Когда повстанцы перешли к обороне, немецкое командование в городе вздохнуло с облегчением. Теперь ликвидация мятежа — вопрос лишь времени. Лишь бы русские не начали наступления…
Но Берлин, генерал Гудериан, заверили: на фронт брошены все резервы, подтянуты свежие танковые части, пехотные соединения. Усилена авиация.
А русским надо еще привести в порядок свои войска, полностью обескровленные после такого длительного и тяжелого наступления. Но, пока они с этим справятся, восстание будет уже подавлено.
Штурмовые немецкие соединения разрубали Варшаву на части, изолировали отдельные узлы сопротивления и уничтожали их один за другим.
Уже 8 августа немцы заняли район Воля, а потом отрезали Старе Място от остального города — врезались клином до самой Вислы. Теперь бои шли на Гжибовской улице. В руках у немцев был мост Понятовского, они атаковали Маршалковскую, Крулевскую, Вспульную. Против повстанцев стали применять тяжелую осадную артиллерию.
В течение трех первых дней осады Старого Мяста из тысячи домов было разрушено и сгорело больше семисот зданий.
И в тот момент, когда советские солдаты приостановились, чтобы набраться сил, политиканы из эмигрантского правительства в Лондоне и Варшаве распространили подлый и ядовитый слушок: русские не хотят брать Варшаву… Это была такая же грязная клевета, как и затеянная полтора года назад катынская провокация.
Впоследствии председатель Рады Едности Народовой Пужак голословно обвинял советское командование в преднамеренной приостановке наступления в связи с началом восстания в Варшаве.
14 августа Коморовский направил в Лондон, в штаб Верховного главнокомандующего, следующую радиограмму:
«[…] С момента вступления советских войск на польскую территорию в январе 1944 г. части АК устанавливали связь с советскими командирами для согласования действий. Так было на Волыни и Виленщине, в Восточной Малопольше, Белостокском и Любельском воеводствах. Все контакты закончились печальным опытом, поскольку после использования нашей помощи на поле боя командиры всех частей и подразделений АК были арестованы, и части разоружены советской армией.
После такого опыта мы не старались заранее установить связь из Варшавы с советским командованием, ожидая проявления их доброй воли. Как только 3 августа в штаб АК прибыл советский капитан Калугин, он был принят и размещен в штабе командующего восстанием.
Через посредничество капитана Калугина 7 августа были переданы советскому командованию потребности АК в оружии и цели в Варшаве для бомбардировки с воздуха.
Кроме того, командующий восстанием в Варшаве направил через Лондон радиограмму маршалу Рокоссовскому с предложением согласования действий и оказания Варшаве помощи, к сожалению, до сегодняшнего дня как телеграмма капитана Калугина, так и командующего восстанием остались без ответа.
Лавина».
Трудно найти более фальшивое послание генерала Коморовского. Здесь все ложь.
В конце августа — начале сентября восставшие оказались в критической ситуации. Бур-Коморовский уже обдумывал планы капитуляции, а возможное сотрудничество с Войском Польским называл «предательством». Но не прекращал выпрашивать помощь оружием и боеприпасами, продовольствием у Красной Армии. Когда же советские самолеты ее сбрасывали, аковцы распространяли слухи, что это помощь англичан.
В этих условиях настоящие польские патриоты, невзирая на партийную принадлежность, пошли на прямое установление связи с советским и польским командованием. Для этой цели были выбраны женщины-разведчицы, зарекомендовавшие себя в ходе боев с немцами.
Еще до этого, 15 августа, руководство АЛ пыталось установить связь с Главным командованием Польской Армии, направив двух связных. Однако при переходе линии фронта погибла при взрыве мины разведчица варшавского штаба АЛ Анна Сконецкая, несшая письмо, а оставшаяся в живых Владислава Пясковская из пражского округа АЛ смогла лишь устно пересказать известные ей сведения, что не встретило должной реакции. И советское, и польское командование оставались в полном неведении о положении в Варшаве.
Следующая попытка установление связи с советским и польским командованием была предпринята почти через месяц. Партизанские разведчицы Алиция Духиньская из АЛ и Ева Плавская из АК переплыли Вислу в ночь с 13 на 14 сентября.
Но еще раньше, в ночь на 10 сентября, переправились на лодке через Вислу севернее Варшавы секретарь Варшавского комитета ПРП Изольда Ковальская и Софья Яворская из Союза борьбы молодых.
Они удачно попали прямо в расположение польских войск, и их сразу же направили в штаб, где они доложили о положении в северной части Варшавы. Затем разведчиц переправили в Люблин. Их информация была особенно важна в политическом плане: о расстановке сил, о целях, которые ставят перед собой различные политические группировки, о перспективах восстания.
Но наиболее ценную информацию доставили офицеры разведки АЛ Хелена Яворская (Янта) и Янина Бальцежак (Ева).
Из центра Варшавы через захваченные немцами улицы Хелена и Янина пробрались в юго-восточный Чернякув, находившийся в руках повстанцев.
В ночь на 11 сентября они на лодке тронулись в путь. Над рекой то и дело вспыхивали осветительные ракеты, на противоположном берегу, в Праге, кипел бой, иногда шальные снаряды падали в воду совсем близко, но девушкам повезло: им удалось добраться до пражского района Саска-Кемпа.
Высадились буквально под носом у немцев, но те не заметили их, отвлеченные боем с наступавшими советскими войсками. Кое-как, ползком и перебежками, девушки в предрассветном тумане пересекли линию немецкой обороны и увидели первый советский танк.
Сведения оказались настолько ценными, что их тут же передали в штаб маршала Рокоссовского. Вспоминая о сообщениях польских разведчиц, начальник оперативного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР Сергей Штеменко писал: «От них советское и польское военное командование впервые узнало подробности о характере восстания, расположении и состоянии повстанческих сил».
Только после прибытия первых посланцев АЛ польское и советское руководство смогли сориентироваться не только в конфигурации позиций повстанцев, разбросанных по всему городу, но и понять, что настроение восставших является антифашистским, понять масштабы варшавской трагедии.
Сообщение агентства печати ПКНО о переходе польских патриоток с просьбой о помощи борющейся Варшаве заканчивалось словами: «…Помощь будет оказана».
В тот же день зам. нач. Генштаба Красной Армии генерал Антонов и генерал С. Штеменко, передали информацию о положении в Варшаве Сталину, который распорядился сделать все возможное для оказания помощи варшавским повстанцам, включая доставку вооружения, боеприпасов и прочего по воздуху.
Вечером того же дня начался сброс необходимых грузов, который продолжался пятнадцать дней. В упаковке грузов помещались записки: «Красная Армия шлет боевой привет героическим бойцам Варшавы. Подойдя к стенам Варшавы, мы получили возможность оказать вам братскую помощь».
Под Варшавой начались кровопролитные бои. Все попытки помочь повстанцам не увенчались успехом. Только в августе и первой половине сентября войска 1-го Белорусского фронта потеряли на этом направлении 166 808 бойцов.
А лондонская радиостанция «Свит» с попугайской настойчивостью повторяла и повторяла главное, ради чего началось восстание: «Во главе польского государства в Варшаве стоит правительство, сформированное должным образом и согласно закону… Только оно является единственной властью в границах Польской республики…»
И тут же, без всякого перерыва, начиналась истерика:
«Молим о помощи Варшаве тех, кто является ее должниками… Бросаем на чашу истории кровь, пролитую на улицах Варшавы. С помощью или без помощи, поддержанная или одинокая, столица завершит борьбу за освобождение и независимость. Да благословит Бог Варшаву!»
Подобной демагогией было вполне безопасно и комфортно заниматься из Лондона. Но интересно, кто же является должниками Варшавы?
По мнению господ в потертых фраках, должниками Варшавы, да и всей Польши является весь остальной мир. Все ей должны, все перед ней виноваты! Какой же брехливой сволочью надо быть, чтобы говорить все это!
Генерал Бур разместил свой штаб в одном из самых глубоких подвалов Старого Мяста, всего в нескольких сотнях метров от немецких позиций. Немецкие летчики и артиллеристы, боясь поразить свои войска, предпочитали бросать снаряды и бомбы подальше от переднего края. А пулеметный огонь и мелкокалиберные мины в глубоком подвале были не страшны.
Как и в начале восстания, генерал Бур никак не мог повлиять на события: они шли мимо него. Он оставался лишь сторонним наблюдателем.
Уже месяц, как восстала Варшава. Старый город лежит в руинах. Из семи тысяч солдат Армии Крайовой, защищавших этот район, здесь остались едва полторы тысячи, считая раненых. Связь прервана, и Старе Място отрезано от всего города.
Силы повстанцев таяли, потери увеличивались. Гражданское население стало относиться к ним все более недоброжелательно.
«Среди польского населения после компании 1939 года преобладали проанглийские настроения. Сейчас, когда восстание потерпело поражение, польское лондонское правительство тоже должно подать в отставку. <…> В начале восстания население Варшавы сердцем и мыслями было с бойцами АК; энтузиазм был велик, солдатами АК восхищались. Все считали, что восстание вскоре победит. Теперь людей из АК обвиняют в том, что они устроили восстание, которое принесло населению столько несчастий и разрушило город».
К 18 сентября у восставших появились новые надежды: стало известно, что советское правительство известило западных союзников о согласии предоставить аэродромы для самолетов США.
Но кардинально изменить обстановку это, конечно, не могло. Упорные бои продолжались, число жертв неуклонно росло, особенно — среди гражданского населения. Не хватало не только медикаментов и перевязочных средств, но даже и воды. Паника все больше охватывала ряды варшавян — немцы упорно и настойчиво продолжали наступление. Командование АК уже не верило в способность своих солдат вести наступление и прорвать оборону противника, чтобы покинуть город.