ков.
СССР усилил обеспечение Войска Польского. Москва предоставила Варшаве долгосрочный кредит на поставки вооружения и снаряжения, начиная с 1 июля 1945 г. и по 1 января 1947 г. С правительства Польши снималась тяжесть немедленного вложения больших средств в оборону страны. 21 апреля 1945 г. СССР и Польша подписали договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве, который вызвал острый протест союзников. Договор гарантировал Польше немедленную помощь СССР в случае возобновления агрессивной политики Германии или объединенного с ней другого государства. Последнее, несомненно, было адресовано союзникам по разгрому Германии. Статья 4 договора явилась фактически заключением военного союза двух стран. В речи по случаю подписания договора Сталин отметил его международное значение на тот период: «Теперь имеется единый фронт между нашими странами от Балтики до Карпат против общего врага, против немецкого империализма. Теперь можно с уверенностью сказать, что немецкая агрессия осаждена с востока»/380/.
Отношение к крымским решениям привело к существенным изменениям в «лондонском лагере». Рачкевич демонстративно назначил Андерса исполняющим обязанности командующего вооруженными силами (пока Бур-Коморовский не добрался до Лондона), хотя этот генерал выступал против ялтинских решений. Правительство Арцишевского, выразив 13 февраля протест против крымских решений, отдало приказ уничтожить компрометирующие документы, но сохранить шифры и деньги.
Разброд и шатание охватили Раду народову. Ее попытка высказаться относительно крымских решений окончилась безрезультатно. Проекты резолюции, поступившие от партий, были прямо противоположны. Но подтвердился почти единый фронт людовцев и Стронництва праци против народовцев. Людовцев в проекте резолюции партнера не устраивал только один пункт— критика союзников. Хотя Рада народова требовала от альянтов (союзников) границы по Одеру/Одре и Восточной Пруссии, но молчала по поводу «линии Керзона» и выступала за жизнь Польши «в семье народов, которые любят свободу, [воспитаны] на культуре и стремлениях западной демократии». Президиум Рады так и не выбрал ни одного из трех проектов резолюции. В стране на пленарном заседании Рады едности народовой (РЕН) возобладало мнение людовцев, и 22 февраля 1945 г. большинством голосов она приняла резолюцию, которая заявляла о согласии с крымскими решениями. 30 апреля в РЕН были поставлены вопросы об отставке Рачкевича и Арцишевского. Из них лишь требование отставки Рачкевича было поддержано ее главной комиссией. Разногласия по вопросу об отношении к эмигрантским властям привели к расколу РЕН и выходу из нее Стронництва людового – РОХа, еще осенью 1944 г. ушедшего из правительства в Лондоне. Однако до 12 июня 1945 г. людовец С. Корбоньский оставался делегатом. Падению престижа эмигрантского премьера способствовал его публичный отказ от части западных польских земель, возвращение которых являлось одним из пунктов в программах почти всех польских политических партий в годы Второй мировой войны.
Негативные тенденции во внешней политике Великобритании и США, а также долгое отсутствие согласия Миколайчика на признание крымских решений крайне затрудняли работу созданной в Ялте специальной смешанной комиссии по определению состава Польского временного правительства национального единства. Тем не менеекомпромиссное решение было найдено по причине заинтересованности в нем всех партнеров. США и Великобритания уступали Москве, чтобы получить участие солдат Красной армии в войне с Японией. Советский Союз уступал по персональному составу нового польского правительства, чтобы, имея согласие на границу 1941 г. всех участников этого правительства, закрыть территориальный спор. Власти в Варшаве были остро заинтересованы в отказе западных союзников от признания польского правительства в эмиграции и его военно-политических структур на польской территории, чего и добились. 28 июня 1945 г. состав коалиционного правительства был оглашен в Варшаве. Это открывало возможность полного международно-правового признания нового государства и его равноправного присутствия в международном сообществе. Польша почти до конца ХХ века оставалась в сфере контроля СССР, а польские коммунисты сохраняли свое решающее участие в системе власти.
Если ранее любой шаг и акт ПКНО и Временного правительства вызывал протест правительства в эмиграции, то теперь такие же протесты следовали относительно действий Миколайчика, отбывшего в Москву без полномочий Арцишевского. Воспроизведение переговоров не входит в нашу задачу. Отметим только, что на них не было представителей РЕН, делегатуры, как и представителей правительства Арцишевского, которое решило в связи с этим объявить нелегальным Правительство национального единства и, вопреки констатации Потсдамской конференции, что польское эмигрантское правительство «больше не существует», продолжать международно не признаваемым функционировать до 1990 г. Официально удаленные с мировой дипломатической арены, они решили, «уходя, хлопнуть дверью». 6 июля 1945 г. Великобритания заявила о признании Правительства национального единства. В тот же день Э. Рачинский вручил А. Идену ноту: «Имею честь заявить, что на свой пост чрезвычайного и уполномоченного посла при дворе святого Якова я был назначен конституционно избранным президентом и правительством польской Речи Посполитой, которым я обязан соблюдать верность и послушание. В соответствии с этим я не могу передать функции, власть и пост без получения соответствующих инструкций от господина президента Речи Посполитой и правительства Речи Посполитой, которые по-прежнему остаются единственными конституционными независимыми представителями Польши». Подобную ноту вручил посол в США Цехановский. Андерс вскоре издал по корпусу приказ: «Нам надо, сомкнув ряды, ждать изменения обстоятельств. Это изменение должно произойти. Борьба не окончена». Командующий на средиземноморском театре фельдмаршал Г. Александер по указанию сверху потребовал, чтобы Андерс приказы, затрагивающие политические вопросы, предварительно представлял в Главную ставку. В противном случае будет сменен командир корпуса. А стремление безгранично увеличивать численность корпуса за счет освобождавшихся из плена поляков ограничили путем сокращения штатов и выделяемых корпусу продовольственных пайков.
Принятое в Москве решение о роспуске и самороспуске руководящих инстанций «лондонского» подполья в Польше соответствовали позициям партий, представленных в РЕН. Людовцев в ней уже не было, они сами были одними из создателей Правительства национального единства. Социалисты признали его. Стронництво працы присоединилось к мнению большинства и приняло предложенные ему посты в органах новой власти. Отказалось признавать Правительство национального единства только одна партия бывшего лондонского лагеря – Стронництво народове. «Лондонский лагерь» заявил о переходе к легальной политической борьбе за цели нации и программы партий. Свои позиции он изложил в воззвании к польскому народу и в «Завещании подпольной Польши». Самораспустившаяся Рада едности народовой (РЕН) заявила, что политика неуступчивости, непризнания крымских решений, проводимая правительством в Лондоне, «начала расходиться со свершившимися фактами, созданными Россией». С достигнутым в Москве компромиссом борющаяся Польша должна считаться. «С созданием нового правительства и признанием его западными державами кончается для нас возможность легальной конспиративной борьбы, опирающейся на всеми признаваемое правительство в Лондоне, и встает проблема явной борьбы демократических партий в Польше за цели народа и свои программы»/381/.
Платформой своей деятельности Правительство национального единства признало манифест ПКНО.
Линия польских западных границ в Ялте не была конкретно определена. Решение было отложено до следующей встречи глав великих держав в Потсдаме (17 июля – 2 августа 1945 г.). К этому времени мнение западных союзников по вопросу, наказать ли Германию, передавая часть ее территории Польше, не изменилось. Но они стали считать необходимым сдвинуть польско-германскую границу (р. Западная Ныса) на восток (р. Восточная Ныса) так, чтобы урановые (Кузнецкие) рудники остались в пределах послевоенной Германии. Позиция Сталина, настойчивость польской делегации во главе с Б. Берутом, приглашенной в Потсдам для представления своего мнения по польским вопросам, обеспечили закрепление границы Польши по р. Западная Ныса. В решении конференции говорилось, что бывшие восточные германские территории, «включая территорию бывшего свободного города Данцига, должны находиться под управлением польского государства, и в этом отношении они не должны рассматриваться как часть советской зоны оккупации Германии», но окончательное определение этой границы Польши откладывалось до мирного урегулирования30, что было данью международным традициям, а с другой стороны – надеждами определенных сил переиграть принятые в Потсдаме положения. Пока же советские военные эшелоны еще шли на восток в сторону Маньчжурии и Японии.
Принятая в Потсдаме формулировка по границе не давала оснований считать решение союзников окончательным, хотя одновременно другим постановлением глав великих держав о принудительном перемещении всего гражданского немецкого населения в пределы послевоенной Германии открывалась возможность практического установления этой границы. Принималось во внимание и то обстоятельство, что еще до постановлений в Потсдаме сотни тысяч тех, кто считал себя немцем по национальности, бежали или были эвакуированы вместе с отступавшими частями вермахта. (Согласно переписи 1946 г.,из 23,9 млн. человек в Польше оставалось 2 млн 288 тыс. немцев.) С другой стороны, к моменту Потсдамской/Берлинской конференции на новые польские Западные земли уже переселилось около 900 тыс. поляков.
Установление германо-польской границы, которая была фактически закрыта с 10 июня 1945 г., без трехсторонних гарантий союзников было выгодно советской стороне. Она, а не Польша, была в состоянии защитить эту границу как границу своей и польской безопасности. Для Польши, находившейся в сфере влияния СССР, это означало фактор пролонгированной зависимости от Москвы. СССР становился единственным реальным гарантом немецко-польской границы по Одре – Нысе на многие годы. Тем более что к весне 1945 г. у Сталина начало вызревать очередное изменение взглядов на проблему послевоенного устройства мира. Он ее изложил одному из лидеров югославской компартии Миловану Джиласу: «В этой войне не так, как в прошлой. А кто займет территорию, насаждает там, куда приходит его армия, свою социальную систему. Иначе и быть не может. Если славяне будут объединены и солидарны— никто в будущем и пальцем не пошевельнет… Если в Париже нет коммунистического правительства, то только потому, что в 1945 г. у России нет армии, которая могла бы дойти до Парижа»/382/.