Видя неудачу для своих целей восстания, а с другой стороны – подвижки в консолидации политических сил на левом фланге, настроения горожан и даже в своих рядах, положение в Варшаве – руководство АК приняло решение принять предложение фон дем Баха о капитуляции и уйти вновь в подполье. Новым руководителем делегатуры и политическим куратором подпольных военных сил был определен С. Корбоньский. Усилились работы по укрытию будущих арсеналов: закапывалось оружие, предпринимались меры по безопасному хранению основных архивов в Варшаве, вывозу из города важных архивных документов последнего периода. Рассматривались вопросы о безопасном вывозе денег из Варшавы. В итоге были закопаны «на будущее» 1 500 млн. злотых. Не были забыты и личные финансовые интересы руководства подпольем и восстанием. Чинам делегатуры выдали жалованье по февраль включительно. Не были забыты и сотрудники и члены РЕН.
Уже приняв эти решения и практически договорившись с фон дем Бахом о капитуляции, был предпринят политический маневр с элементами шантажа, который должен был представить перед миром виновником капитуляции восстания Россию. Дав уже согласие на капитуляцию, 30 сентября Миколайчик направил Сталину послание: «В этот последний, трудный час я обращаюсь к Вам, чтобы Вы дали приказ о немедленных операциях, которые выручили бы гарнизон Варшавы и освободили столицу. Генерал Бур обращается с таким же призывом к маршалу Рокоссовскому». Бур писал: «Если Варшава в течение трех дней не будет занята Красной армией, если мы не получим немедленной поддержки авиацией, а также интенсивного огня артиллерии по ранее указанным целям, то можно не удержаться и в этот срок».
30 сентября обманными сведениями командования АК и военной силой гитлеровцев заставили сдаться Жолибож, наладивший связи и сотрудничество с правым берегом Вислы. Здесь после трехдневной артиллерийской подготовки против повстанцев были двинуты войска. Гитлеровцы одержали «блестящую» победу. Бах 30 сентября доносил Гиммлеру: «Сегодня 19-я танковая дивизия, усиленная двумя полками, в двухдневных тяжелых боях захватила три четверти Жолибожа. В результате моих переговоров с генералом Буром польский комендант Жолибожа капитулировал… Пленных 800, убитых 1 000, эвакуировано населения 15 000». «Достойная победа» – танковая дивизия и два полка пехоты регулярной, профессиональной армии против 1 800 человек, многие из которых впервые в жизни взяли в руки оружие. Правда, вооружены они были для повстанцев прилично и дрались отчаянно. В том числе разведчики сообщили, что «находившийся в составе АК взвод русских военнопленных (22 чел.) беспредельно храбро дрался и весь погиб в боях с немцами». (В ряде документов говорится, что русский отряд был при АЛ. Или их было несколько?) После боев у повстанцев еще остались: противотанковая пушка, противотанковые ружья (52), пулеметы (106), минометы (25), огнеметы (2), не говоря об автоматах (405), винтовках (495) и пистолетах (90), гранатах, полутонне взрывчатки, сотнях тысяч патронов (467тыс.) и другом военном снаряжении/337/ Бур_-Коморовский просчитал силы наступавшие на Жолибож несколько иначе: пехотная дивизия, две артиллерийских дивизии и батальон танков..Но тоже несопоставимые цифры. Но повстанцы приняли бой!.
Оставался непокоренным центр города – Средместье. Но и он был обречен сложить оружие.
Германская сторона стремилась скорее закончить этот «цирк», «театр» с Варшавой. Переговоры о капитуляции протекали в «дружественной» обстановке». Олег (И. А. Колос) сообщал в отчете о «командировке» в Варшаву, что «руководство АК приняло решение потребовать от всех офицеров присяги на беспрекословное выполнение всех приказов АК, независимо от их содержания, а также отдало распоряжение признавать документацию только за подписями представителей АК».
Армия людова, ее командование и бойцы, а также Объединенные демократические силы были против капитуляции. Против них начались ранее не наблюдавшиеся (открыто) «эксцессы», вплоть до физических расправ. Единства в АК не было по-прежнему. Поэтому велась усиленная пропаганда как со стороны АК, так и вермахта и СС. Польский историк Ч. Мадайчик писал, что согласие Гитлера на переговоры в сентябре 1944 г. сопровождалось более успешной пропагандой, чем в 1943 г. Ее лейтмотивом было— союзники бросили Польшу. Немецкая печать выражала «сочувствие» полякам. Превозносила великодушие позиции Гитлера в отношении повстанцев. Распускались слухи, что немцы заключили перемирие с Англией и США и начинают совместную войну против СССР. Что советские войска покинули Прагу. (Отчасти верно, Красная армия двинулась дальше. В Праге оставлены были в основном польские части.) Гитлеровцы намекали, что у повстанцев будет возможность повернуть оружие против России. И все это во имя монтирования польско-немецкого фронта против СССР, вбивания клиньев в отношения между СССР и западными союзниками. Наконец, для организации для себя лучших условий вожделенного (сепаратного) мира/338/.
На переговорах о капитуляции с представителями АК и гражданских организаций (Красного креста, Главного опекунского совета и г. Варшавы) гитлеровцы стремились обеспечить себе условия спокойного тыла и заполучить союзника в проведении новой «умной» политики, основу которой должно составлять снижение уровня репрессий. Майор СС Фишер – представитель фон дем Баха – 28 сентября 1944 г. «по-товарищески» сказал людям Бура, что по его мнению и мнению многих немецких офицеров, включая также генерала Баха, мы (то есть АК) должны понять необходимость разумного окончания варшавского «безумства», а также не мешать немцам использовать все свои силы на варшавском направлении для борьбы с «общим врагом— большевиками». Ему вторил генерал Рор: «Польские политические деятели достигли цели, которую они ставили— известности… Что бы [вы] ни утверждали, господа, но рано или поздно мы пойдем вместе против большевиков»/339/.
Идею эту пространно развил в своем отчете о восстании однофамилец переговорщика губернатор Фишер. Это он предлагал начать в Польше «умную политику»: «Европейская идея получила широкое распространение среди польского народа. Но до сих пор поляки постоянно озабочены тем, что им не достанется места в этой объединенной Европе (фашистской Германией объединенной —В. П.). Если сейчас им дать надежду на то, что в этой новой Европе они смогут жить в соответствии со своими правилами и традициями, то именно сейчас в генерал-губернаторстве можно будет добиться наибольшей заинтересованности подавляющего большинства польского народа в проведении этой германской политики»/340/.
Западные державы перед подписанием акта о капитуляции восстания наконец признали за Армией крайовой права комбатантов, чтобы не подводить солдат АК под расстрел.
2 октября 1944 г. Бур-Коморовский направил в Штаб Верховного Главнокомандования шифрограмму: «02.10.1944 было подписано соглашение о прекращении боевых действий в Варшаве. В 20:00 2 октября прекращаются немецко-польские военные действия на территории столицы. Выход отрядов из Варшавы с оружием на правах комбатантов с целью сложить оружие за стенами города: одного полка – 4 октября в 8:00, остальных подразделений – в течение дня 5 октября. Гражданское население по мере возможности обеспечено заботой, но, увы, при массовой эвакуации». Офицеры могли сохранить личное холодное оружие (bialа broṅ bocznа). Польскими формированиями посчитали все отряды, практически подчиненные командующему АК с 01.08.1944 до дня подписания соглашения. Надзирать за пленными в лагерях будут немцы, а не представители других национальностей. АК обязалась выдать всех пленных и интернированных немцев. Представители вермахта обязались не преследовать военнопленных (=АК) за военную и антинемецкую политическую деятельность, нелегальное прибытие в Польшу до, во время и после лагеря. Признать их чины и звания, документы, псевдонимы.
К жителям Варшавы не будет применена коллективная ответственность. Они не будут преследоваться за деятельность во время восстания в органах власти и администрации, за участие в боях и военной пропаганде, за их политическую деятельность до восстания.
Немецкое командование дало обязательство приложить старания, чтобы обеспечить сохранность (!) оставляемого в городе общественного и частного имущества. «Технические» статьи предусматривали разборку баррикад, охранные мероприятия и т. д. руками спецгрупп АК /341/.
Подписали соглашение фон дем Бах, СС-обергруппенфюрер, генерал полиции и, по уполномочию генерала дивизии Коморовского (Бура), дипломированный полковник К. Иранек-Осмецкий (Ярецкий) и дипломированный подполковник З. Добровольский (Зындрам).
Официальное коммюнике, опубликованное 02.10.1944 в «Biuletynie Informacyjnem» объясняло вынужденность капитуляции отсутствием помощи, нехваткой продовольствия, вооружения и боеприпасов. Заявление сопровождалось громкими фразами о выполнении долга до конца, о роли Польши в общей борьбе и о том, что союзники всегда могут рассчитывать на Польшу.
Бур-Коморовский, вкусив в ставке фон дем Баха американских гостинцев, сброшенных с «летающих крепостей», выяснив, что их общий предок получил шляхетство в XVI веке, оговорив права офицеров АК в плену, последовал в привилегированный лагерь. Генерал Бах предлагал кузену оказаться в нейтральной стране без захода в лагерь военнопленных, но Бур решил разыграть спектакль с пленом —близостью судеб со своими подчиненными. И последовал в лагерь в персональном поезде Баха в обществе пяти высших чинов АК, адъютантов и денщиков для переноса багажа. В поезд погрузли и машину, на которой Бур приехал в ставку фон дем Баха. Буру был выдан персональный опекун – группенфюрер СС Фогеляйн, муж сестры Евы Браун, любовницы/жены Гитлера, по совместительству – его старый сослуживец по австро-венгерской армии и соратник по конным скачкам. Знаменательный конец для главнокомандующего вооруженными силами эмигрантского правительства! Правда, не успевшего вступить в свои права (по показаниям «свидетеля» Баха на судебном заседании).
Когда Бур оказался в Лондоне и в 1946 г. польские формирования распустили, он остался без военных должностей. Пару лет числился премьер-министром «правительства в изгнании» (1947 – 1949), затем членствовал в разных советах, считался автором мемуаров «Аrmia podziemna» (Londyn, 1951). Фактически последние 20лет своей жизни находился на иждивении жены и существовал на деньги, которые графиня зарабатывала шитьем штор и гардин на заказ.