волеизъявления народа», а не преждевременно прикреплять к «теоретически задуманным группировкам». Образование федераций эмигрантскими правительствами, слабо связанными со своими народами, может быть воспринято как навязывание народам решений, не соответствующих их желаниям. Иден вынужден был согласиться, что момент для решения вопроса о конфедерациях не назрел /143/.
Характерно, что позиция СССР о конфедерациях совпала с мнением о них ППР: «Проекты мирного сотрудничества народов Европы правильны, – писал орган ЦК ППР „Тrybuna Wolnoṡci“. – Трудно сейчас говорить о деталях. Следует, однако, констатировать, что свобода нашего народа неразрывно связана со свободой других народов Европы. Стремление народов объединиться в союзы и конфедерации на принципе уважения чужой свободы и исключения каких-нибудь враждебных намерений в отношении соседей считаем целесообразным и верным. В то же время монтирование блоков государств как жандармов Средней Европы… осуждаем со всей решительностью»/144/.
В Тегеране еще до начала общих заседаний «тройки» Рузвельт и Сталин встретились 28 ноября сепаратно. Обсудили вопросы послевоенной Европы, в частности Франции, Юго-Восточной Азии, Индии и других «английских» и «французских» владений, их будущей неколониальной судьбы. Президент заявил, что Россия должна иметь тепловодный порт в конце Южно-Маньчжурской железной дороги и получить возможность увеличить свой торговый флот, говорили о расширении взаимной торговли. И только о Польше не было сказано ни слова.
Для Черчилля «польский вопрос» был приоритетным.
Первое пленарное заседание в Большом зале советского посольства (ставшего резиденцией Рузвельта) за большим круглым столом, покрытым зеленой скатертью, началось в 16 часов 28 ноября. Военных и политических вопросов за этим столом в ходе конференции было решено много. Отметив, что для советской делегации основным военным вопросом было открытие наконец второго фронта и проведение операции «Оверлорд», за что выступал и Рузвельт, Черчилль потянул конференцию на Балканы и Средиземное море. Мы остановимся только на тех проблемах, что касались Польши.
После московских переговоров Э. Иден рекомендовал британскому кабинету, ради восстановления отношений СССР и Польши, признать границу 1941 г., компенсировать Польше ее территориальные потери границей на Одере, удовлетворить требования Сталина ограничить поставки оружия «польскому подпольному сопротивлению», так как, по словам Молотова на конференции в Москве, «в ненадежных руках оно едва ли принесет пользу», и «сотрудничать с ними и с английским правительством в изыскании удовлетворительного решения вопроса о польском подпольном сопротивлении», о Союзе польских патриотов и формируемых им войсках. Взамен Англия и польское правительство признали бы «линию Керзона» в качестве советско-польской границы. С этими идеями британская делегация прибыла в Тегеран. В общем, граница – за дипломатическое признание. 29 ноября в беседе с глазу на глаз со Сталиным Черчилль пытался убедить главу советской делегации начать переговоры с польским правительством. Свои разговоры о Польше Черчилль всегда начинал с напоминания, что Великобритания вступила в войну из-за Польши и имеет перед ней моральные обязательства. Напоминал о событиях осени 1939 г. Но будучи прагматиком, признавал, что теперь воюет бок о бок с Россией и «нет ничего более важного, чем безопасность западных границ России». Этот вопрос он считал нужным решить до вступления Красной армии на территорию Польши. Авторы работы о Черчилле утверждают, что он в Тегеране решил бороться за свободу поляков, а не за границы. «Польша погибала… Однако польское правительство в изгнании, в Лондоне, никто не избирал, следовательно, на самом деле не было никакого правительства в изгнании, а только польские демократы, которые жаждали подходящего случая вернуться в Польшу». «Лондонские» поляки – союзники, «но им не позволят в одностороннем порядке определять границы Польши, в которую они, возможно, рано или поздно вернутся». Границу немецкого государства определят победители таким образом, чтобы обеспечить защиту Европы, Польши – от Германии, а польские границы – чтобы обеспечить безопасность западных границ России /183/. Черчилль изложил свою идею о передвижении границ СССР, Польши и Германии на Запад, демонстрируя это на «трех спичках», вошедших в историю. Этим способом решилось бы обеспечение безопасности западных границ Советского Союза и было бы удовлетворено почти всеобщее требование польского народа о границе по Одеру/Одре.
На следующий день к проблеме вернулся Иден в разговоре с Молотовым. Их поддержал Рузвельт, начавший дискуссию на официальном заседании 1 декабря: «Я хочу выразить надежду, что советское правительство сможет начать переговоры и восстановить свои отношения с польским правительством». Сталин ответил, что вчера не было речи о переговорах с польским правительством. Вчера разговаривали о том, что нужно предписать польскому правительству то-то и то-то. Кстати, накануне Сталин выразил Черчиллю удивление, что вопрос о польских границах обсуждается без поляков, на что Черчилль заявил, что сначала великим державам нужно решить, что давать полякам, а затем уж разговаривать с польской стороной. Рузвельт тоже говорил, что он не намерен ехать на мирную конференцию и там торговаться с Польшей и другими малыми государствами о границах. Сталин на демарш коллег повторил советскую позицию, что СССР больше других держав заинтересован в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом России. «Мы за восстановление, за усиление Польши. Но мы отделяем Польшу от эмигрантского польского правительства в Лондоне». Отношения с ним были прерваны из-за того, что оно «присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз». Второй причиной было враждебное отношение эмигрантского правительства к Гвардии Людовой, к демократическому движению. Лишь при получении гарантии, что агенты польского правительства не будут убивать партизан, что оно откажется от антисоветской политики, поведет активную борьбу против немецко-фашистских оккупантов, а не будет заниматься устройством каких-либо махинаций, Советский Союз готов начать с ним переговоры. «Мы будем поддерживать хорошие отношения с правительством, которое призывает к активной борьбе против немцев». Говоря о махинациях, Сталин имел в виду приказ командования АК об уничтожении бандитских отрядов, под которые были подведены партизанские отряды ППР. Документ имелся в распоряжении Москвы и был предъявлен союзникам. Равно и другие материалы. Твердость Сталина, дошедшая до нетерпимости в отношении к АК, определялась тем, что советская разведка уже сообщила главнокомандующему о принятии польским правительством (опять не единогласно!) плана «Бужа» («Буря») – противостояния АК вступающим советским войскам не только на землях этнической Польши, но и на территории Западных Украины и Белоруссии. Сталин ставил таким образом возможность переговоров с «лондонским» центром в прямую зависимость от их отношения к демократическому лагерю: «Если оно (правительство) солидаризуется с партизанами и если мы будем иметь гарантии, что его агенты не будут иметь связей с немцами в Польше, тогда мы готовы начать с ним переговоры» – и продемонстрировал сказанное АК-овскими документами. Относительно же границ, продолжал Сталин, украинские земли должны отойти Украине, а белорусские —Белоруссии, то есть между нами должна существовать граница 1939 г., установленная советской Конституцией. «Советское правительство стоит на точке зрения этой границы и считает это правильным». Польша же должна получить справедливые и исторически обоснованные границы, которые будут фактором безопасности и устойчивого мира в Европе.
В ходе переговоров было принято предложение У. Черчилля о том, что «очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой „линией Керзона“ и линией реки Одер». Предусматривалось, что Польша получит Оппельнскую провинцию, Силезию, Восточную Пруссию. Не вызывал разногласий вопрос о выселении немцев из передаваемых Польше территорий в пределы послевоенной Германии. Но окончательное проведение границы требует тщательного изучения. Сталин добавил, что «русские не имеют незамерзающих портов на Балтийском море. Поэтому русским нужны были бы незамерзающие порты Кёнигсберг и Мемель и соответствующая часть Восточной Пруссии, тем более что исторически это исконно славянские земли. Если англичане согласны на передачу нам указанной территории, то мы будем согласны с формулой, предложенной Черчиллем». В Тегеране руководители трех союзных держав достигли принципиального согласия относительно «линии Керзона» и передачи Польше части германской территории, определили основы будущей территории этого государства. Сталин приехал в Тегеран, чтобы добиться гарантий по двум вопросам – открытия второго фронта (операция «Оверлорд» – высадка экспедиционных войск на севере Франции) и международного признания советско-польской границы по «линии Керзона». И он их получил/145/.
Союзники Польши шли навстречу требованиям Сталина. Они и не пытались отстаивать польские постулаты. Те меморандумы, заявления, послания, которые получали о них НКИД и Сталин, особенно после пересечения границы 1921 г., были обозначением деятельности при понимании невозможности изменения ситуации. В беседе со Сталиным 1 декабря 1943 г. Рузвельт сообщил, что он согласен на польские границы по «линии Керзона» и по Одеру. Но по внутригосударственным причинам (предстоявшие президентские выборы) он не хотел бы активно ангажироваться в польские дела до весны 1944 г., до выборов. Он не хочет рисковать потерять 6 – 7 (5 – 6) млн голосов американцев польского происхождения. Рузвельта, таким образом, больше волновали «американские польские голоса», чем сама Польша.
Конференция приняла «Декларацию о совместных действиях в войне против Германии и о послевоенном сотрудничестве трех держав», а также «Декларацию об Иране». Сталин заявил на конференции, что после того как Германия потерпит поражение, Советский Союз вступит в войну против Японии. В итоговой декларации было записано: «Мы выражаем решимость в том, что наши страны будут работать совместно как во время войны, так и в послевоенное время». Что касается войны,«мы согласовали наши планы уничтожения германских вооруженных сил, мы пришли к полному соглашению относительно масштабов и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга… Взаимопонимание, достигнутое нами здесь, гарантирует нам победу». Когда Сталин говорил, что не нужно создавать конфедерации и нежизнеспособные объединения дунайских государств, а Австрия и Венгрия должны существовать отдельно, отзвук этих рассуждений получил отражение в декларации: «Мы уверенно ждем того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвергаясь действию тирании и в соответствии со своими различными стремлениями и своей совестью». В связи с этим положением происходило и обдумывание вопроса о создании Организации Объединенных Наций, поднятого на московском со