Варшавский договор — страница 15 из 56

вели начальство.

Выдержка у Егорова была все-таки чудовищная. Он посмотрел в сторону, побарабанил еще немного – теперь по столу и ритмично, – и сказал:

– Все, отбой. Сейчас по домам, с утра все узнаю тихохонько, там и придумаем, как быть.

С утра он не пришел. Пришел к одиннадцати, веселый и злой, очевидно, от Тракеева, – от Аксючица он просто злой возвращался, – и прямо в кабинет к Соболеву. Бросил пальто на стул, не иначе, пародируя вчерашний рисунок поведения Леонида, и сказал:

– Короче, так. Конвенция есть, дурная, нас с вами не касается, для начальства важнее Конституции с уставом караульной службы. Если в двух словах: есть зона ответственности наша и не наша. Оборонпром – не наша. Наше начальство лезть туда не может, и подчиненным должно не велеть. Это из паршивого. Из нормального: как я и говорил, конвенция – не нашего ума дело, соответственно, мы не обязаны знать, что чего-то нарушаем. И пока не знаем, можем нарушать дальше.

– Незнание закона… – напомнил Соболев.

– А это не закон и даже не понятие. Пока меня под роспись не ознакомят, в даль пусть идут, я хэзэ его, что за бирюлечки у них.

– Но Жарков же просил передать начальству…

– А если бы он просил вас квартиру на него переписать? А? Ну и все.

– То есть давления из Москвы не будет? – уточнил на всякий случай Соболев.

– Ни микропаскаля, или в чем там оно измеряется. Ни давления, ни освобождения, ни намека, – заверил Егоров.

– Почему?

– Потому что он убийца.

– Никаких переговоров с террористами, убийцами и примкнувшим к ним, э, неопределенным кругом подозреваемых? – серьезно спросил Соболев.

– Ну, например.

– Вас понял. А товарищу из игровой приставки что сказать? Чтобы шел обратно в небытие?

Егоров широко улыбался и почти пропел:

– А про это я ничего не знаю.

Соболев похлопал глазками. Егоров продолжил человеческим тоном:

– То есть совсем ничего. Ни про этого товарища, ни про ваши отношения, ни про ваши действия. Как уже предпринятые, так и те, что собираетесь предпринять. У вас характер работы позволяет обходиться без постоянных отчетов. А я как раз на этой неделе и, вот удивительное совпадение, аж до шестого декабря страшно занят и не имею возможности призвать вас к отчету. Но к шестому мне нужно все – отчет, справка и полная компетенция.

Егоров поднял пальто, как бы показывая, что этап страшной занятости уже затикал. Соболев все-таки уточнил задумчиво:

– В целом я уяснил, но хотелось бы понять, за какие рамки выходить нельзя в принципе.

Егоров пожал плечами и перебросил пальто с руки на руку.

– Предложение такое: работаем дальше, не нарываясь. То есть мужчина Жарков нас впечатлил, ему теперь на глаза не попадаемся. Работаем по профилю, как бойцы невидимого.

– Прямо бойцы?

– А это по обстоятельствам. Но так, чтобы контру10 не всполошить. Активность она может близко к сердцу принять, боюсь-боюсь.

Да я и сам боюсь, аж понос, чуть не сказал Соболев. С контрразведкой он имел дело два раза, оба раза исчерпывающе описывались поговоркой про пидараса и саднили в подкорке, как чирей подмышкой.

– Цехмайстренко будет на подхвате и на контроле, – добавил Егоров, поворачиваясь к двери.

– Андрей Борисович! – взвыл Соболев. – Ну за что?

Егоров привалился спиной к двери и осведомился почти самым невинным тоном:

– Что-то не так?

– Издеваться-то, – буркнул Соболев. – Ну давайте я один, у меня ж характер работы и все такое. Ну или пусть, я не знаю, Першко или Балыгин…

– Цехмайстренко.

– Блин. Виноват. Ну это работа, что ли, будет? Ладно. Спасибо.

Егоров кивнул, дожидаясь, не побрыкается ли зам еще на какую тему. Но зам знал, что процесс брыкания утомителен и бессмысленен. К тому же начальник, в отличие от зама, никогда не был запаленным агентом. Уже поэтому к его рекомендациям имело смысл прислушиваться. Раз нам так легче, будем считать приказ рекомендацией.

Соболев, вздохнув, кротко спросил:

– То есть я сегодня выезжаю?

– Куда?

– В Чулманск.

– А я знаю? – искренне удивился Егоров. – Я вообще хэзэ, как говорится. Но шестого – помните, да?

Соболев шмыгнул носом.

Егоров взялся за ручку двери и сказал:

– Удачи, Леонид Александрович.

Глава 6Москва. Валерий Глухов

– Чего хотел? – спросил Валерий, едва поздоровавшись.

– Сейчас, – сказал Эдик, оглядываясь на подскочившего официанта. – Ты заказал уже? Нет? Я пожру, с твоего разрешения, с утра с этими запутками маковой соломки во рту…

Валерий кивнул. Эдик третий день пропахивал отчетность и аналитику по еще двум бывшим производителям спецтехники. Их владельцы заметно насторожились, так что требовались новые подходы к новым брешам – прямо сейчас. Валерий подозревал, что до следующей недели Эдика не увидит. Звонок его удивил.

Эдик, натурально, выглядел беглецом из диетического санатория: в глазах краснота, под глазами зелень, костюм набок, волосы прилизаны, как у затюканного воспитанника доброй мачехи. Он быстро потребовал салат с мудреным названием, отбивную от шефа и много кофе. Валерий ограничился пуэром, дождался убытия халдея и ожидающе посмотрел на Эдика. Тот сказал:

– Я, короче, не сильно пока испуганный, но возможна проблема. Из Чулманска следак звонил.

– Так. И что?

– Да пока, по ходу, ничего. Вопросы всякие задавал – чего приезжал, чего уехал, чего нашел, можно ли отчет посмотреть. Стандартный набор, хоть и странно, что спохватились. И еще он спросил, знаком ли я с Большаковой.

– С кем? – удивился Валерий и вспомнил: – А. Да, любопытно. А ты сказал: нет, что вы, как смели такое?

– Типа того, – без огонька согласился Эдик, кивнул официанту и принялся быстро сметать принесенный салат. На внятности речи это почти не сказалось: – Я усек, что он не просто так спрашивает. Сходу не вспомню, говорю. Он говорит: ну, с ней трагический инцидент произошел месяц назад. Я говорю – беда какая. Но не помню, говорю, наверное, все-таки незнаком. А вы, говорю, инцидент и расследуете? Нет, говорит, я по экономическим преступлениям, потому, типа, вам и звоню. А инцидент, говорит, громким был, вот я и решил, что вы можете что-то подсказать. Если знакомы, конечно. Я говорю: да с чего вы взяли, типа. А он такой: вы меня совсем не помните, что ли? Да, спасибо.

Он кивнул официанту, поменявшему тарелки, отсек край отбивной и тихонько замычал, пережевывая. Похоже, имелось в виду, что Валерий Николаевич будет нетерпеливо ерзать и задавать разные вопросы.

Валерий Николаевич плеснул себе пуэр и приступил к смакованию. Он был совершенно свободен – пусть не до пятницы, но до завтра. Эдик это понял, крупно глотнул, крупно хлебнул и продолжил наконец:

– Я же, говорит, Артем. Я, говорит, с Большаковой вместе в Сочи приехал. Уехали, правда, порознь. Вспоминаете, говорит?

Эдик невесело засмеялся, глядя на Валерия. Тот аккуратно поставил чашку на блюдце и сухо сказал:

– М-да. Ромео-алкаш. Но так же не бывает.

Эдик пожал плечами, не отрывая от него взгляда. Валерий раздраженно признал:

– Мой косяк. Не мой, Славкин, но принимаю, осознаю. Недоглядели, недодумали.

– Недоделали. Большакова жива.

– До сих пор? – удивился Валерий. – Крепкая барышня. Там же череп всмятку. Прям совсем жива?

– Я так понял, больше овощ, но все равно, – пробубнил Эдик, не снижая значительности взгляда. Жевал он так яростно, что кончик носа гулял кругами.

Валерий пожал плечами.

– Ну, контрольный в ситуацию не слишком вписывался. Перезарядка ружжа тем более – а у него карабин на два патрона. Месяц прошел, значит, из овоща вряд ли выйдет.

– А если?

– А если – тоже ровно. Нечего ей рассказывать, там все на опа вышло, они ни увидеть, ни понять… Короче, кушай спокойно. Дальше что?

Эдик кивнул, допил очередную чашку и снова вгрызся в мясо и беседу:

– Дальше думать надо. Исправлять, нет.

– Понять бы еще, что именно. Сам-то этот… Артем… Что сказал? То есть он реально следак, сложил два и два, вышел на тебя – или что? Объясни толком, пожалуйста.

Эдик пробурчал, не поднимая головы:

– Да я в непонятках. Следак реальный, из местного СК. Я справки не наводил, сразу к тебе, но есть ощущение, что на пустом месте он понты не нарезал бы. Навряд ли у него что-то четко бьется – так, морду мою где-то увидел, вспомнил, решил покопаться, а что дальше делать, не придумал. Спрашивает, не собираюсь ли я куда уезжать, смогу ли подъехать в Чулманск. Я говорю – вот уж не знаю. А если я, говорит, подъеду для беседы? Я говорю – да какое, мне во Владимирскую область завтра ехать. Это правда, кстати. И, короче… Блин. Вот на таких мелочах вечно…

– Чего вечно?

– Сыпемся.

– Хорош сепетить, – отрезал Валерий. – Когда мы сыпались? К тому же – ну сложил два и два, ну и что. Где ты, где Большакова, а где дедушка Минетыч. Ты лучше вот что скажи: есть смысл начальству этого Артема звякнуть, или наоборот?

Эдик уронил бренькнувшие вилку с ножом на пустую тарелку, вытер блестящий рот и набуровил новую чашку кофе. Лицо у него ожило, даже зеленые подглазья стали по-весеннему свежими. Он поднес чашку ко рту и торопливо сказал перед тем, как отхлебнуть:

– Наоборот, в бутылку полезет – и тэ дэ.

– И что? – пренебрежительно спросил Валерий, но тут же согласился: – Ну да. Шум по-любому лишний. Давай так: отправим-ка мы туда Костика.

Эдик поднял брови. Валерий сказал:

– Ну что. Во-первых, он там формально-то незасвеченный. И зажил, говорит, вполне. Потом, пусть человек учится тонкой работе. Не все ж ему… Ладно.

– Шум лишний, – все-таки не выдержав, пробормотал Эдик.

– Костик-то как раз нешумный, – напомнил Валерий.

Оба усмехнулись. Валерий назидательно сказал:

– Сто раз говорил: врагов за спиной не оставляем.

– Так то врагов.

Валерий допил пуэр, складывая мысли в слова, и веско сообщил: