Ох орел, с невольным восхищением подумала Гульшат и даже хихикнула вопреки обстоятельствам.
Зря.
Жлобы переглянулись и неторопливо пошли через зал к Гульшат.
Можно было бы их и дождаться – все-таки место людное и почти свое. Но общаться с ушлепками, не выросшими из треников, совершенно не хотелось. К тому же не было видно ни Паши с Резедой, ни дееспособных мужчин. Зато до дому было полтора квартала и одна хитрая арка. Можно красиво уйти.
Красиво не получилось. Некрасиво, впрочем, тоже.
Жлобы настигли в той самой хитрой арке, за каким-то лешим старательно освещенной с обеих сторон. Вернее, не настигли, а ждали там, в прямоугольном проеме, нелогично протыкающем один из изгибов длиннющей девятиэтажки, известной в городе как «гусеница». Гульшат, еще не свернув, услышала гулкое «Ну где эта овца» и остановилась, да поздно. Уже вылетела на жлобов. Гульшат спросила себя сквозь громкие толчки в голове, а чего она боится-то – ну жлобы, но не людоеды же. Одеты как кретины, так Гульшат их не встречать. И «овца» вполне могло к блондиночке относиться.
Гульшат-то овцой точно не была. Потому пошла дальше – обычным шагом. Бегать от всяких и за всякими она не привыкла. Все-таки папа был хозяином города. И это знали все.
Вот только эти двое не знали. Вот только папа перестал быть хозяином чего бы то ни было. И вот только город сильно изменился.
Парни и впрямь дали Гульшат пройти мимо, бегло вскинув на нее глаза и снова уставившись в телефоны. Гульшат на ходу услышала сквозь собственное поскрипывание: «Слышь, она трубку не берет. А по ходу это ее номер вообще? А я хэзэ. Вот овца, а? Сожрала, главное, на штуку почти…»
Бедолаги, снисходительно подумала Гульшат, подходя уже к финишной прямой, и тут сзади заскрипели по снегу, который причудливый ветер натаскал и побросал под аркой. Гульшат напряглась и все-таки ускорила шаг.
Сзади сказали:
– Девушка, слышь, ты это, вы не бойтесь, мы чисто спросить. Постой секунду, по-братски прошу, слышь, да?
Бегала Гульшат неплохо, и сапоги у нее были почти без каблуков. Но мериться скоростью или там силой с двумя парнями, да еще в трениках, было бы затеей экстремальной и даже, по выражению психологических книжек, виктимной. Она остановилась под лампой и молча повернулась лицом к парням, которые, оказывается, были уже в метре. Сердце перешло на гулкий бой.
Тот, что пониже и щекастей, сделал несколько жестов и спросил:
– Короче, это. Где твой?
Гульшат высокомерно подняла бровь, изо всех сил удерживая в себе иронические, ехидные или возмущенные вопросы, которые покажут, как ей страшно. Сработало, даже с перебором. Щекастый сказал:
– Слышь, подруга. Мы пока по-нормальному с тобой, давай тут лицо не делай.
Второй, повыше, поуже и в фиолетовую крапинку от угрей, стоявший у приятеля за правым плечом, покивал, недобро рассматривая Гульшат.
Гульшат вздохнула, надеясь подавить дрожь в голосе, и выговорила без дрожи:
– Какой там мой. Подсел, потом делся. Куда – не знаю.
– Во ты гонишь, – обрадовался щекастый и снова затеял долгий неприятный жест. Но длинный, тронув его за локоть, объяснил неожиданно оперным голосом:
– Он, ты поняла, у нас, по ходу, даму увел.
Гульшат поняла, что сейчас захихикает от этой «дамы» и общего кретинизма предъявы, и поспешно сказала:
– Вот именно.
– Что вот именно?
Щекастый, кажется, искренне не понимал и всё пытался шевелить руками. Длинный опять тронул его и уточнил:
– То есть он типа тебя ради нашей красотки прокинул?
Гульшат покачала головой отворачиваясь. Ведь так и получалось, по сути. И было даже не обидно – просто непонятно, досадно и немножко смешно.
– Во баран, – сказал длинный, кажется, искренне. Поколебался и добавил: – А хотите, вместе их поищем? Ну, с целью нос там поправить, прическу, обоим. Или не будем искать, а давайте сходим куда, вы подругу возьмете, а? У нас тут вечерняя программа интересная намечалась, с кино и танцами, девушка подписалась, подружку пообещала, а теперь вот такое. Ну обидно реально – да и у вас, может…
– О, точно! – обрадовался щекастый, решив, что Гульшат заколебалась.
Она не то чтобы заколебалась – но подумала, а какого, собственно, черта. В «Солнышке» Гульшат не исключала никакого завершения вечерней программы. Претендент на главную роль выбыл – ну и шут бы с ним, можно рассмотреть вариант замены. Ребята казались неплохими – не красавцы и не гусары, но не под венец же с ними, а так, время суток скоротать. И подругу организовать можно – это ж не горевание, под веселуху компания в полтора звонка отыщется.
Правда, ребята были все-таки безусловные гопы в трениках, а Айгуль именно от таких вариантов категорически предостерегала. На основании собственного несладкого опыта. Подумаешь. Каждый человек достоин собственного опыта. Иначе это не жизнь, а средняя школа для умственно отсталых.
– Нет, ребят, спасибо, – сказала Гульшат твердо. – Совсем никак.
– А чего это совсем? – завелся щекастый. Длинный хлопнул его по локтю – кисть была голой и с лиловыми шишаками на костяшках, – и сказал:
– Ладно, хорош.
А с другой стороны спросили:
– Ребят, а как тут до трамвайной остановки лучше дойти?
Ребята развернулись быстро и недобро. Гульшат чуть опоздала – пыталась вспомнить, почему то ли голос, то ли интонации звучат так знакомо. Ступор длился секунду, но отгадки лишил: когда Гульшат обернулась, темно-синяя куртка под ярко-синей шапкой, пробормотав «А, вижу», уже шагала прочь – со скрипом, без которого удивительным образом обошлась на подходе. Но еще удивительнее было, что навстречу куртке – а вернее, прямо к их задорной троице, – быстро шел Костик.
– Да ты глянь, кто такое красивое идет, – протянул щекастый, и Гульшат удивилась, сколь адекватно слова туповатого гопа могут выражать ее мысли.
Щекастый шагнул Костику навстречу, а длинный сделал шаг в сторону. Костик обогнул обоих, как табуретки, застыл в полуметре от Гульшат и спросил, беспокойно оглядывая ее сверху вниз:
– Гульшат, ты в порядке?
– Защитник нарисовался, – с удовольствием отметил щекастый, снова угадав мысль Гульшат.
– Гульшат, ты прости, пожалуйста, я тут задержался, смотрю – тебя нет. Туда, сюда. Еле нашел. Они тебе ничего не сделали?
– Задержался он, – буркнул щекастый и собрался развить мысль, но длинный предложил громко и с обертонами:
– Слышь, орел. Ты базар фильтруй.
Костик на секунду повернулся к нему, потом к щекастому, снова стал лицом к Гульшат и надменно сказал куда-то вверх:
– Я, между прочим, не с вами сейчас разговариваю.
Дебил, что он нарывается-то, подумала Гульшат. Таким тоном, да еще и отвернувшись, с гопами мог разговаривать спецназовец в каске или самоубийца. Костик явно не тянул на спецназовца, а его шапочка – на каску.
Гульшат решила вставить что-нибудь смягчающее, но даже примерно не успела придумать, чем и как смягчать. Щекастый назидательно сказал:
– А надо с нами.
И добавил другим тоном:
– Где Ленка?
– Какая Ленка? – подумав секунду, спросил Костик.
Длинный на заднем плане засмеялся и отвернулся. Щекастый тоже, кажется, развеселился.
– Вот ты славный. Дама, с которой ты ушел, ее Елена звали. И где она?
Костик сказал с искренней и оттого особенно, даже для Гульшат, возмутительной досадой:
– Да что мне Ленка ваша, откуда я знаю! Ушла и ушла.
– С тобой? – легко уточнил щекастый.
– Глупости какие.
– Базар фильтруй, чмо лиловое, – звучно повторил длинный.
– О господи, – сказал Костик капризно. – Не со мной она ушла. Вышла за мной и попросила ее до остановки проводить. Я говорю – не могу, мол, и потом, у вас же свои провожатые, крутые такие. А то получится, что они решат адекватно ответить и на других девушек нападать начнут. Знаете, что такое адекватно?
Щекастый вздохнул и почти нежно поводил костяшками пальцев по куртке Костика, стоявшего к нему вполоборота – будто это было брайлевское пособие по общению с придурками. Костик брезгливо дернул плечом и продолжил:
– Ну чего вы тогда девушку держите? Пусть идет. Она, что ли, виновата, что от вас барышня сбежала?
Щекастый с сердцем сказал:
– Чего лепишь, а? – и отвел плечо.
Но длинный тронул его за рукав и ласково сказал:
– Гульшат, ты иди. Иди-иди, спасибо.
Гульшат еще соображала, идти или лучше бежать, а Костик уже подцепил ее под руку и попытался сделать шаг в сторону.
– Э, стоп, – сказал щекастый, уцепив его за локоть. – Ты, братек, задержись. Айда договорим, интересно же.
– Было бы с кем, – довольно явственно буркнул Костик, освобождая руку Гульшат.
Она поспешно вышла из-под арки, и сюрреалистичная беседа под сводом стала раскатистой и малоразборчивой. Подальше от этих клоунов, подумала она, но почему-то остановилась и оглянулась.
Чтобы увидеть, как Костик брезгливо, кончиками пальцев, тюкает щекастого в грудь, говоря что-то скошенным ртом, щекастый смотрит на него, подняв брови, а длинный, изогнувшись, неудобно, но сильно бьет Костика кулаком в лицо.
Гульшат замерла, вскинув руки ко рту, выше живота взвыл холодный фен.
Голова Костика мотнулась, он нелепо плюхнулся на грязную корку льда.
Щекастый нагнулся и так же брезгливо, кончиками пальцев, пихнул Костика в лоб. Костик задрал голову и что-то сказал, кажется, про Гульшат. Щекастый развел руками, обернувшись к Гульшат с изумленным лицом, как за поддержкой, а длинный, кажется, собрался Костика пнуть.
Гульшат завизжала.
Она не помнила, использовала ли слова или надсадно голосила на две ноты. Стояла и визжала неизвестно сколько – но долго. Умолкла, когда горло заныло от надрыва и, наверное, мороза, за черными окнами вокруг арки вспыхнули люстры, а щекастый с длинным, поначалу что-то говорившие и показывавшие в ее сторону, переглянулись и ушли в синий зев. Плюнув на ходу.
Гульшат не обратила внимания на это, как и на гулко растекающиеся под аркой обидные слова. Она брякнулась на колени рядом с несчастным дураком Костиком и бормотала какую-то чушь, стараясь поднять его из мелкого сугроба, надутого вдоль бордюра.