Приближение освобождения страны войсками советского государства вызвали новые тенденции в позициях «лондонских» партий. На словах почти все они в 1944г. по-прежнему говорили, что желают добрососедских отношений с СССР. Эмигрантские круги, близкие к СЛ и Миколайчику, попытались наладить отношения с СССР. 5 января 1944г. польское правительство выступило с заявлением в связи с переходом Красной армией границы, существовавшей до 1939 г. Пространно перечисляя заслуги польского народа «в служении общему делу» и свою легальность и законность, а также то, что только оно выражает волю польского народа, поэтому признается страной и поляками на чужбине, а также союзными державами, далее оно заявляло об ожидании,«что Советский Союз, разделяя его взгляды на необходимость в будущем дружественных отношений между обоими государствами в интересах мира и предотвращения германского реванша, признает права и интересы Польши и ее граждан» /190/. Исходя из этого, оно еще 2 октября 1943 г. рекомендовало подпольным польским властям усилить борьбу против немецких оккупантов и уклоняться от конфликтов с советскими войсками (то есть дало приказ о реализации плана «Бужа»). «Если бы польско-советское соглашение, на которое польское правительство изъявило готовность, предшествовало факту перехода границы», оно дало бы возможность властям АК согласовать свои действия с советскими военными властями. Сообщив еще раз о «желательности» соглашения с СССР, заявление польского правительства подчеркивало «нерушимые права Польши», «священные принципы Атлантической хартии». Однако отказывалось обсуждать главный пункт советско-польских расхождений— границу между странами. И второй – о составе польского правительства. Свое отношение к границам и к заявлению правительства в эмиграции Москва высказала в заявлении советского правительства от 11 января 1944г., основанном на обсуждении этого вопроса в Тегеране. В заявлении говорилось, что «линия Керзона» может явиться исходным пунктом переговоров о границе двух государств, двух правительств. «В эти границы могут быть внесены исправления в пользу Польши в том направлении, чтобы районы, в которых преобладает польское население, были переданы Польше». Одновременно советское правительство обещало, что окажет содействие в воссоединении исторических польских земель на западе, в получении Польшей компенсации за счет Германии.
Советское правительство по-прежнему считало, что необходимо улучшение состава эмигрантского правительства, требовало отставки реакционных элементов, а фактически – лиц, подписавших заявление о Катыни, и включение деятелей «демократического образа мыслей» из СССР, США, Англии и Польши, что создало бы «надлежащие условия для установления хороших советско-польских отношений, решения вопроса о советско-польской границе и вообще для возрождения Польши как сильного, свободного и независимого государства».
Правительство в эмиграции в декларации от 15 февраля 1944 г., составленной при консультации Э. Идена, соглашаясь в принципе на обсуждение вопроса об изменении границы на востоке, умолчало о «линии Керзона», фактически отказавшись от нее, заявив о согласии установить демаркационную линию, проходящую восточнее Вильнюса и Львова. На запад от нее администрация перейдет в руки польских властей, на восток – советской администрации при участии (контроле) представителей других государств. Решать пограничные проблемы будет мирная конференция. Вторая резолюция от того же числа отвергала предложения об устранении со своих постов политических деятелей, настроенных антисоветски. Появление демаркационной линии— это был, по объяснению Миколайчика Андерсу, «оговоренный с англичанами тактический шаг, цель которого— показать отсутствие у России доброй воли, так как заранее заведомо известно, что она на это не согласится».
Сталина возмутило предложение включить в разрешение советско-польских территориальных проблем иные государства. Его также беспокоило, что из-за поляков может нарушиться сотрудничество трех держав, что поляки вносят «разлад» в их отношения, о чем он сказал в переписке с Рузвельтом. Черчилль прилагал усилия склонить Миколайчика к принятию предложений советского правительства и тем открыть себе дорогу в Польшу. Эта сторона польской проблемы стала для британского премьера главной. Его посол Кларк Керр 2 февраля имел долгую беседу со Сталиным. В отчете об аудиенции он сообщил в Лондон: «Сталин… утверждал, что если он получит „линию Керзона“ и новое польское правительство, дипломатические отношения с польским правительством будут восстановлены, и ему позволят вернуться в Варшаву, быть свободным и независимым» /148/.
Ободренный отчетом своего посла, Черчилль пригласил вновь Миколайчика, Ромера и Рачиньского. Встреча не принесла желаемых Черчиллем результатов. Польские министры настаивали на демаркационной линии, а не на установлении границы. Черчилля же продолжал беспокоить Союз польских патриотов, и он недвусмысленно предостерегал Сталина от создания альтернативного верховного органа в Польше.
Союзники Польши пока шли навстречу требованиям Сталина. Это проявилось и в выступлении Черчилля в Палате общин, где он делал доклад по Тегерану. Союзники не пытались твердо отстаивать польские интересы, так как уже готовились «в белых перчатках» выступить на заключительном этапе войны в Европе. После пересечения Красной армией рижской границы 1921 г. все понимали невозможность изменить ситуацию в пользу нереформированного правительства Миколайчика. Понимал это и Миколайчик. 17 марта 1944 г. он информировал Делегатуру в стране: «Во всей польско-советской полемике последних недель правительству было нужно так дипломатично разыграть спор, чтобы ответственность за то, что он не ликвидирован и даже обострился, легла не на Польшу, а на Советский Союз… Стояли и стоим на том, чтобы по вопросу восточной границы ничего плохого (ujemnego) не предопределять… Наша тактическая цель – избежать изоляции Польши, показать полную ответственность Советов за конфликт, а также их далеко идущие империалистические планы – была несомненно достигнута в отношении большей части англо-саксонского общественного мнения… Должен вас решительно предостеречь, что наши союзники не намерены идти на вооруженное столкновение с Советами, а наоборот, имеется твердая линия на сотрудничество с ними после войны и принятие во внимание их нужд»/149/.
Рассмотрев итоги двухмесячных тяжб с правительством в эмиграции, советское правительство пришло к выводу, что оно не способно установить нормальные отношения с СССР. 3 марта 1944 г. Сталин сообщил Рузвельту: «Приходится констатировать, что решение о советско-польских отношениях не назрело»/150/.
Особенно сопротивлялась восстановлению отношений с СССР на предлагаемых великими державами условиях так называемая президентская группировка во главе с президентом С. Рачкевичем и командующим вооруженными силами генералом К. Соснковским. Их Сталин даже охарактеризовал как профашистские, империалистические элементы. Вопросы отношения к СССР, к национально-освободительной борьбе, проблемы будущего государственного строя Польши являлись предметом дебатов и все более углублявшихся тактических и политических расхождений в правительстве, а также между Делегатурой и командованием АК. Об остроте противоречий, в частности, свидетельствовали перманентные кризисы в правительстве, угрозы об отставке.
Сталин еще не исключал польского правительства как субъекта переговоров после его реорганизации. Но хотел разговаривать с «живыми поляками», а не посредниками. Имеющиеся воспоминания о переговорах Сталина с польскими деятелями того периода, да и переписка с Рузвельтом и Черчиллем, позволяют сделать вывод, что Сталин хотел придать послевоенной польской власти коалиционный многопартийный характер, со включением «поляков» из США, Великобритании и СССР. Стратегической линией советского руководства было именно создание «единого правительства из поляков, проживающих в Англии, Америке и России. Это способствовало бы собиранию сил поляков. Такое правительство было бы признано Англией и Америкой». Сталин еще раз это повторил 17 мая 1944 г. Оскару Ланге – общественному деятелю польского происхождения, проживавшему тогда в США: «Мы заинтересованы в создании сильной Польши с армией. Это не игра. Это наша установка». Он уверял Ланге, что у СССР нет намерения поглощать Польшу, устанавливать там советскую администрацию, проводить советизацию и коллективизацию («Для коллективизации в Польше нет почвы»). Советскому Союзу нужна Польша сильная не только в военном отношении, но и в экономическом. Советский лидер достаточно откровенно объяснял, почему это СССР необходимо46. Сталин просил Ланге выступить организатором прямых переговоров с Миколайчиком. Несколько ранее на встрече с ксендзом С. Орлеманьским, также деятелем полонии в США, Сталин успокаивал поляков, что он позитивно относится к католическому костелу и не допустит какого-либо ущемления поляков в религии. Но ясно дал понять, что если до того, как Красная армия займет Польшу, не будет достигнуто советско-польское соглашение, он передаст административное управление в стране местным властям. Иными словами, Сталин предусматривал разные варианты решения вопроса о власти в Польше.
Возможно, что демонстрация перед Ланге, которого Василевская предлагала в состав польского правительства, готовности к контактам с эмигрантскими деятелями до генерала К. Соснковского включительно, а также просьба встретиться с Миколайчиком и обсудить некие промежуточные варианты создания правительства или комитета «в районе Польши», указания послу В. З. Лебедеву вести в Лондоне переговоры не только с Миколайчиком, но и с С. Грабским – были тактикой. Польская сторона, однако, этим не воспользовалась. Она обсуждала 4 июля 1944 г. на волне акции «Бужа» возможность полета всем правительством в Польшу без договоренности с командованием Красной армии. (Не это ли да инструкции по «Буже» были причинами отказа самолетам союзников приземляться в Польше во время Варшавского восстания?)