Пик схватки пришелся на 4 сентября, когда, как оказалось, синхронно заседали руководства Великобритании и Советского Союза. Британский военный кабинет, обвиняя СССР в отсутствии помощи Варшаве, грозился в качестве ответной меры наложить на Советский Союз, как теперь говорят, санкции: задержать все конвои с военными материалами для СССР. Правда, подобный шаг не решились сделать. Но Черчилль предложил Рузвельту направить американские самолеты на советские аэродромы без формального согласия Москвы. Поставить Сталина перед фактом и посмотреть, что произойдет. Рузвельт остудил коллегу. Он считал, что это плохо скажется на союзнических отношениях и дальнейшем ходе войны.
Черчилль нашел иной выход. 5 сентября 1944 г. военный кабинет Великобритании обратился к советскому правительству (наркому иностранных дел) с призывом «оказать всемерную помощь, которая может быть в его силах» населению Варшавы и «предоставить возможность для самолетов Соединенных Штатов приземляться с этой целью на ваших аэродромах». Оперировали они опять общественным мнением, духом союзнического сотрудничества. Тем, что «независимо от правильностей или неправильностей в отношении начала восстания в Варшаве, само население Варшавы не может нести ответственности за принятые решения».
Обращение запоздало. 4 сентября заседал ГКО, который вновь рассматривал вопрос о помощи варшавским повстанцам и, собрав все сведения о восстании и политической возне вокруг него, во многом пересмотрел свою позицию относительно восстания, что не исключило сохранения принципиальных оценок руководителей восстания. Сталин придерживался принципа: «лучшая и действительная» помощь полякам-антинацистам – действия Красной армии по освобождению Польши и Варшавы от гитлеровской оккупации. Сбросы Сталин считал малоэффективной помощью, сеющей ненужные иллюзии.
Отношение советского руководства к сбросам прошло три основные фазы. Первая декада августа – согласие на них: «Нам оружия не жалко». Как говорилось, есть сообщения о сбросах (неудачных!) в мемуарах наших маршалов и в документах правительства. Есть сообщение Молотова английскому послу 14 августа. Второй период – после 12 августа – стремление отмежеваться от организаторов восстания. Но и тут без дат сообщения о сбросах, направлении связных и разведчиков. И. Колос25 ясно пишет, что их группа была не первой и их переброской интересовался сам командующий фронтом и их напутствовал.
Одновременно идут политические баталии между Сталиным и Черчиллем, который вынуждает присоединяться к нему и Рузвельта, занимавшего осторожную позицию. Недаром в определенных кругах польских историков-публицистов бытует мнение, что Рузвельт предал Польшу. В интервью Рокоссовского А. Верту (напомним – 26 августа 1944 г.) есть знаменательный пассаж: «Военная обстановка на участке к востоку от Вислы гораздо сложнее, чем вы себе представляете. И мы не хотим, чтобы именно сейчас там вдобавок находились еще английские и американские самолеты. Думаю, через пару недель мы сами сможем снабжать Варшаву с помощью наших низколетящих самолетов».
Вопрос о сбросах решался, видимо, не единолично. Каждый раз собиралось высшее советское руководство. Так было и 4 сентября 1944 г., ознаменовавшего начало третьего этапа. Поскольку вопрос в литературе недостаточно исследован, нельзя сказать, происходили ли изменения только под влиянием раздражения в связи с оголтелой антисоветской пропагандой на Западе и в самой Польше, к тому же в пятую годовщину начала Второй мировой войны, или под давлением союзников, просьб ПКНО, или они были связаны с подготовкой к непосредственному штурму Праги/Варшавы.
После заседания ГКО в ответ на письмо из Англии британскому правительству было направлено послание от имени советского правительства о Варшаве. Оно было по-прежнему жестким в оценке факта организации восстания без согласования с СССР: советское правительство уже сообщало британскому правительству свое мнение, что «за варшавскую авантюру, предпринятую без ведома советского военного командования и в нарушение оперативных планов последнего, несут ответственность деятели польского эмигрантского правительства… Никакое командование в мире, ни аонглийское, ни американское, не может мириться с тем, чтобы перед фронтом его войск было организовано в большом городе восстание без ведома этого командования и вопреки его оперативным планам. Понятно, что советское командование не должно составлять исключение». Послание по-прежнему утверждало, что лучшая помощь и наиболее эффективная— военные действия по разгрому гитлеровцев. Послание советского правительства отметало утверждение, что оно оказывает «недостаточную» помощь польскому народу, Варшаве. Только советские войска проливают кровь за освобождение Польши. Уже освобождено более четверти территории страны.
Позиция и действия Англии и руководства восстания противоречат духу союзного сотрудничества. Если бы британское правительство своевременно предупредило командование Красной армии о намеченном восстании, то дела с Варшавой приняли бы другой оборот.
Послание советского правительства аргументированно отвечало на обвинения британского и выражало уверенность, что только «правдивое изложение фактов о событиях в Варшаве даст полное основание для общественного мнения безоговорочно осудить авторов варшавской авантюры и правильно понять позицию советского правительства»/325/.
Именно в этом послании советское правительство, поставив вопрос о необходимости правдивого изложения фактов и информации обществу, предложило организовать беспристрастную международную комиссию для выяснения, по чьему приказу было начато восстание, кто виновен в том, что советское военное командование не было уведомлено о восстании заранее, проанализировать ход военных действий и т. д. Черчилль отказался, предложив все оставить истории и историкам.
Сбросы оружия, медикаментов, продовольствия – малоэффективная форма помощи. «Если вы, однако, сильно верите в эффективность такой помощи и настаиваете на том, чтобы советское командование организовало совместно с англичанами и американцами подачу такой помощи, то советское правительство может согласиться на это»/326/.
Молотов, вручив ответ советского правительства Кларку Керру, подтвердил, что терпящим бедствие союзническим самолетам будет и впредь оказываться помощь. Но в районе Варшавы идут непрерывные бои, и непредусмотренное появление несоветских самолетов «может вызвать печальное недоразумение, на что обращаю ваше внимание»/327/. (Примерно в эти же дни подобное произошло в небе над Югославией. Американские самолеты не определили советских, приняв их за немецкие. Обе стороны понесли значительные потери.) Поскольку в советском послании было упоминание о необходимости плановости в деле сбросов, английская сторона сразу выступила с планом организации дневной экспедиции… американских «летающих крепостей».
9 сентября советское правительство дало разрешение на челночные полеты американских «крепостей». Совершен был, однако, всего один «пропагандистско-избирательный» полет 18 сентября. 101 самолет (другие цифры —110, 107 или 80) с высоты 4—5 км сбросили 1 284 контейнера. Повстанцы получили 19. (Другие цифры: 15 и вплоть до нуля.) Остальное досталось вермахту и Красной армии —часть в 40 км от Варшавы. Сбито было два самолета (один самолет) Наблюдатели Красной армии подсчитали, что повстанцам достался 21 парашют, Красной армии-19., немцам-960. Далее у западных союзников пошли разговоры, что результат неэффективный, световой день сократился и т. д. Итоги пролета американцев, которого они так трепетно ждали, чрезвычайно расстроил Крайовый совет министров. Низы, в частности врач АК, парашютные сбросы союзников сочли не практической помощью, а красивым жестом/326/.
Командование 1 БФ переброску сражавшимся в Варшаве повстанцам оружия, боеприпасов, продовольствия и всего необходимого для продолжения борьбы возложило на авиацию 16-й воздушной армии и на 2-й польский полк ночных бомбардировщиков «Краков» (1-я польская авиадивизия была в оперативном подчинении командующего 16-й воздушной армии). Соответствующим авиаслужбам Красной армии загодя была дана директива переоборудовать более 580 самолетов По-2 (589) для прицельного сбрасывания грузов без парашютов с высоты 100— 150 м (а часто летали в 5 – 30 метров над крышами домов) на условленные сигналы с земли и по конкретным запросам. Для этого оказалось необходимым завезти с центральных баз немецкое оружие и боеприпасы, поскольку трофеи уже были собраны и вывезены, получить необходимый дополнительный бензин. Первый сброс с переоборудованных самолетов был проведен в ночь на 10 сентября. Всего советская авиация сделала 4 821 самолетовылет. 2 435 вылетов было произведено для сброса восставшим оружия, медикаментов и продовольствия, боеприпасов и т. д. 1 361 раз вылетали по просьбам повстанцев на бомбардировки объектов вермахта и штурмовые атаки, 925 раз – на охрану районов, занятых повстанцами, и на разведку для них. Сведения эти были направлены за подписью командующего 1 БФ Рокоссовского, члена военного совета фронта Телегина и начальника штаба Малинина непосредственно Сталину, настолько заинтересованному в получении конкретных данных о помощи повстанцам, что он дважды сам звонил К. Ф. Телегину, в частности 1 октября, и спрашивал, дает ли тот в своей информации материал, разоблачающий провокационную линию Бура в вопросах советской помощи Варшаве. 2 октября донесение о результатах акций было в Москве. О положении в Варшаве и Праге Сталин требовал доклады дважды в сутки. В сборнике 2016 г. имеются документы о том, что Бур уже с 10 – 11 сентября «уменьшал» размер и значение советских сбросов, которые КРМ 16 сентября признала «достаточно серьезными». Так и шло. Рокоссовскому: «Поддержанные сбросами прошлой ночи, мы продолжаем сражаться». В Лондон о том же сбросе Бур-Коморовский писал: «Даже незначительные сбросы…» Крайова рада министров (КРМ) также не удержалась и приняла положение: «Наша печать должна отмечать, что благодаря действиям нашего правительства удалось получить помощь союзников (для КРМ это всегда значит „западных союзников“ –