Целью визита Черчилля (9 – 19 октября 1944 г.) было согласование военных планов и действий на завершающем этапе войны. Но не менее важным для британского премьера был наболевший «польский вопрос». 12 октября прилетел из Лондона вызванный им Миколайчик. Команда Черчилля неплохо подготовилась к переговорам. Она не только вызвала Миколайчика, но собрала и изучила сведения о ведущих деятелях КРН и ПКНО. Англичане даже раскопали, что Берут— это псевдоним. Подлинная фамилия председателя КРН —Краснодембский. Он был советским коммунистическим агентом, арестованным в Польше и освобожденным в 1922 г. в рамках обмена заключенными. (Сталин спокойно отреагировал на то, что имеет дело с «зэком» и обещал выяснить вопрос об обмене арестованными. Миколайчик в какой-то момент заметил, что Сталин сам был арестантом.) «Бомба» не сработала/357/. Подготовка к новой встрече велась основательно также советской и польской «люблинской» сторонами. 28 сентября в Москве была польская делегация во главе с Берутом. На следующий день ее принимал Сталин. Темой переговоров были внутренние и международные аспекты «польского вопроса». После возвращения делегации в Люблин, 9 октября состоялось заседание ЦК ППР, которое окончательно определило польскую позицию и назначило делегацию в Москву.
Перед отлетом в Москву Миколайчик пытался потребовать от своего правительства полных и неограниченных полномочий для переговоров с Люблинским комитетом и советским правительством. Министры Квапинский (ППС) и Качиньский (ксендз, СП) грозили отставкой в случае принятия такого решения. Кукель (генерал) и Кот (СЛ) выражали решительный протест. В результате Миколайчик был вынужден принять обязательство придерживаться следующих принципов: 1) Демаркационная линия приблизительно по «линии Керзона». Окончательная граница после войны в результате (после?) всеобщих выборов. 2) Расширение состава правительства за счет трех представителей Польской коммунистической партии. Никакого слияния (фузии) с Люблинским комитетом. 3) Подчиниться Советам в военных вопросах. Однако никаких выборов президента и изменения Конституции до проведения всеобщих выборов.
13 октября был «польским днем» на переговорах. Изысканной дипломатической вежливостью бурная полемика не отличалась. После встречи со своими делегациями советская сторона (Сталин, Молотов, новый посол в Великобритании Гусев) и британская (Черчилль, Иден, Кларк Керр, Бирс) в присутствии наблюдателя —посла США А. Гарримана – провели заседания по очереди с поляками из Лондона и из Люблина. Первым были Миколайчик и его команда (Грабский, Ромер, Мнишек). Стороны обозначили свои позиции. Молотов определил советскую: хорошо было бы, если бы Польша встала на ноги как хороший сосед Советского Союза. СССР исключает возможность возрождения на своих западных границах враждебной Польши. При реорганизации польского правительства важно договориться о конкретных лицах, соотношение политических сил не имеет особого значения. Сталин добавил: не имеет значения, на основе какой Конституции создавать Временное правительство. (На чем настаивал Берут— для него лишь на основе Конституции 1921 г.)
Черчилль поддержал сталинскую идею, но осуществляемую великими державами. Он говорил и писал в Foreign office: «Нации, которые оказались не в состоянии защитить себя, должны принимать к руководству указания тех, кто их спас и кто представляет им перспективу». Он признавал: «Имея общие границы с Польшей, Советский Союз имеет право добиться дружественного правительства. К этому обязывает, помимо прочего, кровь советского народа, обильно пролитая на полях Польши во имя ее освобождения». В целом на «польских» заседаниях Черчилль держался на тегеранских позициях.
Миколайчик оставался на позициях меморандума. Но оказалось, что его формулировки Сталин помнил лучше Миколайчика. Польский премьер, излагая свой документ, путался в частностях, противоречил сам себе. Когда Молотов напомнил ему, о чем шла речь в Тегеране, о позиции Рузвельта, он совершенно стушевался. Его слушатели потеряли терпение. Особенно горячился Черчилль. Миколайчик не хотел понять, что главный вопрос —граница, «линия Керзона». Для него это раздел Польши. Сталин парировал: а вы за раздел украинских и белорусских земель.
Во всех репликах и высказываниях Черчилля сквозило стремление застолбить в Польше английское влияние и позиции польского правительства в эмиграции. Для Сталина вопрос о едином правительстве в Польше на этом заседании стоял на первом плане. Чтобы успокоить Черчилля и Миколайчика, Сталин повторил, что он не собирается устраивать в Европе большевистских революций. А дефект меморандума и, соответственно, выступления Миколайчика в том, что он игнорирует ПКНО, которому СССР передал управление освобожденными территориями Польши. У Комитета есть сила— армия. И второе: «Если поляки хотят иметь отношения с Советским Союзом, то без признания «линии Керзона”они этих отношений не установят». Равным образом их не будет, если не согласятся на реконструкцию правительства на основе соглашения с ПКНО. Это был ультиматум. Сталин признал, что в меморандуме есть и хорошее. Это схема отношений между СССР и Польшей после освобождения страны. Но эта схема представляет собой лишь часть общего вопроса, в котором основное значение имеют проблемы границы. Следующая проблема— угроза гражданской войны в Польше. Миколайчик же все говорил и говорил, что он не уполномочен решать и делать декларации относительно границ.
Черчилль прервал его и заявил: Миколайчик должен признать тот факт, что британское правительство поддерживает Советский Союз в отношении новой восточной границы. Что бы Миколайчик ни говорил, речь идет о будущности Европы, и его просят сделать храбрый жест, чтобы обеспечить мир во всей Европе. Советский премьер выражался не менее напористо, чем Черчилль: «Мы не торгуем украинскими землями, и вообще мы землями не торгуем. Он, тов. Сталин, не знает, о чем поляки („люблинские“ —В. П.) думают, но Львова они не получат». Сталин продолжил: Миколайчик на принимает в расчет, что в Красной армии за эти территории дерутся полтора миллиона украинцев и белорусов. Украина и Белоруссия пострадали больше Польши. А пан Миколайчик об этом не помнит, хотел бы эти земли захватить и этим доказывает, что он сам империалист. Черчилль прибавил, что поляки получат Данциг (Гданьск), Силезию и другие территории одинаковой ценности. Этим полностью компенсируются Полесские болота. Молотов пояснил: Польша на востоке от Буга, на западе —до линии Одера/Одры. Миколайчик уклонялся от принятия предложений КРН и ее условий создания единого польского правительства, которое признают три державы. Сталин также стоял на своем: демаркационная линия— это означает, что Советский Союз не имел бы постоянной государственной границы. Кроме того, в Польше и Советском Союзе разные экономические системы. Советское правительство не может иметь сегодня одну границу, а завтра— другую. «По мере продвижения Красной армии население восстанавливает колхозы и советскую власть. Если поставить под вопрос границу, то надо будет все снова переделать». При демаркации линии границы возможны локальные ее коррективы.
Заседание с участием делегации ПКНО и КРН (Б. Берут, Э. Осубка-Моравский, М. Роля-Жимерский) было, очевидно, необычным для Черчилля. Он, скорее всего, впервые на столь высоком переговорном уровне встретился не с рафинированными дипломатами, а с типографским наборщиком (профессия Берута) и кооперативным деятелем средней руки (Осубкой), правда, ста́тью не уступавшему высокородному аристократу, наподобие Идена —эталона мужского шарма своей эпохи. Черчилль сразу показал, что он стоит на стороне баррикады эмигрантского правительства: Британия вступила в войну, потому что Германия напала на Польшу, но «это было поводом». «Британское правительство, конечно, не может покинуть людей, с которыми сотрудничало пять лет». А он верен друзьям.
Польская делегация также не привыкла быть в столь высоком международном собрании прожженных дипломатов, английских аристократов и американских миллиардеров. Берут также показал, что он верен друзьями может выступать как глава государства —спокойно, веско и доказательно. Британскому премьеру не понравилось, что его позиция почти не расходилась с точкой зрения Сталина по основным вопросам. Польская делегация не выходила за рамки подписанных с СССР соглашений о границах, но делала это напористо, конкретно, не размениваясь на несущественные мелочи. Если Миколайчик оборонялся, мямлил и отступал, то Берут и особенно Моравский (Осубка) наступали: высказывали свои претензии к эмигрантскому правительству, ставили свои условия соглашений, сроков проведения преобразований, давали свои оценки произошедших событий. Условием объединения обеих частей польской политической жизни Берут выдвигал, кроме большинства для ПКНО в объединенном Правительстве национального единства, признание Конституции 1921 г., признание основных положений манифеста ПКНО, где ставился вопрос о внешней политике Польши и о тех непременных реформах, которых жаждет польский народ, а именно о земельной реформе, ожидаемой польским крестьянством уже двести лет.
Черчилль наверняка понимал, что немедленное проведение аграрной реформы – это изменение позиций и настроений самого многочисленного класса в Польше, возможность поворота крестьянства в сторону сотрудничества с ПКНО и ППР, укрепления их власти. На требовании Берута о немедленном проведении земельной реформы Черчилль «сломался», вспылил: что вы «ломитесь в открытую дверь»? «Земельная реформа— программа правительства Миколайчика. Нужна территория. Крестьянство пусть подождет несколько месяцев, ждало двести лет». Сталин встал на сторону ПКНО: реформу проводить сейчас, земля не обрабатывается. А саму территорию, как старые, так и новые (вскоре) земли, он без громких слов о судьбах Европы передавал в руки ПКНО/Временного правительства. К весне 1945 г. аграрная реформа в Польше была проведена. Поля в максимально возможном объеме вспаханы (заминирование огромных площадей —раны войны) и засеяны до Одры, что послужило дополнительным аргументом в пользу передачи этих земель Польше на Потсдамской/Берлинской конференции в августе 1945 г. Польша получила обещанные Сталиным Западные земли не только по Одеру/Одре, но и со Щециным/Штеттином.