8 сентября и сразу после занятия Праги через Вислу были переброшены офицеры —связные с оборудованием для установления связи. С разрешения генштаба Рокоссовский сообщил в штаб АК код своей рации. Связи, звонка не было. Бур утверждает, что советскому командованию были даны координаты кабель-колодца на Праге, по которому можно было позвонить в штаб АК. Сообщили о кабеле в такой форме, что, дескать, Рокоссовский должен представиться Буру-Коморовскому. От повстанцев был передан код. Получили радиограмму из центрального района. Привычный сценарий: код иной. (Сталин говорил 16 октября 1944 г. Черчиллю, что «не слышал от Миколайчика ни одного слова благодарности по адресу Красной армии, которая освобождает Польшу. Миколайчик… думает, что русские нанялись к нему». ) От советских разведчиков-связистов командование АК требовало политических полномочий на ведение межгосударственных переговоров, хотя по польскому же статусу они сами таких прав не имели. Относительно устойчивы связи были с середины сентября с Жолибожем: обмен радиодепешами, курьерами, корректировщиками огня и сигналами для сбросов. Но аспект «связь» предстоит изучать, пока он не обеспечен документами.
Шум, поднятый союзниками вокруг помощи восставшим объясняется их собственными политическими и военными «заботами». Рузвельту нужны были на выборах в США голоса поляков-избирателей. Черчиллю – дополнительный политический капитал в лагере эмигрантского правительства, а возможно, и угодное ему правительство в Варшаве. На послание Сталина от 22 августа 1944 г. ни Рузвельт, ни Черчилль не ответили. Не в их интересах было усиливать напряжение. Рузвельта к тому же беспокоили долгосрочные перспективы войны. Нужна была помощь СССР в войне с Японией. В Британии более беспристрастные государственные мужи вроде лорда Бивербрука считали, что нечего распространять антисоветские слухи, а «трагедия Варшавы в том, что русские столкнулись с неожиданной и серьезной неудачей у самых ворот города из-за подхода тех самых бронетанковых дивизий, которые пропустили поляки… Но каковы бы ни были причины трагедии, дружба с Россией для нас гораздо важнее, чем будущее англо-польских отношений»/333/.
В сентябре английские самолеты только трижды посылались к Варшаве: военный кабинет пришел к заключению, что оказание помощи Варшаве с воздуха «с военной точки зрения является неоправданным». Так что проблему они тихо спустили на тормозах. Черчилль, однако, решил еще лично переговорить со Сталиным, урегулировать тревожившие его вопросы появления Красной армии в центре Европы и на Балканах. Он напросился на приглашение в Москву.
5.27. Капитуляция восстания. Его итоги
Летне-осеннюю кампаонию 1944 г. Красная армия завершила с внушительными военными и политическими успехами. Была восстановлена довоенная государственная граница страны. Враг был изгнан с ее территории. С одним исключением— ему не дали уйти с юга Прибалтики, блокировав 500-тысячную группировку вермахта, 30 дивизий, не позволили ринуться на помощь немецким войскам в Восточной Пруссии или под Варшаву, и медленно ее добивали. Медленно потому, что не удалось полностью перекрыть ее контакты по морю. К осени 1944 г. она уменьшилась до 200 тыс. Остатки ее капитулировали 8 мая 1945 г. /334/. В августе – начале сентября были выведены из войны союзники Германии Румыния и Болгария, установлены контакты с партизанами Тито в Югославии. Подписала капитуляцию Финляндия. Началось освобождение от немецко-фашистской оккупации союзных стран —Польши и Чехословакии.
Положение Красной армии и СССР оставалось, тем не менее, сложным. В основном политически, престижно. Надо было спешить: союзнические войска на Западе уже вступили в пределы Германии. Хотя их главнокомандующий генерал Эйзенхауер сообщил в марте 1944 г. советскому командованию, что не будет брать Берлин, исключить этот факт было опасно. На военное командование оказывалось сильное политическое давление. Да и сам Д. Эйзенхауэр высказывался недвусмысленно. Он писал Б. Монтгомери, британскому командующему: «Если у меня будет возможность взять Берлин, я его возьму». Эту же мысль высказал Рузвельт Черчиллю: «Если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять».
Война близилась к концу. Но нельзя было на последнем рывке к Берлину необдуманно рисковать, ошибиться. Но и затягивать войну было опасно. Хотя Геббельс выдвинул и осуществлял теорию большой лжи, не без основания было бахвальство гитлеровцев возможностью выхода на фронт нового «победоносного», «секретного» чудо-оружия. В рейхе были на подходе к завершению работы по ракетам, по атомной бомбе и радиоактивному газу. Усовершенствовались самолеты-снаряды, бившие по Лондону, фактически предшественники баллистических ракет. Гитлеровские войска на восточном фронте продолжали ожесточенное сопротивление. На западном то и дело «подставлялись», давая англо-американским войскам двигаться на восток. Вообще надо было поспешать не спеша, используя всю мощь страны, превзошедшей Германию по производству боевой техники.
Однако появилось в советской армии новое психологическое явление, которое надо было учитывать и купировать точностью действий и их материально-техническим обеспечением. Вот как написал об этом писатель-фронтовик Даниил Гранин: «У нас была мечта взять Берлин, отомстить за все поражения, окружения, за пленных; за четыре года, украденных из жизни, за погибших, поторжествовать, подняв свой флаг над развалинами Рейхстага. Всю войну мечталось. Но когда приблизились к границам Германии, появилось и другое— уцелеть, добраться домой, война выиграна, теперь хорошо бы не подставиться»/335/.
Сталин положение под Варшавой продолжал считать неудовлетворительным. Прямое форсирование в черте города – сомнительным: «Висла —серьезная преграда». К тому же, по донесению К. К. Рокоссовского и члена военного совета 1 БФ К. Ф. Телегина, при непосредственных боях за город рассчитывать на помощь военных отрядов не представляется возможным: отряды АК «никакой реальной силы в борьбе за Варшаву не представляют, и рассчитывать на их сколько-нибудь существенную помощь нельзя». Донесение К. К. Рокоссовского и Г. К. Жукова доказывало, что еще не восполнены потери Красной армии в ходе операции «Багратион» и последующих боев (в дивизиях по 3 – 3,5 тыс. солдат и т. д.).
29 сентября Сталин писал Рузвельту: «В настоящее время советские войска заняты ликвидацией прибалтийской группы немецких войск, висящей над нашим правым флангом. Без ликвидации этой группы нам невозможно продвигаться вглубь Восточной Германии». Идентичное послание было направлено Черчиллю. Впоследствии планы были видоизменены (и группировка изменилась). Перед советскими войсками в отношении этой группировки были поставлены ограниченные задачи: удерживать, не допуская их прорыва и переброски для подкрепления войск в Германии, обессиливать боями, сужать занимаемую территорию.
В Варшаве, по сообщениям советских разведчиков, Олега в частности, во второй половине сентября руководство АК, средние и даже низшее слои организации, раздирали противоречия по военным и политическим вопросам. Делегатура не могла больше сдерживать роста сочувственных настроений в отношении Красной армии, которые появились среди повстанцев и росли среди горожан, несмотря на пропагандистскую работу информационного ведомства Яна Жепецкого (1899 – 1983). Даже Монтер-Хрущчель направил военному министру М. Кукелю послание: «Докладываю, что члены руководства штаба Бура, как главные инициаторы преждевременного начала восстания, потеряли доверие армии и общества и с ними не следует считаться»/336/. Монтера за его склонность поменять Бура на Ролю-Жимерского объявили сошедшим с ума— не выдержал-де психологического напряжения. Несмотря на периодические контакты, бои продолжались. 27 сентября пал Мокотув. Остались центр города и Жолибож.
Положение населения Варшавы становилось все трагичнее. 28 сентября гитлеровцы выступили с очередной инициативой переговоров. Дескать, люди Баха заботятся о положении и судьбах населения, оказавшегося во фронтовом городе. (26 сентября заявило о себе Повстанческое демократическое соглашение.)
Капитуляция вела за собой проблему легализации. Когда 9 – 10 сентября в РЕН и КРМ решали, что восстание находится на той стадии, когда его следует прекратить, обсуждали проблему легализации перед немцами, все было просто: надо сохранять кадры и преемственность. Поэтому постановили, что легализуется один Янковский, возьмет на себя ответ за организацию восстания. Остальные министры, органы делегатуры, политические партии уйдут в подполье. Естественно, объявят внутри страны, что виноваты Россия и ПКНО. Вне страны— Россия и западные союзники. Когда после освобождения Праги Красной армией зашла речь, что надо легализоваться перед Советами, решили предстать перед ними уже существующей властью и продолжать одновременно против них борьбу, заранее определив, кому идти «в лес». Легализации придать громкое политическое звучание, но ограничив тем кругом лиц, которые уже «засветились». Во всяком случае, Монтеру из-за угрозы интернирования не надо идти приветствовать большевиков. Срочно были приняты меры, чтобы опубликовать все принятые законы, завершить выработку устава управления городом и – о, новые времена! – официально поинтересоваться у ППР, войдут ли ее представители в состав городской рады. 28 сентября, обсудив положение в городе, КРМ решила, что когда фон дем Бах усиленно навязывает контакты, а представитель АК поехал на переговоры, когда до полудня не замечено никаких продвижений войск Рокоссовского, легализация властей г. Варшавы не является актуальной. Тем более, что восстание выполнило свою моральную и политическую задачу. Хотя контакты с немцами проходили в традициях дипломатического этикета, взаимной вежливости, признания героизма повстанцев, польской стороне было заявлено, что обстрелы и наступление на их позиции не прекратятся до момента подписания акта о капитуляции. Бур сообщил 29 сентября на заседании КРМ, что особенно интенсивно немцы собираются атаковать Жолибож. Они не прервут переговоров и дадут польской стороне время для обсуждения ситуации с Лондоном. Но на 30 сентября уже был намечен первый день выхода гражданского населения из Варшавы. (Эмигрантское правительство согласие на капитуляцию уже дало, а девять генералов из Лондона ее «рекомендовали». )