравной битве исполинская рука вторглась в грудь каменного великана и вырвала сердце из его груди, после чего он упал замертво. Да так и лежит с пустотой вместо сердца, которую уже ничем не заполнить.
Динка замедлила снижение, аккуратно проскользнула между острыми осколками скал и, наконец, коснулась босыми ступнями каменного пола пещеры. Здесь на земле, к ней постепенно возвращались чувства. Она ощущала холод камня под своими ногами, чуяла запах влажного воздуха полуразрушенной пещеры, слышала, как где-то звонко капает вода.
Пещера полная встревоженных огромных зверей, среди которых мощные самцы с рогами на голове, изящные самочки с длинной белоснежной гривой, маленькие красноглазые детеныши — варрэны. Она-человек, неуклюжая, неповоротливая, с большим животом, а вокруг нее четверо красивых мужчин-людей с рогами, как у варрэнов.
Последнее воспоминание пронзило сердце такой нестерпимой болью, что Динка согнулась пополам, схватившись руками за грудь и жадно глотая воздух.
Мужчины размещаются по углам светящейся на полу звезды, и смотрят на нее встревоженно, озабоченно. А она стоит вот в этом углу.
Динка обернулась, чтобы посмотреть на угол звезды, в котором она стояла, и увидела там нечто, что смотрелось в этой пещере странно и чужеродно. На том месте, где она когда-то стояла, была помещена прекрасная фарфоровая ваза, явно сделанная в мире людей. Ваза была выполнена в форме прекрасной длинноволосой девушки. А рядом с вазой лежал осколок камня со столбиком строчек, выцарапанными человеческими буквами.