В ноябре 1942 года советские разведчики производили поиск: 19 ноября его провели разведчики 120-го стрелкового полка в районе деревни Строевка, а 29 ноября разведку осуществили воины 303-го стрелкового полка в районе деревни Прасоловка.
В декабре 1942 года, когда 50-я армия отмечала годовщину разгрома фашистов под Москвой, в гости к воинам прибыла делегация из братской Монголии во главе с премьер-министром Монгольской Народной Республики (МНР), главнокомандующим Народно-революционной армией маршалом Чойбалсаном[212]. Вот как описывает это событие М.Д. Максимцов в своей книге «И.В. Болдин»: «Морозное солнечное утро высветило поляну в сосновом лесу. Кругом – первозданная тишина. В сомкнутом строю застыли сотни солдат и офицеров: пехотинцы и танкисты, артиллеристы и саперы, прославившиеся в битвах под Москвой. Десять утра. В тишину ворвался сначала еле слышный, потом нарастающий гул моторов. Шеренги еще строже выровнялись и застыли. На поляну въезжают машины и останавливаются. Из первой выходят маршал Чойбалсан и командующий 50-й армией генерал-лейтенант И.В. Болдин. Вслед за ними – члены монгольской делегации: председатель Президиума Малого хурала Бумценбе, секретарь ЦК Монгольской народно-революционной партии Сурунжаб, герой халхин-гольских боев Гонгор, старый партизан Тохтохор, передовики скотоводства, писатели, поэты. Маршал Чойбалсан обходит строй, здоровается»[213].
Несколько дней провела монгольская делегация в гостях у воинов 50-й армии. Гости побывали в частях, на артиллерийских позициях, в окопах и блиндажах. Побывали у зенитчиков в районе села Мосур и у танкистов 108-й танковой бригады. «Танкистам было приказано показать мощь советских машин. Взревели моторы, все вокруг окуталось сизым дымом. Танки пошли на высоту. Нефедцев впереди. Многотонная стальная машина летит со скоростью 70 километров в час. И вдруг впереди ров шириною в четыре метра. Но он был успешно форсирован. За высокий класс испытания техники командующий 50-й армией объявил танкистам благодарность»[214]. Маршал Чойбалсан лично вручал награды танкистам. Майор Нефедцев – командир 63-го танкового батальона – из рук Чойбалсана получил кожаную куртку и шарф из козьей шерсти. Остальные танкисты получили овечьи полушубки. Делегаты вручали воинам подарки и письма из далекой Монголии. Маршал Чойбалсан раздал воинам награды, а Болдину прикрепил к груди высшую награду МНР – орден Красного Знамени. После прощального митинга у населенного пункта Котово высокая делегация покинула расположение войск 50-й армии.
Глава 8Подкоп
Ключевой позицией на Варшавском шоссе была высота 269,8. Местные жители называют ее Глазовской горкой. Противник построил на высоте прочные деревянно-земляные сооружения, дзоты, блиндажи, а подходы к вы соте прикрыл колючей проволокой и минными полями. С падением этой высоты противник терял контроль над участком Варшавского шоссе от Зайцевой Горы до Юхнова. Неглубокая оборона советских войск просматривалась гитлеровцами с высоты насквозь. Лишь пятидесятиметровая полоса, сплошь увитая нашими и вражескими проволочными заграждениями и усеянная минами, отделяла солдат 58-й стрелковой дивизии от противника. Выше, за первой траншеей гитлеровцев, шли дзоты, противотанковые орудия, минометы, огневые точки, а еще дальше – прочные блиндажи.
На Военном совете 50-й армии было решено подорвать узел противника на высоте 269,8. Решение это предложил командующий 50-й армией И.В. Болдин: «Часто, рассматривая карту, занимавшую чуть не всю стену, я раздумывал о предстоящих нам наступательных операциях, и всякий раз при этом мой взгляд останавливался на высоте с отметкой 269,8, что расположилась вблизи Зайцевой Горы. Высота находилась на пути к Варшавскому шоссе и являлась ключевой позицией на этом участке. Захват ее сулил нам выгоды в будущем.
Несколько наших попыток взять ее с ходу не увенчались успехом. Прекрасно понимая значение высоты, противник основательно ее укрепил. Было ясно, что при переходе наших войск в наступление бой за нее потребует больших жертв и времени.
Я ломал голову, стараясь придумать способ взять высоту заблаговременно и с меньшими потерями. И однажды у меня мелькнула мысль: а что, если сделать под высоту подкоп и мощным взрывом уничтожить засевших там гитлеровцев? Решил поделиться своими раздумьями со специалистами инженерного дела»[215].
Эту идею осуществили армейские саперы под командованием Михаила Даниловича Максимцова. Он составил схему и расчет подкопа, подобрал людей, бывших шахтеров. 23 августа 1942 года команда из сорока трех человек была сформирована и прибыла в лес, что в полукилометре южнее Фомино-1. Ядром группы стали старый шахтер из Донбасса Николай Стовбун, криворожский горняк Петр Наумов, молодой донецкий шахтер Сушко, калужский токарь Алексей Никитин, тульский слесарь комсомолец Майстренко, рабочие Казанского завода братья-близнецы Садыковы, сибиряк Потапов, москвичи Лобанов, Матюшенко, Мазай и другие. Старшим этой команды был назначен восемнадцатилетний лейтенант Владимир Новиков. Он прибыл в батальон из инженерного училища в марте 1942 года и сразу же попросился во взвод разведки, так как был уроженцем этих мест и хорошо знал окрестные леса, болота и подступы к Варшавскому шоссе. 23 августа 1942 года сорок три армейца-сапера начали вести подкоп. Грунт оказался тяжелым – плотная глина с галькой, а долбить необходимо было тихо. Породу в мешках вытаскивали лебедками и быстро рассыпали вдоль траншей и ходов сообщений, укрывая травой, чтобы к утру у колодца не оставалось никаких следов.
За первую ночь вырыли колодец глубиной более шести метров, со дна которого начали подкоп под высоту. Первую смену возглавил Николай Стовбун – потомственный шахтер из Донбасса. Он проработал четыре часа, сделав первые два метра выработки. И все-таки, несмотря на все предосторожности, немцы, по всей видимости, что-то заподозрили. В ночь на 14 сентября они предприняли разведку боем. После сильного артиллерийского обстрела началась атака. Саперам пришлось приостановить все работы в шахте и вместе с пехотинцами включиться в бой. Противник был отброшен, но в своей команде саперы недосчитались четырех человек, погибших при отражении вражеской атаки. Немецкое командование не оставляло попыток разгадать, что строят русские у подножия высоты 269,8. 18 сентября, подтянув резервы, немцы вновь провели атаку на позиции батальона. Саперам вновь пришлось прервать работу и пойти в бой. На этот раз бой не затихал до позднего вечера. Трижды гитлеровцы пытались ворваться в советские траншеи, и трижды наши солдаты отбрасывали их назад.
И действительно, инженерные работы советских саперов в районе высоты 269,8 были хоть и с опозданием, но замечены немецкими наблюдателями. Только вот их цель была врагу пока непонятна. Так, в работе Рольфа Хайнзе «Буг – Москва – Березина», изданной в Германии в 1978 году, находим:
«Однажды в районе Фомино наблюдатели сообщили о ведении земляных работ на советской стороне. В сентябре и в первых октябрьских днях они заметили вывоз светлого песка и его транспортировку из балки. Подразделения разведки стали вести звуковую разведку. Сначала предполагалось строительство блиндажей для личного состава. Но впоследствии появились сомнения, так как для них имелся более глубокий ход сообщения. На допросах пленных с вражеской стороны новой информации получено не было. Вся советская операция делалась втайне от располагавшегося там батальона. Не были также выяснены причины ночной доставки к месту крепежного лесоматериала на повозках и вывоз песка в мешках. Однако нас тревожила доставка примерно 150 стволов деревьев для штолен и набитых мешков, предположительно со взрывчаткой.
По приказу из штаба армии срочно были применены приборы для прослушивания. По ночам были слышны слабые шумы от производимых там работ, однако точно локализовать место не представлялось возможным. Русские показывали очень хорошую речевую дисциплину.
Устройство для прослушки находилось примерно в 40 метрах, перед нашей траншеей, тем не менее результатов оно не давало. Некоторые разговоры были похожи на отвлеченные беседы о каком-то взрыве или запланированном подрыве, но день и дата были не ясны. Русские на этом участке уже хотели осуществить прорыв прошлой зимой, отрезать подразделения, находившиеся в Фомино, и связаться с группами партизан под командованием Белова. Все их атаки были отбиты, и русские так и не продвинулись. Наши передовые позиции находились близко друг к другу».
Далее в этой же книге следует цитата из дневника наблюдателя 267-й пехотной дивизии вермахта: «Были слышны подозрительные шумы, отличные от шумов при строительстве обороны. Сильные земляные работы были слышны через микрофоны постоянно, с постов дозорных, через зонды 1, 2, 3, 4 напротив вражеской группы А1. Это были ясные шумы земляных работ. Удары киркой, царапающие звуки, удары от деревянных предметов, исходившие одинаково громко с зондов прослушки 2 и 3. Противник работал только с 2 до 4 ночи с многочисленными перерывами. После обстрела траншей врага шумы были еще сильнее.
С 25.09.1942 при наблюдении за врагом был виден необычно белый песок, который располагался в 50 метрах от траншей. На старом месте зондами 2 и 3 была поймана речь и оскорбления. Наши переводчики, из-за невнятности речи, ничего разобрать не смогли. 28.1942 в места зондов 1, 2, 3 были добавлены еще три зонда, но толку не было»[216].
Работа шла в заданном ритме. Но когда выработка продвинулась за 70 метров и советские саперы были уже под оборонительной линией противника, на глубине 10 метров произошел обвал. В забой ворвался песок-плывун. Тонны сыпучего песка заполнили галерею, засыпая заживо солдат и грозя погубить все дело. Благодаря тяжелому глинистому слою почвы обвал не достиг наружной поверхности высоты – иначе замысел советского командования был бы раскрыт. Трое суток команда не выходила из забоя, устраняя последствия аварии. Кроме гибели людей, обвал отнял много времени, потребовались дополнительные стойки для крепления, мешки с глиной и другие материалы. На сотом метре галереи бойцов подстерегала новая опасность. Саперы вошли в пласт углекислого газа.